Сон-трава. Истории, которые оживают

– Как-как? Вспомни как она по деревне ходит всю жизнь, нос задрав, так и есть -корона на голове.

– Какая корона? – не понимала бабка Зоя подругу.

– Не знаю какая, золотая, наверное, с брильянтами, раз так важничает. Поди да спроси у неё.

– Да ты послушай, там кашель должен быть.

– Ну так и есть, больна Люська-Бригадирша, – невозмутимо продолжала бабка Нюра, – Она всегда кашляет.

– Да ты чо болтаешь? Люська кашляет оттого, что куряща она.

– Ну хорошо, скажи тогда, что там ещё должно быть при этом твоём вирусе заморском?

– Ещё температура говорят.

– Вот! Щёки-то у Люськи всегда горят, как маков цвет!

– Так ведь она их мажет этими, как его, румянами что ли… – сощурила глаза бабка Зоя, вспоминая название.

– Ладно, а ещё что болит от этой короны?

– Дышать тяжело, говорят.

– Так и есть. Люска-то как чуть шагу прибавит, сразу задыхается.

– С такими габаритами немудрено, вон у ей корма какая, – парировала бабка Зоя, – Вот ты бы лучше в магазин сходила, чем ёрничать тут сидеть. В городах и то всё скупили, я сама видела по телевизору, а уж нам тем более ничего не привезут сюда. Погляжу я потом, как ты тогда зубоскалить будешь.

– Да и пусть не везут, – усмехнулась бабка Нюра, – У меня вон соленья полный подпол, картохи тоже, сало в холодильнике. Что мне твой магазин? Так и быть, без пряников да чая протяну. Шиповнику заварю.

– Эх, – махнула рукой бабка Зоя, вставая с дивана, – Да ну тебя, всё не как у людей! Я тебя предупредить хотела, а ты…

– Ну, считай – предупредила. Теперь этот твой коронавирус врасплох меня не возьмёт. Айда чаю попьём?

– Ну айда, – примирительно согласилась бабка Зоя, – С чем чай-то?

– Да пока с пряниками. А коли придётся оборону держать, так уж с сухарями будем пить, не обессудь.

– А наливки твоей фирменной не осталось ли?

– Как не остаться? Есть.

Бабка Нюра полезла в шкаф и, пошарив в его недрах, выудила на белый свет поллитровку с рубиновой наливкой.

– Вишнёвая.

Подруги сели за стол, выпили по рюмочке, а потом принялись за чай с пряниками и вареньем.

– А и правда, Нюра, чего нам этот вирус? – успокоившись, сказала вдруг бабка Зоя, – Мы в войну лебеду ели, золой мылись, а теперь-то чай до такого не дойдёт, выживем.

– Выживем, – согласилась наконец с подругой бабка Нюра, – Русские не пропадут. Пусть только сунется к нам вирус этот, в короне…

Свадьба

– До чего весёлы раньше свадьбы-то были!

– И не бай, Нюра, не чета нынешним.

– Умели мы погулять, Зоя, помню, когда Борька женился до того дошло, что Федьку Сивого потом три дня найти не могли.

– Как не помнить, всем селом его тогда искали, думали уж утоп, а он окаянный в соседней деревне нашёлся!

– Ой, до сих пор, как вспомню, так покатываюсь со смеху, – вытерла слёзы бабка Нюра, – Это ж надо, уснул в чужой телеге, рогожей прикрылся, чтоб комары не заели, а гости-то как стемнело домой засобирались, дети, мол, малые дома, надо ехать, спасибо за хлеб-соль, сели на телегу, ну и укатили. Вместе с Федькой.

– Ить до чего спал, – смеялась бабка Зоя, – И не понял, что везут его и не проснулся.

– Какой понять, он ещё на следующий день до обеда под тою рогожей-то дрых. А к обеду проснулся, глаза открыл и не поймёт ничего, темно, душно, сверху давит чаво-то.

– А это хозяева навозу навалили сверху, в город собрались везти, на продажу по договорённости. Дочку свою старшую отправили, она с лошадью хорошо управлялась.

– Ой, Нюра, смех! И ведь тоже Федьку не заметили.

– Заметишь его… Тощой был, что твоя клюка. Это уж опосля его Наташка-то раскормила. Да и хозяевы сами тоже с похмелья. Чай, и они на свадьбе хорошо погуляли, не только Федька.

– Вот нам с тобой смешно, Нюра, а Наташу, поди, тогда чуть кондратья не хватила, когда посреди леса Федька из-под навоза заголосил.

– Не бай-ка, Зоинька, – снова покатилась со смеху бабка Нюра, – Дурак-то, испужал девку. Я, говорит, думал, что в гробу очнулси! Заголосил да полез из-под рогожи-то, благо не шибко большая гора навоза была. Наташка как тако явление увидала, так с телеги-то и повалилась, руками замахала, закрестилась. А Федька лезет из навозу-то! Выскочил как чёрт из табакерки и всё голосит, да руками машет!

– А Наташка глядит како чудище на свет Божий из говна вылезло, так и бросилась в лес бежать, не разбирая дороги, думала конец ей настал. Сожрёт её эта нехристь сейчас и костей не найдут в лесу. Я, дак чай там же бы и померла со страху.

– Сравнила, старая, себя и девку молоду! У неё сердце-то крепко будет, чай.

– Наташа-то бежит, а Федька за ей. Он, видишь, уж понял к тому моменту, что не помер, обрадовался, значит. Ну и хотел Наташку догнать, радостью-то поделиться, а то ведь распирает она его изнутря, да успокоить, что бояться ей нечего.

– И ведь успокоил, – ответила Нюра, – Так успокоил, что тепереча четверых внуков уж няньчат.

– Что есть, то есть, а тогда она его знатно огрела палкой. Он чуть и вправду дух не испустил, на этот раз уж по настоящему. А как он брякнулся наземь, она ближе подошла, да на него глядит, и узнала в чудище навозном Федьку с соседнего села. Тут уж она ещё хлеще испужалась, думает, ну всё, убила парня. Давай реветь. Дитё ещё, семнадцать годов. А Федька возьми да оживи, и тоже, не будь дурак, выкрутился. Ежели, говорит, на свидание со мной пойдёшь, так никому не скажу, что ты меня чуть на тот свет не отправила.

– Вот как раньше семьи-то создавались, Зоя, разом и на века!

– Да… Зимой уже на их свадьбе плясали, ой весело тоже было! Степан уснул пьяный, а Любанька ему на лбу нехороше слово написала свёклой, то, что из трёх буков.

Тот наутро проснулся, похмеляться пошёл, а все над ним хохочут. Он не поймёт, что такое. Потом к зеркалу кто-то его подвёл. Ох, и бежала тогда Любанька от него по улице, у Марчёнковых в избе спряталась. Ну ничо, опосля Степан похмелился, раздобрел, сам посмеялся. Дня два ходил ещё с тем словом на лбу, пока в бане не попарился. А Федька с той поры и стал не Сивым, а Навозным.

– Ох, – вздохнула Нюра, – Ну тебя, Зоя, аж от смеха всё подвело в нутрях. Айда чаю что ли попьём, всё пересохло в роте-то.

– Пойдём, попьём, – согласилась бабка Зоя, кряхтя и вставая с дивана, – Да, весёлы раньше свадьбы были… Не то что теперь…

Сонечка