Князь Тьмы и я. Книга вторая

– Мы – можем, я – нет, – спокойно ответил тысячник. – Я разберусь с ней сам.

То есть он пойдет себе геройствовать, вести расследование, мотаться по городу, жить в конце концов, а мне тут… заниматься сексом с Дарканом? Так получается?

Посидела, нервно кусая губы, и высказала:

– Ты не можешь так поступить со мной, Навьен.

Шаг ко мне, тысячник наклонился, посмотрел мне в глаза и тихо выдохнул:

– Я не могу поступить с тобой иначе, Каиль. Ты – его женщина. Ты его жена. И он тебя искренне любит, к моему бесконечному сожалению. Я сделал все, что мог. Я пытался. Я убрал доктора и зачистил следы. Я… Ты слышала слова князя.

Подавив судорожный вздох, тихо переспросила:

– Это те слова, среди которых было: «Каиль вполне устраивает меня и такой, какая она есть»?

Тысячник молча кивнул.

Что ж, эти я слышала.

– Это после твоей фразы: «Обычная девка, таких миллиарды. Я уберу ее быстро, найду максимально похожую вампиршу, пара операций и никто никогда не заметит подмену, а у вас будет достойная княгиня без вывертов и склонности к диверсиям»? – поинтересовалась у Навьена.

– Хороший слух, – весьма цинично похвалил он.

Да, слух у меня, к сожалению, хороший.

– Это был наш единственный шанс? – спросила едва слышно.

И Навьен устало произнес:

– Да.

Помолчал и добавил:

– Прости.

Когда он выпрямился – я все еще смотрела на него. Когда развернулся, и вышел – я смотрела в пространство, где еще секунду назад стоял он, и чувствовала как глаза жгут слезы. Когда за ним захлопнулась дверь, две соленые капли сорвались с ресниц.

Дверь открылась снова, вошла моя новая горничная, которую я абсолютно точно верну Малисент, как только придумаю иной вариант увольнения Греи, в смысле тот вариант, в котором Даркан не отрывает ей голову, я…

– Княгиня, – Грэя неожиданно подошла очень близко, наклонилась к моему уху, и прошептала, – князь приказал покинуть столовую и спуститься вниз. Приказ немедленно надлежит исполнить.

Очень хотелось сказать нет, ответить как-нибудь грубо, хотя бы просто заорать, но… я внимательно посмотрела на горничную. Взгляд вампирши выражал что-то такое, чего явно не могла выразить речь, и… она переживала за меня. У меня как-то вдруг сложилось такое ощущение, что Малисент в своем доме всех заразила этой несвойственной вампирам добротой.

– Игрой «в любовь» ты князя надоумила? – мрачно поитересовалась.

– И не только, – с энтузиазмом и сияющей клыкастой улыбкой подтвердила она. – Я предложила двенадцать действительно работающих методик.

Да чтоб тебя!

И я собиралась высказаться по поводу всей ее психотерапии, но Грэя вдруг перестала улыбаться, и напряженно произнесла:

– Княгиня, я ощущаю опасность. Поднимайтесь очень тихо. Идите туда.

И Грэя указала на стену. Там действительно стена была. И темно-зеленые в черные трефы обои, и серебряная окантовка, и… там оказалась дверь. Я это поняла, едва Грэя ее открыла, а так ни за что бы не догадалась. И еще одна маленькая деталь, которую я несколько упустила из виду – вампирша забрала со стола и мой стакан с соломинкой, и салфетку, которая лежала передо мной.

Случившееся далее меня потрясло!

Грэя практически втолкнула меня в темный проход, для женщины ее расы это труда не составляло вовсе, и она же, захлопнув дверь, и погрузив все пространство в темноту, придержала меня, оберегая от удара о противоположную стену.

И почти сразу в доме что-то взорвалось.

Не то чтобы взрыв оказался критическим для здания, но окна в столовой определенно были выбиты, и следом послышался хруст битого стекла, по которому ходили… самоубийцы.

В смысле – наемные убийцы, просто тупые очень, потому как не понимать, чем для них закончится этот «заказ», могли только полные идиоты.

У них была секунда, может две. После быстрое голосовое сообщение кому-то по телефону: «Нет, она не особенная». И три взрыва. Тупо три взрыва.

Когда Грэя отпустила меня и я ринулась к узкой щели дверцы, все что я увидела – трех полыхающих негасимым огнем вампиров, которые рухнули сначала на колени, затем повалились на пол ничком. Их взорвали. Причем несложно было догадаться кто – заказчики нападения, потому как сгоревших вампиров допросить нельзя, вот их и сожгли. Ну и от столовой князя Даркана нихрена не осталось. Вообще нихрена – наверху под потолком плавилась металлическая люстра, хрусталя на ней не осталось.

А потом я увидела стоящего в проеме выбитых взрывом дверей ведущих в холл абсолютно белого как полотно Навьена. Он выглядел страшно – никогда не видела такого ужаса в чьих-то глазах. Я видала разные степени отчаяния и горя, когда работаешь в полиции увидишь и не такое, но то, что сейчас выражал взгляд тысячника… казалось весь его мир только что рухнул.

Просто рухнул.

Превратился в ничто.

Исчез, оставляя пустоту и отчаяние. Если бы вампир мог бы сдохнуть вот так, без нанесения тяжких телесных, то Навьен сейчас подыхал.

Единственное, что держало его на этом свете – взгляд, судорожно мечущийся по столовой в поисках меня… того, что от меня осталось, хотя бы чего-то, что было бы мной.

– Ты странно себя ведешь, – раздался вдруг флегматично насмешливый голос князя.

Тысячник даже не вздрогнул, лишь глухо спросил:

– Где Каиль?

– «Каиль»? – вопрос-насмешка, за которой скрывалась уже практически явная угроза.

И Навьен понял, как сильно попал.

Опустил голову, рухнул на одно колено, и произнес:

– Не Каиль – Княгиня. Я прошу прощения, за фривольность в отношении вашей супруги, князь.

Он почти стал нормальным, в том понимании нормы, которая была типична для тысячелетних вампиров, но хватило его менее чем на секунду, и Навьен глухо спросил:

– Где княгиня?

Вопрос, в котором ничем не завуалированная звучит мольба на грани унижения.