Через четверть часа мне предоставили договор с внесенным пунктом, и вот его я подписала, ощущая себя так, словно подписываю договор с дьяволом. Впрочем, усмешка господина старшего следователя недвусмысленно намекала, что так оно, по сути, и есть.
* * *
Полицейский участок я покинула, встретив на пороге серый снежный промозглый рассвет. Если учесть, что в город я прибыла к десяти вечера… Впрочем, я не хотела думать о том, сколько часов своей жизни я потеряла в этом насквозь лишенном справедливости оплоте власти.
После полицейского участка на душе осталось мерзкое чувство, словно я попала в ловушку без входа и выхода.
Но все отступило, едва со скамьи рядом с участком поднялась большая, закутанная в пальто и теплый пуховый шарф женщина.
– Миссис Макстон! – радостно воскликнула я.
– Мисс Ваерти, как же долго они вас продержали! – возмутилась домопровительница профессора Стентона. – Всю ночь! Небось и чаю не предложили!
Я сбежала со ступеней и позволила себя крепко обнять. Миссис Макстон была одной из тех удивительных женщин, которые делают этот мир светлее и уютнее и которые искренне верят, что все проблемы поможет решить ароматный свежезаваренный чай. Не получается уравнение? Чашка чаю. Разбито сердце? Чашечка чаю с веточкой вербены. Тяжело и горько на душе? Обязательно чашечка чаю с бергамотом и маленькая булочка с малиной.
Я любила эту женщину, как многие любят бабушек, добрых, все понимающих, никогда не осуждающих и всегда готовых выслушать и помочь.
– Девочка моя, – миссис Макстон, отстранив, вгляделась в мое бледное лицо. – Так, спать, немедленно спать, но сначала…
– Чашечка чаю? – улыбнулась я.
– Непременно, и с мятой, – совершенно серьезно подтвердила миссис Макстон. – Мистер Илнер!
Экипажу стоять перед полицейским участком было запрещено, поэтому кучер ожидал нас за углом, и как же сильно отличалась эта карета от наемного кэба. Здесь было уютно, чисто, а главное – тепло, мистер Илнер позаботился, а потому воздух согревали несколько горячих кирпичей.
* * *
Спустя полчаса под нескончаемую болтовню пытающейся отвлечь меня от неприятностей миссис Макстон мы подъехали к дому на окраине города и, соответственно, расположившемуся довольно высоко на склоне горы.
Я не отрывалась от маленького запотевшего окна кареты, с трепетом глядя, как все сильнее надвигается на нас громада здания в колониальном стиле, окруженная невысоким каменным забором без ворот.
– Вот и приехали, моя дорогая, – засуетилась миссис Макстон.
Я улыбнулась, стараясь не выдавать овладевших мною чувств обреченности и тоски… Здесь мне предстояло прожить всю оставшуюся жизнь, и эта жизнь только в лучшем случае будет долгой. А в худшем…
– Вам непременно нужно отдохнуть, – выбираясь из кареты первой, решила домоправительница. – К полудню прибудут распорядитель и адвокат профессора Стентона.
И я, уже почти ступившая на подножку кареты, удивленно застыв, спросила:
– Зачем?
– О, моя дорогая, если бы я знала, – с искренним сочувствием выдохнула миссис Макстон.
Что ж, спрашивать еще о чем-либо я не стала – все мы здесь были заложниками крайне непростой ситуации.
Мистер Илнер вынес мой саквояж, миссис Макстон решительно забрала дорожную сумку и повела меня в дом, по ходу следования рассказывая:
– Здесь очень красиво летом, мисс Ваерти. О, когда расцветут пионы и розы, вы непременно полюбите этот дом.
Едва ли. В Городе Драконов лето длится менее месяца, а все остальное время здесь царит снежная, пронизывающая ледяными ветрами зима.
– Непременно, миссис Макстон, – заверила я.
Сад, весь укутанный пушистым снегом, если говорить откровенно, был все же очень красив, и мне подумалось, что долгими зимними вечерами, забравшись с пледом на подоконник, я смогу любоваться им в перерывах между чтением, согревая ладони очередной чашкой теплого чая… И возможно, миссис Макстон права – чай лечит все, особенно глухую тоску по непрожитой жизни.
Но меланхолия отступила, едва дверь распахнулась, являя дворецкого, мистера Уоллана и окутывая меня теплом дома.
– Мисс Ваерти. – Уоллан, по обыкновению, как и полагается человеку его профессии, был сдержанным и чопорным, но не сейчас. – Мисс Ваерти, – он шагнул, крепко обнял меня, – милая девочка, как вы?
Едва не разрыдалась и с трудом выговорила:
– Договор о неразглашении.
Пожилой мужчина, сжав меня крепче, очень тихо произнес только одно слово:
– Ублюдки.
И на этом обсуждение случившегося было закончено. Мистер Уоллан, освободив миссис Макстон от моей дорожной сумки, повел меня наверх, придерживая на лестнице так, чтобы я не упала. Это было предусмотрительно. После изматывающей ночи в тепле дома голова кружилась и от смены атмосферы, и от недосыпа, и от всего пережитого.
– Я не сомневаюсь, вы держались отлично, – с непоколебимой верой в меня произнес дворецкий.
– Что с мистером Сенером? – спросила я о судьбе наемного кучера.
– Процедура стирания памяти, – глухо ответил мистер Уоллан.
Я пошатнулась.
– В данный момент он в городской лечебнице. Как только состояние стабилизируется, мистер Сенер будет отпущен из города, – добавил дворецкий.
Вот так, я никому не помогла, более того, обеспечила приступами головной боли ни в чем не повинного человека.
– Я уверен, вы все сделали правильно, – попытался поддержать мистер Уоллан.
– У меня нет уверенности в этом, – едва слышно призналась я.
* * *
Теплая ванна, горячий чай и кровать, застеленная белым бельем с вышивкой, в каждом цветочке которой чувствовалась любовь миссис Макстон… Я лежала, касаясь пальцами рисунка, и понимала, что мне есть за что благодарить профессора, но вместе с тем… не знаю. Можно было бы сказать, что я ни о чем не жалею, и в чем-то это было правдой, а в чем-то нет…
Мне было сложно, и я точно знала – дальше все будет только сложнее, так что радоваться, увы, было нечему. Абсолютно нечему.
От грустных мыслей отвлек шум, раздавшийся внизу дома. Прозвучал чей-то голос, негромкий, но властный и пробирающий до костей, затем, на повышенных тонах, ответ мистера Уоллана:
– Мисс Ваерти изволит отдыхать, и я не…
– Где спальня? – грубо прервал дворецкого вторгнувшийся в мой дом мужчина.
Я села на постели, потрясенно прислушиваясь.