Лесная ведунья. Книга первая

Пожав плечами, беззаботно ответила:

– Пусть рубят.

Маг вопросительно поднял бровь. Я все так же беззаботно ответила:

– Они рубят Заповедную чащу.

– Это намеренная повторная оговорка или ты хотела сказать – лес? – уточнил он.

Отрицательно покачав головой, от чего на лицо упали мои пряди нечесаные, заправлять за уши пришлось, пояснила:

– Я сказала то, что хотела сказать. Видишь ли, лес – это лес. Он добрый, проходимый, светлый и беззлобный. А есть чаща, охранябушка. Это как у волка – есть шерсть, приятная, гладкая, нежная на ощупь… а есть клыки и когти.

Несколько секунд архимаг мрачно смотрел на меня, затем все же снизошел до краткого:

– И?

Коварно улыбнувшись, не менее коварно сообщила:

– И я бы не советовала лезть руками в пасть к волку. Ох, и не советовала бы. Особенно к злому. А они разозлили.

– Волка?

Отвела взгляд и молвила тихо:

– Меня.

И тут со дна постучали снова. Настойчиво очень да столь яростно, что я гнев наставницы бывшей, даже не принимая вызов, явственно почувствовала.

– Охранябушка, – позвала я, досадливо на суму с блюдцем поглядев, – а знамо ли тебе, кто тебя из темницы королевской выкрал?

И на мага посмотрела вопросительно.

– Отчасти, – уклончиво ответил он.

– А побеседовать с похитителями желаешь? Али слово сказать недоброе?

Промолчал.

– Ну нет так нет.

Я на охраняба выразительно посмотрела, палец к губам приложила, призывая к молчанию, и расположила блюдце серебряное так, чтобы видно было только меня да стену темную за моей спиной. И лишь опосля пустила выросшее за ночь наливное яблочко, отвечая на вызов.

Поговорить жаждала, как я и чувствовала, Славастена. На сей раз на ведьме иллюзия была да и грим нужный – от того взглянули на меня зеленые глаза, щедро сурьмой подведенные, ярко выделяющиеся на фоне бело-фарфоровой кожи лица в обрамлении черных прямых волос. И зла была бывшая наставница неимоверно – по темным волосам искры зеленые пробегали, мерцающие очи колдовские подчеркивая.

– Значит, в силу вошла, да? – прошипела Славастена.

И охраняб мой от звука ее голоса напрягся так, что даже дышать перестал. Да, знал он, кто руку к его похищению приложил, определенно знал.

– Ну вошла, дальше что? – спросила нагло и зевнула невольно, оттого, что спать хотелось очень, перетрудилась я с расширением территории леса Заповедного.

Поспать бы мне еще…

Да тут Славастена зарычала, почитай, что зверь лесной раненый:

– Где архимаг, тварь?!

Я, спокойно себе пьющая чай, чуть не подавилась от такого. Не ждала, что вечно сдержанная да хладнокровная наставница до крика бешеного опустится. Может, покусал ее кто? А бешенство, между прочим, заразно, и мне такой заразы не надобно. Не забыть попросить лешего, чтобы всех лис проверил на всякий случай.

А ведьма продолжила:

– Тебе что было сказано, оборванка беспутная? Саврана пропустить! Пропустить!

– Так пропустила же, – делая вид, что не обидно ни разу, спокойно сказала я.

И пока Славастена воздух ртом хватала, издевательски добавила:

– Только сделала я это днем ранее, Славастена. Да на моих условиях.

И победно отсалютовав бывшей наставнице чашкой с чаем, сделала маленький глоток, ощущая непередаваемый вкус сделанной гадости. Если бы Славастена могла проклясть меня через серебряное блюдце, она бы это сделала, действительно сделала… но она не могла, ибо ведьмой не являлась, от того и оставалось ей лишь скрежетать зубами, и скрежет вышел славный.

– Где архимаг, тварюга? – повторила она, подуспокоившись.

– Вспоминаем твою первую фразу… – безмятежно протянула я.

А первой фразой ведьмы было: «Значит, в силу вошла, да?».

– То есть ты убила моего архимага?! – взревела ведьма.

– Ага, – абсолютно невозмутимо соврала я.

«Убитый» заметно сглотнул, напряженно глядя на меня.

– За артефакт, подчиняющий, спасибо отдельное, – мило улыбнулась, явственно издеваясь над бывшей наставницей.

И по лицу вечно молодой Славастены пошла рябь, от ярости неимоверной наставница и слова выговорить не могла, и ни вдохнуть, ни продохнуть. Видать, дорогой ценой ей мой архимаг достался, ох и дорогой.

– А то, знаешь ли, – продолжила рассудительно, – он бы без него и наземь бы не лег и сопротивлялся бы, а так вообще никаких проблем и целый архимаг – мой. Кстати…

Я сняла с шеи артефакт подчинения, разместила на раскрытой ладони и на глазах у потрясенной Славастены медленно подула на магическую вещь. Тяжелый серебряно-стальной предмет под дыханием полновластной ведуньи лесной медленно истаял и уже лишенными силы серебряными ручейками пролился на пол… точно так же поступил ошейник на моем охранябе, но к чести мужика он не издал ни звука. Молча стерпел.

А вот Славастена захрипела, выгнулась от боли, взвыла диким зверем, подтверждая, что артефакт был ее работой. Исключительно ее… и сейчас при гибели ее творения, она испытывала боль, причем отнюдь не моральную.

– Не люблю серебро, – стряхивая с руки последние капли, равнодушно произнесла.

Ведьма по ту сторону блюдца хрипела, отчаянно пытаясь не рухнуть на сыру землю-матушку.

– Знаешь, в чем проблема твоя? – глядя в ее наливающиеся неистовой ненавистью глаза, сказала я. – Ты не ведьма.

Это было самым страшным оскорблением в сторону любой из ведьм, но это же было истинной правдой в отношении Славастены… жаль, об этом знала только я.

– А кто поверит тебе, Валкирин? – прошипела моя бывшая наставница.

И осознание собственной безнаказанности придало ей сил. Выпрямилась Славастена – глаза горят, лицо белое, улыбка презрительная, во взгляде насмешка издевательская. И обиднее всего то, что… права она. Никто мне не поверит. Она-то всесильная ведьма-наставница со своей школой ведьм, как все думают – истинная, ученая, в силу полноценно вошедшая, а я… я дура наивная и ренегатка-отступница, позорно сбежавшая да еще и жизнь юного мага загубившая. И боль резанула по сердцу, вскрывая раны застарелые, не зажившие, те, про которые забыть пыталась всеми силами… И мне казалось, что забыла уже, да вот беда – напомнили.

– А ты права – никто, – с горечью признала я ситуацию.

Усмехнулась Славастена, подбородок горделиво вскинула, снисходительно на меня воззрилась да и молвила:

– Валкирин, девочка, ты послушайся совета мудрого да доброго – отдай силу. Отдай по-хорошему. И тогда цел твой убогий лес останется, слово даю.

– Убогий, говоришь? – медленно переспросила я.

– Убогий, – уверенно подтвердила Славастена. – Не знаю, ведаешь ли, но мы лесопилки со всех окрестных городов согнали. Хорошие лесопилки, качественные, магические – да сверх того Ингеборг их усилил, а ты его силы знаешь.

Усмехнулась я невесело. Вот значит как. Что ж, понять Славастену можно было – я раньше тоже не ведала, на что лес Заповедный способен-то. В нашем ведьминском восприятии он был чем-то вроде заповедника для нечисти да живности всякой, и ведьмам было предписано о лесах магических заботиться да ведуньям слабоумным всяческую помощь по мере надобности оказывать. От того и считали маги да ведьмы лесных ведуний существами слабыми и теряющими силы невеликие с уничтожением леса Заповедного.

Но это было заблуждением.

– Славастена, – я на наставницу бывшую взглянула спокойственно, подхватила наливное яблочко да, подбрасывая и снова хватая его, произнесла угрожающе, – а теперь я тебе дам совет добрый. Беги, Славастена. Со всех ног беги.

И позвала мысленно: «Леся».

Чаща давно на месте была, давно приказа ждала – Заповедная завсегда нападение чувствует, да без приказа никогда не нападает.

«Взять!» – приказала я.

И откусила от яблока, пристально глядя на содрогнувшуюся наставницу.

Содрогаться ей было от чего – одновременно со мной откусила и чаща… Все лесопилки, все телеги с пилами и лесоповалочным материалом, всех лошадей да быков тягловых – всё. Людей только не тронула, отшвырнув терновником шипастым. И полетели мужики вида угрожающего прямиком в Славастену да поспешившего спасти мать Тиромира. Прикидывающаяся ведьмой вскинула руки, пытаясь лавину тел человеческих остановить. Да много их было, столкновение оказалось неизбежным, и все что смог сделать Тиромир – прикрыть матушку телом могучим, плечами широкими. Так что всем досталось. С проклятиями и стенаниями начали подниматься охороннички, с трудом встал Тиромир да подал руку Славастене… Но сидела в ужасе та, что ведьмой прикидывалась, и смотрела на чащу, потрясения не скрывая.

Леся же, впервые получившая возможность силу свою продемонстрировать, потянулась показательно да облизнула условным языком жуткую клыкастую пасть и ощерилась издевательски.

– Что… Что ЭТО? – с трудом молвила Славастена.

И взгляд ошарашенно перевела на блюдце сверкающее.

Улыбнулась я насмешливо, яблочком надкусанным отсалютовала да поинтересовалась:

– Еще раз продемонстрировать, али с первого все поймешь?

Побледнела наставница бывшая да среагировала быстро:

– Ингеборг, портал!

Вспыхнул родимый тут же, и поспешно скрылись в нем и Тиромир, ничего не понявший, и Славастена, все осознавшая. Остались счастливая и довольная Леся, а также испуганные и потрясенные тем, что бросили их на растерзание, наемники да работники, со всех городов окрестных согнанные. И вот работников мне было, откровенно говоря, жаль.

Глаза прикрыв, перенеслась к чаще моей Заповедной да голосом страшным, из стона древесного, из карканья воронов, провозгласила:

– НА ПЕРВЫЙ РАЗ ПРОЩАЮ. И КОЛИ СКОТИНУ ДА ИНСТРУМЕНТЫ ВЛАДЕЛЬЦАМ ВОЗВРАТИТЕ, ЖИЗНЬ СОХРАНЮ. А КОЛИ НЕТ…

«Леся».

И вмиг моя чаща спеленала терновником одного из тех наемников, что вчера за женой да ребятишками Саврана гнался неистово, не собираясь пощадить даже детей. Страстные объятия, хруст ломаемых костей, и рухнул наемник замертво.

А Заповедная отступила, обнажая невредимую животину да инструмент весь с телегами и лесопилками. И работники действовали споро – быстро все собрали, быстро опушку леса Заповедного покинули. Наемники куда менее сноровистыми были – долго стояли, не решаясь границу перейти. Потом пнули парнишку из новоизбранных, и тот помчался за телом павшего предводителя. Бледный весь, трясущийся… Где-то видела я его, кажется… Вроде в Западянке…

Выдох – и открылась Заповедная тропа да прямо к деревеньке этой. А тело предводителя наемничьего отряда я и так вышвырнула, то было не сложно. Парень же, постояв в раздумии с мгновение, бросил наручи, доспех ржавый да меч кривой и побёг, слезы вытирая, прямиком в родное село.

Я же в тело свое вернулась, глаза открыла да на мага напротив напряженно сидящего взглянула.

Не стал молчать охраняб мой, произнес тихо:

– Не знаю, что ты сделала, но точно знаю, что они вернутся.

Ответить ему не успела – сверкнуло блюдце серебряное да отразило лицо Славастены, от ярости перекошенное.

– Вот значит как, – прошипела наставница бывшая. – Что ж, мои аплодисменты, Валкирин, с силой архимага ты управляться научилась быстро, даже слишком. Но на моей стороне Тиромир и Ингеборг. А знаешь, кто ты?

– Ну, просвети, коли желаешь, – равнодушно предложила я.

– Ты, – Славастена подалась ближе, заполняя всю поверхностью блюда серебряного своим страшным от ярости лицом, – ты – воровка! Ты Саврана подговорила, у вас ведь, как выяснилось, отношения давние, и я не уверена, что только деловые. Вот он и выкрал архимага, на смерть за убийства осужденного да по закону клейменного. Выкрал и тебе привез. А ты и воспользовалась!

Хм, интересная теория.

– Я объявлю тебя вне закона! – прошипела Славастена.

– Ой, серьезно? – притворно испугалась я. – А кого именно, Славастена? Меня, ведунью Заповедного леса, которая и так вне всех законов, или ученицу, что была под твоей защитой, а ты ее… скажем так, «не защитила»?!

Она зарычала и выговорила, как выплюнула:

– Свидетелей не осталось, Валкирин. А Ингеборг сообщит королю то, что скажу я. И Изяслава подтвердит каждое мое слово! Это когда ты сбежала, тебя никто не трогал да и смерть Кевина тебе простили, все же мальчишка сам сглупил. Но теперь… Теперь, Валкирин, против тебя выступят все маги королевства! Все, слышишь?

Я ухо прочистила демонстративно да и ответила равнодушно:

– Да слышу я, слышу. Зачем же так орать-то?

Оторопела ведьма, так и осталась со ртом открытым да лицом, яростью перекошенным.

– Прощай, Славастена, – просто сказала я, не желая в принципе ее и слышать, и видеть, и слушать, и все прочее.

– Уничтожу!!! – в бешенстве заорала она.

Я прервала связь.

Затем медленно сгрызла яблоко, мрачно глядя в серебряное блюдо, ныне отражающее лишь мое лицо.

«Свидетелей не осталось, Валкирин. А Ингеборг сообщит королю то, что скажу я!»

Слова бывшей наставницы отдавались в ушах отдаленным эхом. И, к сожалению, я знала, что так все и будет. Ингеборг подтвердит любую ее ложь, а король поверит своему верному архимагу, так что…

– Этого я и опасался, – вдруг тихо произнес маг мой.

Пожав плечами, со вздохом ответила:

– Я знала, что за тобой придет беда. Я же ведьма – я чувствовала все.

– Так от чего вмешалась? – спросил, гнев сдерживая.

– Потому что ведьма. Я не могла иначе, – просто ответила ему.

Маг ответ не принял и, пристально глядя на меня, произнес:

– Я знал многих ведьм, и ни одна из них не стала бы уничтожать то единственное, что давало бы ей власть надо мной.

– Значит, я… другая ведьма, – ответила, поднимаясь.

– Уже понял! – с неожиданной злостью произнес он.

– А злишься отчего, охранябушка? – пряча блюдце серебряное в суму холщовую, спросила спокойно.

Вдохнул маг, выдохнул, на меня посмотрел да и промолчал. А я залюбовалась им невольно. Красивый мужчина. Уверенный, спокойный, ответственно принимающий ситуацию, а не обвиняющий в ней, к примеру, меня. Интересно, все маги, потеряв магию и получив клеймо, силу запечатывающую, становятся вот такими – человечными? Что-то подсказывало, что нет. Это мне просто такой вот уникальный экземпляр достался. Что ж, я порадовалась. Всегда радостно помочь хорошему человеку, пусть даже после этого он и станет магом…

– Знаешь, забавно, но когда ты старухой ехидной прикидывалась, слово это «охранябушка» бесило неимоверно, а сейчас, когда знаю, что ты от чистого сердца говоришь, на душе каждый раз теплеет.

Улыбнулась ему да и повторила то, что раньше сказала:

– Доброе слово и зверю приятно.

Улыбнулся в ответ маг. Да помолчав, спросил прямо:

– Одного не могу понять, ты в силу раньше вошла или же… – примолк на мгновение, затем сам головой мотнул, отгоняя мысль, что можно было как-то иначе могущество обрести, и спросил уже строго: – А кого на алтарь возложила?

И от моей улыбки ничего не осталось.

Посмотрела я на охранябушку пристально да нерадостно и напряженно. Ибо что тут ответишь? Правду сказать про то, что силу лесных ведуний недооценивают? Но стоит ли? Это сейчас, пока он практически человек, он от чистой души спрашивает, но как магия вернется, что будет тогда? А ничего хорошего.

Так что промолчала я.

А архимаг молчать не стал и новый вопрос задал:

– Славастена была твоей наставницей?

Грустно посмотрела на него и снова не стала отвечать. Что толку говорить, если и так все ясно.

Но маг явно считал иначе:

– Я слышал историю о том, что воспитанница Славастены сбежала за сутки до свадьбы со своим любовником. Следы любовника нашли… а вот следы ведьмы нет.

Молча кивнула, подтверждая, что слышал он обо мне.

И вот, казалось бы, о чем тут еще говорить-то? Да, всем было известно то, что рассказала Славастена, вот и сейчас так же будет. Абсолютно точно так же. И меня всегда вот что поражало – никому и в голову не пришло поразмыслить над мотивом побега. Сбежала с любовником, и точка. Каждый видит лишь то, что желает увидеть, и в этой истории все увидели то, что желали. Никто даже не подумал о том, что безумно влюбленная в своего жениха девушка сбегать бы не стала. Зачем ей это?

Но оказалось, что я была не права, потому что, пристально глядя на меня, архимаг тихо спросил:

– А был ли любовник?

Надо же, охранябушка заподозрил неладное. Единственный из всех.

Я вздохнула тяжело и едва слышно ответила:

– Был друг.

И больше я не смогла сказать ни слова. Даже если бы хотела – не смогла бы. Просто не смогла бы. О таком не говорят, о таком горько плачут в тишине своего сердца. Только плачут, потому что сожалеть уже поздно.

– Это расследование закрыл я, – вдруг произнес охранябушка. – Я подтвердил тот факт, что Кевин сбежал с тобой по своей воле. По своей воле отдал тебе свою жизнь. Я даже нашел то место, где его поглотил лес. Но… чем больше я тебя узнаю, тем меньше верю в то, что ты убила этого наивного мальчишку.

Медленно опустилась я обратно на стул, молча на мага посмотрела.

Проблема была в том, что я… убила.

– Не хочешь говорить об этом? – понял он.

– Не хочу… – лгать не стала.

Маг, сидящий напротив меня, смотрел синими, пугающе синими глазами и наконец произнес то, о чем, видимо, хотел спросить с самого начала:

– Почему лес поглотил его тело?

Как много было в этом вопросе… недосказанного. Я улыбнулась невольно, пожала плечами да и спросила:

– А почему ты не сдался и не принял смерть после наложения печати?

Теперь умолк охранябушка.

Так и сидели мы друг напротив друга молча.

И может, дольше просидели бы, да дел еще было невпроворот, и я поднялась, начав убирать со стола.

– Оставь, сам уберу, – хрипло сказал мужчина.

Не отреагировав, продолжила складывать тарелки и услышала вопрос:

– Сколько умерло?

– Трое, – ответила.

– Что делать с остальными будешь?

Спокойно пояснила:

– Отпущу, как и всегда. Это Заповедный лес, он всех принимает, всем помогает, но никого не держит. За женой с ребятишками Савран вернется через два денька, думаю, покинут они королевство. К мужикам сама схожу сейчас, подниму на ноги кого смогу да Саврану дам знать, где искать обережников. Если захочет – пойдет к ним. А нет… так я ему не судья.

– Ты ему не судья? – эхом отозвался архимаг. И гнева не скрывая, высказал: – По его вине люди погибли, а ты ему не судья?!

Остановилась у печи, повернулась и спокойно сказала:

– Это наемники, охранябушка. Знали, на что шли, знали, за что деньги берут. Не Савран бы тебя повез, так другому поручили бы – это ясно как день. Это понимаю даже я, и они тоже поймут. От Саврана зависит лишь одно – заплатит он им сверх меры али нет. Но у него теперь жена с детьми, а возвращаться им некуда, жизнь придется строить заново, так что раскошеливаться ли – ему решать, он мужчина, он глава семейства.

И я начала собирать еду, ту, что отнесу жене Саврана. В избах рыбацких многое есть – чайник да чай, сахар кусковой, соль, перец, крупы – за тем строго следят. Что взял – назад должен положить, а коли нет возможности, деньги кладут, так что я опосля докупаю. Охотничьи домики вот запустила совсем, ну да и к лучшему, не хочу, чтобы зверье мое стреляли, волкам и так впритык хватает, увеличилось поголовье волчьей стаи в последние годы… Много чего увеличилось в этом лесу за последние годы, сегодня вот и лес ко всему прочему увеличился.

Собравшись, я надела плащ, взяла корзинку с едой, клюку подхватила и попыталась набросить на себя иллюзию… Вот именно, что попыталась! На руку свою посмотрела – тонкую, с белым запястьем, на пальцы с ногтями, коротко стриженными, снова магию призвала… А она возьми да и утеки! Вся как есть! Вот только что была между пальцами, а тут оп – нет ее! Ни капли! Ничегошеньки! Вообще ничего!

Оторопело на руки уставилась, еще более оторопело на мага… да так и застыла. Потому что ведьму наколдовать я наколдовала. Хорошо так наколдовала. Так что и морда вся зеленая, и нос ого-го, и бородавка на носу с поганку размером, и зубы желтые редкие страшные, и подбородок острый, и все как полагается… одна проблема – плечи излишне широкие, руки на груди сложились мрачненько, выражение наколдованной морды – зверское.

– Ой, – только и сказала я, глядя на своего оведьмившегося охранябушку.

– Хорош? – скептически поинтересовался он.

– Да загляденье просто, – мгновенно соврала я.

И взмахнула рукой, убирая иллюзию. Хорошо, что на нем убирала – на нем и сработало.

– Ты всю мою магию начал поглощать ускоренно. Видимо, когда людей Саврана лечил, печать повредилась. Не колдуй больше пока, – попросила, раздраженно направившись за маской и перчатками.

Не люблю я их, с иллюзией удобнее, ну да как есть, так есть.

И под взглядом, явно неодобрительным, натянула да закрепила нос, пудрой зеленой обильно лицо покрыла, на голову парик с черной шляпой напялила, перчатки когтистые натянула да и направилась на выход.

– До моего возвращения сидеть в избе тихо, отсыпаться, сил набираться и ничего не мастерить, не строить! – скомандовала я охранябушке напоследок.

– Серьезно? – издевательски спросил он. – Ведьма, ты на моих глазах уничтожила амулет подавления воли.

Удивленно моргнула, вопросительно посмотрела на мужика.

Маг холодно пояснил:

– Меня здесь больше ничего не держит!

– А-а-а, – догадливо протянула я. Пожала плечами и посоветовала: – Еды возьми на дорогу. И у меня там шкаф за печкой – в нем где-то было несколько мужских рубашек и штанов, тоже возьми. Бывай, охранябушка.

И развернувшись, подхватила корзинку и вышла на двор.

За закрытой дверью, когда я уходила, оставалось тяжелое молчание. То ли осознал, что с печатью деваться ему некуда, то ли раздумывал, что с собой взять в дорогу. В любом случае – это Заповедный лес, против воли тут никого не держат. Лесная Сила, правда, вмешаться может, но делает он это редко, да и в целом вряд ли потребует кого-то конкретного для продолжения рода избрать, ну и вообще – там видно будет. С проблемами надобно разбираться по мере их поступления.

С этими мыслями я ударила клюкой оземь, открывая Заповедную тропу, и шагнула к рыбацким домикам.

Жена Саврана поселилась в первом из трех домов на реке, оттуда доносился надрывный детский плач, а на ступеньках сидел грустный мальчик лет семи. При виде меня мальчик на секунду застыл, а затем поднялся, спустился с лестницы и низко склонился до земли.

– Здравствуй, матушка ведунья лесная, – подражая размеренному тону и манерам отца, уважительно сказал он.

– И тебе не хворать, – весело, девичьим голосом отозвалась я.

И с огорчением поняла, что амулет, меняющий голос, дома забыла. Вот же напасть какая. Малыш, не поднимаясь полностью, удивленно на меня глянул – но нет, перед взором его была все та же жуткая старушенция с длинным носом и поганками на плаще. Глазам ребенок явно доверял больше, чем ушам.

– Идем, – стараясь сделать голос старчески дребезжащим, сказала я, – с маменькой поздороваемся.

А малыш вдруг возьми да и скажи:

– Не до нас мамке сейчас, Митятка гибнет.

И на лестницу я взбежала, даже клюку позабыв – та не обиделась, поскакала следом. А я ворвалась в избушку рыбацкую, глянула на девочку лет четырех, держащую таз с холодной водой, бледную, дрожащую, и только потом на вздрогнувшую при моем появлении жену Саврана – малыша она обтирала холодной водой, умница, от того и орал он. Но даже с порога видно было – жар не спадает.

– Умная ты мать, жена Саврана, – с порога начала я, торопливо сдергивая перчатки с когтями и фальшивой зеленой кожей.

Ибо осторожность осторожностью, но тут ребенок гибнет, не до маскировки сейчас.

– Матушка ведьма лесная… – только и прошептала потрясенная женщина.

А вот девочка с огромными зеленющими глазами проследила за падением моих рук ложных на пол, и не ведаю, как миску-то с водой удержала. Позади меня в избу вошел мальчик.

– Сестру покорми, – сказала я, указав ему на корзину, которую тоже клюка подхватила. Говорю же – замечательная клюка у меня.

А сама торопливо к ребенку направилась. Жена Саврана поднялась, уступая мне место, и я, сев на краю постели, осторожно приложила ладонь к горячей головке. От чего жар такой? Слишком сильный жар для простуды обычной, слишком сильный для нервного потрясения, что пережил, а в остальном – здоровый малыш был, шести месяцев от роду, крепкий. С чем же организм его сейчас отчаянно боролся, так жестко пытаясь выжечь заразу?!

– Не болел ведь, – смещая руку на грудь затихшего при виде моей жуткой маски ребенка, сказала я.

– Нет, не хворал, – подтвердила жена Саврана, напряженно следящая за каждым движением моим.

Я кивнула, принимая ответ, и спустила руку ниже – на животик. Спустила да и вздрогнула – яд там был. Яд!

– Не своим молоком вчера накормила, да? – уже зная ответ, спросила я.

И ответ зная, и что молоко то не только это дитятко пило – то-то слишком бледным мне старший Савранов сын показался…