Дочь леса

Чем дольше длилось его заточение, тем пессимистичнее Петрокл оценивал свои шансы когда-либо выбраться из Экстрактриса живым. С тех пор как месяцем ранее гиперборейских магов взяли в заложники, тюрьма постоянно давала молодому человеку поводы думать о своей возможной скорой смерти.

После захвата магов в амфитеатре амазонки согнали их группами по тридцать человек в общие камеры тюрьмы, предварительно выпроводив оттуда бывших заключенных. Условия содержания в тюрьме были чудовищными. Помимо тесноты (ночью пленники лежали прямо на полу, прижавшись друг к другу) быстро выяснилось, что амазонки не собираются их кормить. Поскольку они не могли наладить снабжение тюрьмы, осажденной гиперборейской полицией, воительницы решили оставить большую часть еды для себя. Раз в три дня каждому заложнику выдавали по куску черствого хлеба – вот и все. В первые дни заключения Петрокл так мучился из-за чувства голода, что боялся сойти с ума. Спустя декаду болезненные спазмы в желудке утихли. Теперь молодой человек жил с ощущением постоянного головокружения, ноги у него дрожали, болела голова. Прежде ему и в голову не могло прийти, что можно так долго продержаться без привычного перекуса в виде булки с соусом.

Преимущество этого вынужденного поста заключалось в том, что нужда в некоторых потребностях отпала: в течение последней декады никто из сокамерников Петрокла ни разу не присел на корточки в углу камеры. Настоящее облегчение, учитывая, что амазонки заставляли пленников убирать свои нечистоты вручную.

Зато, коль скоро маги по-прежнему имели право на несвежую воду, питье и последующий вывод жидкостей оставались насущной проблемой, с которой Петрокл столкнулся лично. Из-за его юного возраста и апатичного поведения амазонки посчитали, что он идеально подходит на роль уборщика четвертого уровня тюрьмы.

Каждый день Петроклу приходилось разбивать лед на канале, соединявшем тюрьму с седьмым городским уровнем, наполнять водой деревянные ведра, а затем, неся по ведру в каждой руке, доставлять их на свой этаж. Потом он ставил ведра на старую скрипучую тележку и двигался с ней мимо разных камер четвертого уровня. Несколько раз останавливался, чтобы забрать ведра с мочой, которую в конце маршрута выливал в тюремную шахту для отходов.

В каждой камере всегда стояло лишь два ведра: из одного – пили, в другое – мочились. Амазонки часто заставляли Петрокла менять эти сосуды местами, они никогда не жалели усилий, чтобы лишний раз унизить магов.

Таким образом, Петрокл ежедневно проводил несколько часов, толкая свою тележку с ведрами, в которых весело плескались жидкости. Стоило колесу наехать на чуть выступающий камешек в полу, содержимое ведер расплескивалось, раз за разом пропитывая тогу молодого человека очередной порцией мочи. Петрокл чувствовал себя бродягой с первого уровня. Когда он возвращался в камеру, даже его товарищи по несчастью, лишенные возможности помыться с тех пор, как стали заложниками, замечали, что от молодого человека неприятно пахнет.

Шли дни, силы Петрокла истощались, и заниматься этим неблагодарным делом становилось все труднее и труднее. Тем не менее юноша с удивлением обнаружил, что даже из самой черной работы, которую ему прежде никогда не доводилось выполнять, можно извлечь кое-какую пользу.

Во-первых, благодаря обязанностям тюремного водовоза он мог на два часа в день выходить из переполненной камеры. Далее он имел привилегию пить воду, не смешанную с мочой. Прибегнув к своей едкой самоиронии, он даже сумел задобрить надзиравшую за ним амазонку: однажды она незаметно дала ему перчатки, и теперь его потрескавшиеся от колки льда пальцы не так сильно страдали. Наконец, когда Петрокл таскал ведра и толкал тележку, он не чувствовал холода.

По сути, самым худшим в его заключении стала царившая в камере промозглая атмосфера. Как любой гипербореец, Петрокл никогда в жизни не мерз, поэтому удивился, обнаружив, насколько изматывающим может быть это ощущение. Как он ни расправлял полы тоги, стараясь прикрыть все тело, озноб пробирал его до костей. По ночам холод заставлял его трястись как осиновый лист и высасывал из тела последние запасы энергии. Даже когда надзирательницы отходили достаточно далеко, юноша не пытался воспользоваться магией, поскольку от истощения все равно ничего не смог бы сделать. Петроклу не нужно было лишний раз смотреть на свои худые руки, чтобы понять, что он мало-помалу превращается в ходячий скелет.

Впрочем, не он один находился в столь плачевном положении. Все двадцать девять магов, запертых с ним в одной камере, выглядели истощенными и осунувшимися. И снова им повезло: до сих пор никто из них не погиб. Раздавая воду, Петрокл неоднократно видел, как амазонки выносили из соседних камер безжизненные тела – в последний раз это был министр торговли.

Ко всем этим лишениям добавлялась постоянная неуверенность в завтрашнем дне. Узники не знали, что амазонки собираются с ними сделать, не понимали их целей; нескольких магов, осмелившихся задавать вопросы, пронзили копьями. Казалось, воительницы чего-то ждут, вот только чего? Никакой информации из внешнего мира в Экстрактрис не просачивалось. Заключенные могли только гадать и строить предположения. Петрокл чувствовал нарастающее беспокойство амазонок, словно событие, которого они ждали, никак не случится. Если в первые декады воительницы ликовали и всячески издевались над пленниками ради забавы, то теперь притихли. Они явно нервничали и сгорали от нетерпения.

– Вы заметили? Они тоже худеют, – прошептал однажды один из сокамерников Петрокла, дрожа от пронизывающего холода.

Он кивком указал на надзирательницу, сторожившую их камеру, молодую женщину с короткой стрижкой. Действительно, доспехи воительницы стали ей заметно велики. Именно эта амазонка подарила Петроклу перчатки. Заключенные ценили ее, так как она редко их била и не мучила, чтобы скоротать время. Петрокл иногда задавался вопросом, не оказалась ли она в точно такой же ситуации, что и они.

– Раз они вынуждены экономить еду, значит, у них заканчиваются продукты… – продолжал маг.

Амазонка внезапно повернулась к камере.

– А ну заткнитесь! – воскликнула она, ударяя копьем по металлическим прутьям.

Узники сразу умолкли, и в установившейся тишине звук загремевшей решетки отозвался звонким эхом. Старый маг, лежавший в углу комнаты, приглушенно заворчал. Петрокл прислонился к стене и повернул голову к узкому окну, в которое мог видеть кусок серого неба, наполовину скрытый одним из куполов Магистериума. Что станут делать амазонки, если закончится еда? Чего доброго, надумают заняться каннибализмом, они же сущие варварки. В конце концов, всем известно, что они считают мужчин животными…

Взгляд молодого человека бездумно скользил по небосводу и вдруг зацепился за интригующую деталь. В сторону Экстрактриса летела большая хищная птица. Когда она приблизилась, Петрокл понял, что существо это намного крупнее, чем показалось на первый взгляд. Он не успел подойти ближе к окну: птица уже исчезла из поля зрения.

– Все еще надеешься, что Ласти нас спасет? Если он до сих пор жив, то, вероятно, уже присоединился к амазонкам вместе со своей мелкой девчонкой-воительницей.

Встревоженно размышляя о размерах увиденной им хищной птицы, Петрокл посмотрел на Родопа, сидевшего на полу чуть в стороне от него. Ну почему из всех одноклассников в соседи по камере ему достался именно тот, кто больше всего его злил?

– Докучай кому-нибудь другому. Я-то знаю, что твоя желчь проистекает из разочарования от того, что Пирра дала тебе отставку, – пробормотал юноша в ответ.

– Я часто задавался вопросом, как Пирра могла встречаться с кем-то вроде Ластианакса, – не унимался Родоп. – Скучный крючкотвор. Вечно ходил, уткнувшись носом в бумажки. И, кстати, нос у него горбатый.

– Даже нос Ластианакса более самодостаточен, чем ты, – раздраженно огрызнулся Петрокл.

Родоп громко и насмешливо рассмеялся.

– Когда твой хваленый Ласт придет нас освобождать, напомни мне сказать ему, что с тобой у него больше шансов, чем с Пиррой.

Петрокл ничего не ответил и отошел к решетке, стремясь положить конец неприятному разговору. Со своего места он видел огромный атриум, пронизывающий все здание снизу доверху, и многочисленные пешеходные мостки, соединяющие тюремные уровни друг с другом. Петрокл прислонился лбом к холодным металлическим прутьям и стал смотреть на своих товарищей по несчастью, томившихся в соседних камерах. Стоявшая в нескольких футах от их камеры тюремщица подозрительно посмотрела на молодого человека, но тут же потеряла к нему интерес. Несмотря на свой высокий рост, Петрокл никогда не производил впечатление внушительного человека. Здесь, в тюрьме, этот недостаток оказался весьма полезным.

В последний раз Петрокл видел Ластианакса на куполе Магистериума сразу после захвата заложников – если, конечно, это действительно был Ластианакс. Кто знает, выжил ли его друг? Сидя в тюрьме, Петрокл не имел возможности это выяснить. На протяжении последнего месяца он продолжал задаваться вопросом, какие причины побудили Ластианакса донести на самого себя ради сомнительного удовольствия присоединиться к своей ученице на арене. Сторонний наблюдатель со всей уверенностью заключил бы, что именно Арка убила министров и подготовила вторжение амазонок. Однако Петрокл считал, что процесс провели крайне поспешно, а главное, никто так и не упомянул загадочного лемура.

Молодой человек проклинал Ластианакса с его культом секретности, как вдруг по атриуму разнесся пронзительный звон сигнального колокола. Стоявшие в проходах амазонки сорвались с мест и бросились к наблюдательному посту. Петрокл ошеломленно смотрел, как убегает их тюремщица. Находившиеся в камерах маги столпились у решеток.

– Побег, – сказал Родоп, возвышая голос, чтобы сокамерники услышали его, несмотря на звон.

– Или вторжение, – возразил один из магов, указывая на вход в тюрьму, расположенный на седьмом уровне.

В самом деле, там, похоже, происходило какое-то движение, но что именно творилось, Петрокл не видел: мешали пешеходные мостки, затягивавшие межуровневое пространство, подобно паутине. Сжимая в руках копья, воительницы карабкались по лестницам группами по четыре человека, то и дело выкрикивая какие-то приказы. Петроклу подумалось, что амазонки добрались бы на вершину намного быстрее, если бы воспользовались левитаторами, но потом вспомнил, что живая лазурь на их поясах делает бесполезными любые магические изобретения.

Медленно тянулись минуты. Маги приникли к прутьям решеток и напряженно прислушивались, но сверху доносились только отрывистые голоса и лязг металла. Узники возбужденно обменивались вопросами вроде: «Что происходит?» и «Вы что-нибудь видите?». Вдруг между пешеходными мостками пролетело тело амазонки и упало на дно тюремного атриума. За первым трупом последовали два других. Через несколько минут по лестницам стали спускаться истекающие кровью воительницы. При виде такого беспорядочного бегства пленные маги разразились радостными криками, но быстро умолкли, потому что амазонки начали рассредотачиваться по камерам.

Петрокл видел, как их надзирательница приближается к их камере вместе с Барсидой, предводительницей амазонок: именно она вынудила молодых магов сбросить с парапета преподавателя магической механики. Все заключенные разом попятились к дальней стене. Женщины быстро отперли замок, вошли в камеру и снова закрыли за собой дверь.

– Первого, кто сделает хоть шаг, я проткну насквозь! – грозно вскричала Барсида, наставляя на узников копье.

Петрокл вжался в стену, понимая, что амазонка не колеблясь перейдет от слов к делу. Мозг молодого человека лихорадочно работал. Петрокл не понимал, что происходит, но эти амазонки явно попали в затруднительную ситуацию. Раз они решили спрятаться в камере, оказавшись таким образом как можно ближе к заложникам, значит, у них не осталось пути к бегству. Юноша сглотнул и попытался ни о чем не думать. Никогда еще спасение не было так близко, однако смерть тоже подступила к ним вплотную.

По атриуму разносился глухой, дробный перестук: это грохотали по лестницам сотни сапог. В следующее мгновение Петрокл услышал удары, крики, хрипы и прочие отзвуки потасовки и резни, происходившей на верхних этажах. Застывшие возле решетки амазонки мертвенно побледнели, прислушиваясь к этой жуткой какофонии.

– Они поменяли план, – выдохнула надзирательница с короткими волосами. – Решили избавиться от нас!

– Не думала, что он посмеет, – рыкнула Барсида. – Его собственный ребенок…

Не закончив фразу, она резко повернулась на каблуках и окинула съежившихся от страха пленников мрачным взглядом – в ее глазах плескалась неприкрытая ненависть. Петрокл понял, что воительница собирается использовать узников в качестве живых щитов. Позади амазонки, на лестницах, начали появляться темискирские солдаты, одетые в коричневые плащи.

– Бесполезно, Барсида, они убьют их, чтобы до нас добраться, – сказала вторая амазонка.

Словно в подтверждение ее слов, солдаты, двигавшиеся группами по десять человек, начали ломать замки на ближайших решетках, ловко орудуя металлическими булавами. Петрокл видел, как они входят в камеры и безжалостно вспарывают животы магам, за которыми пытались прятаться сбежавшие амазонки. В атриуме запахло человеческими внутренностями. Молодой человек слышал, как некоторые его товарищи по несчастью стонут и всхлипывают. В другое время его непременно бы стошнило, но его желудок уже давно был пуст.

Группа солдат приблизилась к их камере, последней на этаже. Барсида снова поглядела на заложников, как будто до сих пор колебалась. Петрокл еще никогда не чувствовал, чтобы его сердце так быстро колотилось в груди, однако между каждым следующим ударом проходила целая вечность. В следующий миг он подскочил от неожиданности, потому что амазонка уронила копье на пол.

– Они сделают вид, будто явились вас спасти, хотя на самом деле это именно они все придумали, – резко сказала Барсида.

Она расстегнула застежку под подбородком, сняла с головы шлем, украшенный белым плюмажем, и поставила его на пол рядом с копьем. Ее напарница последовала примеру предводительницы и отперла дверь камеры.

– Мы сдаемся! – выкрикнула Барсида, обращаясь к бегущим по проходу солдатам.

На секунду темискирцы замешкались, очевидно, удивленные неожиданной капитуляцией амазонок, но быстро опомнились. Они вошли в камеру, выставив перед собой копья. Четверо заставили амазонок лечь на пол, остальные оттеснили пленников еще дальше к стене.

В камеру вошел человек лет шестидесяти с густыми черными бровями; в отличие от простых солдат, его броня была богато украшена. Одну руку он вскинул, держа воительниц на мушке, благо его предплечье охватывали наручи, оснащенные специальным механизмом, стреляющим дротиками. Он оглядел распростертых на земле амазонок – солдаты прижимали их коленями к полу, – а также скучившихся у дальней стены магов.

– Какая приятная встреча, Филон, – насмешливо выплюнула Барсида, лежавшая уткнувшись щекой в пол.

Похоже, эта шпилька не понравилась вновь прибывшему.