Деревянный Меч

– Тогда хорошо, – удовлетворенно прошептал Бикки, погладил колено брата, откинулся на подушку и через мгновение крепко заснул.

Глава 1

РАЗНОЦВЕТНЫЕ КОРЗИНКИ

Солнце взошло быстрое и горячее, от просыхающей земли подымался парок. День обещал быть жарким. Небо наливалось густой синевой, как спелые колосья – желтизной.

Кенет шел не торопясь. Незадолго до рассвета он поймал в ручье форель, запек ее на углях и с удовольствием утолил голод. После бессонной ночи и сытной еды его изрядно разморило, но он продолжал идти. Чем дальше он уйдет от дома до того, как его хватятся, тем лучше.

Лишь к полудню усталость взяла свое. Кенет устроился под раскидистым деревом и заснул. Часа через полтора, когда тень успела сместиться, солнце брызнуло ему в глаза, и Кенет проснулся.

Недолгий сон освежил его. Обида, которую он всю ночь исподволь растравлял в себе, стала вчерашней, слегка поблекла, потускнела. Она не изгладилась из его памяти, да и вряд ли могла изгладиться совершенно даже спустя долгое время, но его мысли она больше не занимала. Едва Кенет проснулся, как они приняли совершенно другое направление.

Как любой деревенский парень, Кенет не привык нежиться подолгу в теплой постельке. Пробуждение его было привычно внезапным и полным. Едва открыв глаза, Кенет невольно огляделся в поисках работы на сегодня, потом вспомнил, где находится, встряхнул головой, отгоняя остатки сна, и засмеялся.

Еще ночью, в дороге, он ощутил, что руки у него пусты. Ощущение оказалось новым. Кенет редко нуждался в отдыхе, поскольку работал всегда в охотку, размеренно и постоянно. Совсем маленьким мальчиком он помогал собирать грибы и ягоды, став постарше, пас гусей, потом бегал в подпасках у сельского пастуха. Он рос крепким и высоким и рано начал помогать отцу в поле. Работать он старался наравне со взрослыми, от зари до зари. Ему льстило, что он такой большой, что он – работник, дельный парень. Ему нравилось рядом с отцом смывать дневной пот и возвращаться вечером, не чуя под собой ног от усталости, вместе со взрослыми косарями, нравилось, что с ним и разговаривают, как со взрослым. Крепкое здоровье и отцовский совет быстро сделали его неутомимым, и в работе он обыкновенно бывал очень удачлив. Он гордился своей удачей и сноровкой, как любой мальчик его лет, и степенно отвечал сельскому старосте: “Полагаю, с покосом медлить не должно. Вот-вот дожди пойдут”.

Даже и долгими зимними вечерами его рукам всегда находилось дело. Починить какую-нибудь снасть, вырезать новую деревянную плошку… да мало ли дела найдется, если не отлынивать попусту. Кенет уже и забыл те времена, когда он шел не на покос, не на рыбалку, не на пахоту, не огород полоть. Он забыл, что такое – идти куда-то с пустыми руками и без дела. Пустые руки мешали ему, стесняли движения, как-то нелепо болтались вдоль тела. Именно о пустых своих руках Кенет и подумал, едва проснулся. Второй его мыслью было – как эти руки к делу пристроить.

Кто-кто, а Кенет знал, что булки в готовом виде на дереве не произрастают. На булку еще заработать надо. Что заработать он сможет, Кенет не сомневался. Беспокоило его не отсутствие способа заработать, а как раз изобилие этих самых способов.

Можно, конечно, наняться батрачить или пойти в пастухи. Само собой, хозяева попадаются разные, но вряд ли ему придется тяжелее, чем дома, где он был вынужден в одиночку управляться за троих. Но Кенет не хотел больше пахать землю. Ручки плуга в руках будут напоминать ему о той земле, по которой он решил отныне не тосковать.

Можно, конечно, стать плотником… белая и желтая древесина сахарно мерцает на свежем срезе… Или заняться портняжным делом? Шил Кенет неплохо. Когда мать умерла, он обшивал и себя, и отца, покуда тот не привел в дом вторую жену. Деготь курить… в подручные к аптекарю наняться, травы для него целебные собирать… за лошадьми ходить… корзины плести…

Беда была не в том, что Кенет ремесла не знал. Он знал много ремесел. Но ни к одному из них у него душа не лежала в полной мере. Его охотно приняли бы в рыболовную артель. Его корзины из окрестных сел покупать приходили. С иглой и рубанком, с топором и плугом он управлялся одинаково искусно. Однако знакомые промыслы не привлекали его. Уважением взрослых односельчан он гордился, но снискавшее его мастерство не считал чем-то особенным или необычным: чуть хуже или чуть лучше, но такое кто угодно может сделать. Пожалуй, только раз в жизни он видел необычное, диковинное мастерство.

Глаза Кенета заискрились при одном воспоминании. Необычное? Да. Диковинное? О да! И вдобавок очень хорошее…

…Четыре окрестных села с трудом наскребли плату: невиданная засуха искалечила поля. Зерно умирало в земле, не успев взойти. Какое там платить – есть было нечего. Поэтому и собрали сообща нищенские свои гроши, чтоб вызвать на помощь мага, жители четырех сел. Иначе зимой совсем уже нечего будет есть, а дожившим до весны нечего будет сеять.

Маг не заставил себя ждать долго. Сухопарый старик с окладистой бородой заявился в село рано поутру. Мальчишки сбегались отовсюду поглазеть на невиданную диковину – живого мага. Пятилетний Кенет побежал вместе со всеми. Мальчики постарше остановились на почтительном расстоянии, а Кенет с разбегу врезался магу в колени и запутался в его одеяниях. Он навсегда запомнил запах удивительной чистоты и свежести, исходивший от этих одежд. Он помнил, как сердце его замерло от страха, а потом забилось часто-часто: а ну как волшебник за дерзость превратит его в крысу или в какое-нибудь другое неприятное животное? Но старый маг не рассердился. Он мягко отстранил голопузого мальчишку и величественной поступью направился на поля. Осмотрев растресканную землю, маг покачал головой, выпрямился, поднял голову к небу, воздел руки и произнес какую-то певучую гортанную фразу.

Кенет чуть не засмеялся: жест мага был трогательно нелеп, а его гортанный призыв прозвучал, по детскому разумению Кенета, как разгневанный вопль кота, не желающего, чтобы его тащили за хвост.

Внезапно небо потемнело. Кенет вытаращил глаза: никакой ветер не пригонял грозовые тучи, они сгустились в знойном мареве сами собой. Сухая молния вспорола пыльный воздух, сердито кашлянул гром, и на землю хлынул дождь. Капли его были прозрачными и крупными, как виноград. За свою короткую жизнь Кенет никогда не видел такого дождя. Зато летнюю сушь ему видывать доводилось, и он знал: дождь пришел слишком поздно, он уже не в силах напоить умирающую землю.

Маг опустил руки вниз и что-то повелительно крикнул. Кенет едва не упал от изумления: земля зашевелилась! Трещины смыкались. Сухая корка, соленая от земного пота, рассыпалась тугими черными комочками. Раны земли исцелились едва ли не быстрее, чем первые капли дождя коснулись ее поверхности.

Кенет стоял, запрокинув голову, пока не кончился дождь, и тяжелые светлые капли стучали по его лицу. Потом капли соединились в тугие водяные канаты, накрепко связавшие небо с землей, а Кенет все стоял, мокрый насквозь, и смотрел, смотрел, смотрел…

…А собственно, почему бы и нет? Говорят, маги берут себе учеников – как плотники, ткачи, гончары, как любые другие мастера. Почему бы ему не пойти в ученики к магу? Тем более что искать долго не придется. Где жилище мага, не знает никто, но где и когда его найти на случай нежданной беды, знает любой окрестный житель. Кенет тоже знает. Он пойдет к магу и попросит, чтобы тот его научил ремеслу. Ведь как хорошо: вот уже и люди отчаялись, вот уже старики щупают узловатыми пальцами соленую корку на поверхности земли и вздыхают, что, мол, потеет земля, соль наружу выгоняет… и тут приходит Кенет в чисто отстиранном платье и лечит землю и зовет дождь. И всем становится хорошо.

До урочного места идти совсем недалеко. До урочного часа оставалось еще много времени. Кенет потратил его на приведение себя в порядок. Он отыскал ручеек и умылся, а потом долго причесывал пятерней свои влажные черные волосы. Он помнил, какими чистыми были одежды мага, и не хотел выглядеть неряхой и грязнулей.

Гораздо труднее оказалось придать приличный вид кафтану. Разрезы по бокам его доходили не до середины бедра, а до талии, колени торчали наружу, под мышками кафтан давил немилосердно, и Кенет то и дело извивался и подергивался, как чесоточный блохастый щенок. До сих пор Кенет шел, перекинув кафтан через плечо – все равно его никто ночью не увидит, – но к магу нельзя идти голым до пояса. На какое-то мгновение Кенет пожалел, что не взял рубашку. Он запахнул кафтан, аккуратно повязал пояс чуть ниже обычного, чтобы кургузые полы меньше расходились в сторону при каждом шаге, являя миру его колени, и на негнущихся ногах засеменил к урочному месту, не подымая рук даже нос почесать.

Подобный способ передвижения оказался довольно медленным. К тому же приходилось прилагать старания, чтобы мелкие семенящие шажочки не взбивали в воздух тучу пыли. В результате до урочного места Кенет добрался красный, как морковка, потный и пыльный. Хоть и ненамного, но он опоздал. Маг уже сидел под дикой яблоней и читал книгу.

Интересно все-таки, как именно маг появляется в урочном месте? Прилетает на ковре-самолете? Возникает из ниоткуда? Падает с неба? Или просто приходит пешком?

Кенет надеялся прийти пораньше и узнать, каким образом совершается прибытие, и слегка огорчился от того, что проворонил его.

Маг сидел под яблоней, усыпанной крохотными недозрелыми яблочками, до того наморщенными, что казалось, они друг друга понадкусили и сморщились – настолько кисло оказалось. Так они и висели на ветках, наморщенные и вроде даже сердито нахмуренные: “А зачем кусаться-то было?” Густая листва шелестела, умиротворяя рассерженные яблоки. Тени листьев карабкались по плечам волшебника, словно причудливый узор на ткани никак не мог устроиться поудобнее. Кенету даже показалось, что этот узор негромко мурлычет и трется спинкой о старого мага, как кружевной кот.

Одежды мага только теневой узор и оживлял. Они были такими же безупречно чистыми, как запомнилось Кенету, но теперь, став старше, он заметил, что чисто выстиранный плащ мага не был ни новым, ни дорогим. Великолепие, памятное Кенету с детства, поблекло, сменившись иным, новым великолепием, еще непонятным, но необычайно притягательным. Кенет и сам не мог бы сказать, что такого чарующего увидел он в неброском облике старого волшебника, но желание стать учеником мага, а потом и магом сделалось в его душе спокойным и твердым. Совсем как жаркая сталь, окунувшись в прохладную воду и пройдя закалку, становится клинком или серпом и спокойно исполняет свое предназначение.

Багровый от жары и смущения Кенет, запинаясь, выговорил приветствие. Маг отложил недочитанную книгу и поднял взгляд. Жаркая летняя синева сияла в его глазах. Десять лет прошло, а маг совсем не изменился. Та же белая борода и то же загорелое лицо, неподвластное времени, те же молодые глаза, тот же странный взгляд, в котором словно плещутся летние небеса. Взгляд, полный сосредоточенного тихого ликования, словно старый, но не стареющий волшебник созерцал некое невидимое Кенету чудо. Хорошо ему – он видит незримое. Кенету тоже очень захотелось увидеть незримое.

– Господин волшебник, – очень тихо от избытка почтительности выговорил Кенет, – я слышал… ведь берут учеников… вот… я хотел… я только спросить… вы у нас дождь вызывали… и вообще… не возьмете ли вы ученика? Я бы очень хотел…

Лицо мага закаменело.

– Да ты с ума сошел! – вытолкнул он из себя свистящим шепотом.

– Господин волшебник, – растерялся Кенет, – я ведь только… я не хотел вас обидеть…

– Ты меня не обидел, – сухо возразил волшебник и резко, порывисто вскочил, захлопнув книгу. Несколько листов, кружась, взметнулись вверх и приземлились у ног Кенета. Не заметив этого, волшебник запихал тяжелую книгу под мышку и пошел прочь так быстро, что полы его плаща развевались чуть не до плеч. Ошеломленный Кенет схватил выпавшие из книги листы и бросился вдогонку.

– Господин волшебник! – крикнул он. – Вы потеряли… Вернитесь!

Но волшебник уже таял на ходу, его облик заколебался, как воздух над костром, поблек, выцвел и исчез. Кенету показалось, что маг обернулся на его призыв, что полупризрачные губы дрогнули и произнесли что-то столь же полупризрачное, чего Кенет уже не мог расслышать. Тогда Кенет сел на пень и расплакался от несбывшегося ожидания.

На что он, собственно говоря, надеялся? Что старый волшебник возьмет в ученики первого встречного юнца только оттого, что юнцу попросить вздумалось? Может, он и вовсе что-нибудь не так сказал или не так сделал? На то похоже. Надо будет подождать старика и все-все ему объяснить. И попросить прощения. Вон как заторопился, даже листы из книги выронил. Надо отдать.

Но напрасно Кенет надеялся снова увидеть старого волшебника. Настал вечерний урочный час, за ним пришла ночь, она сменилась рассветом, потом настал утренний урочный час, а маг так и не появился.

“Он не придет, пока я здесь”, – понял Кенет, и сердце его тоскливо сжалось. Ничего не поделаешь, надо уходить. Кому-нибудь может понадобиться помощь волшебника, и Кенет не должен препятствовать его появлению.

Да, но как же быть со страницами магической книги?

Поразмыслив, Кенет надумал положить листки из волшебной книги на пень и камнем придавить, чтобы ветер не сдул их ненароком. Но природная любознательность взяла верх, и он решил заглянуть в них. Почему бы и нет? Он ведь никому не скажет, какие заклинания в них написаны. Даже произносить их вслух не будет. Только посмотрит.

Но заклинаний на страницах из волшебной книги не оказалось. Недоверчиво вглядываясь в слегка выцветшие от времени знаки, Кенет прочитал: “Устав поведения магов и учеников”.

Неслыханная удача! Кенет оторвал взгляд от прочитанных слов и оглядел все вокруг – деревья, траву, узкую тропинку, ползущих по ближайшему дереву муравьев. Потом перевел дыхание и снова вернулся взглядом к заглавию – медленно, почти нехотя, по-детски опасаясь, что надпись исчезнет. Но нет, вот оно: “Устав поведения…”

О том, чтобы вернуть старому магу выпавшие из книги листы, не могло быть и речи. Зачем они ему? Он ведь волшебством не первый год занимается и устав наверняка знает наизусть. А Кенету устав ой как пригодится. Он его выучит и будет исполнять. Раз уж он собирается стать магом, ему все равно придется исполнять устав. Так почему бы не начать прямо сейчас? Может, у него в результате какие-нибудь магические способности проявятся? А даже если и нет, он снова придет к магу уже не первым встречным с большой дороги, которому по скудости ума вскочило в голову: “А не стать ли мне волшебником, раз гончара из меня не вышло?” Нет, он явится, доказав на деле, что готов на любые испытания. Может, тогда старый волшебник смягчится и возьмет его в ученики?

Счастливый Кенет осторожно сунул за пазуху свою бесценную находку и пошел куда глаза глядят.

Следующий привал он устроил не скоро. Он отчаянно хотел побыстрее взяться за изучение магического устава, но отодвигал этот миг как можно дальше. Теперь, когда устав оказался у него в руках, ему хотелось сполна насладиться не только чтением, но и ожиданием той минуты, когда он сможет к нему приступить.

Наконец усталость взяла свое. Когда перед Кенетом раскинулось шелковисто мерцающее лесное озерко, он почувствовал, что дальше идти не может. Он пошарил в кармане штанов и извлек оттуда огниво, леску, крючки и нож. Все свое имущество. Хорошо еще, что перед побегом из дома он собирался на рыбалку. Жаль только, что гребня у него с собой не оказалось. Может, причесанный он выглядел бы поприличнее, и маг бы его не прогнал… а, да что там рассуждать! Полно сожалеть о том, чего не случилось.

Вскоре рыба была поймана, зажарена и съедена. Утолив наскоро голод, Кенет ополоснул руки, вытер их о штаны, достал из-за пазухи свою измятую добычу, бережно расправил ее, благоговейно затаил дыхание, все же вздохнул и принялся читать. От волнения Кенет был не способен читать подряд. Его прыгающий взгляд задерживался то здесь, то там, выхватывая куски текста безо всякой связи, что-то пропуская, где-то возвращаясь к уже прочитанному.

“…надлежит носить одежду простую, удобную, по вороту, рукавам и подолу вышитую знаками-оберегами, как-то: знаками “лес”, “здоровье”, “счастье”, “долголетие”, знаками стихий и их проявлений”.