Дрожащая скала

И пока девица Туссен, краснея, гордо удалялась, уступая место своим подругам, клерк Бенуа кричал и аплодировал громче и сильнее всех.

Когда первый шаг был сделан, то и другие дамы и девицы стали поочередно подвергаться щекотливому испытанию. Одни, уверенные в себе по наружности, трогали камень с видом пренебрежения, другие, напротив, толкали его с некоторым отчаянием. Но назло ироническому смеху и колким сарказмам, следовавшим за каждым опытом, послушный камень снова начинал для всех свои качания и колебания. Эта неразборчивая снисходительность возбудила, наконец, подозрение в большей части собрания.

– Что за дьявольщина! – ворчал старый прокурор. – Невозможно, чтобы между столькими женщинами не было по крайней мере одной… Моя дочь еще туда-сюда! Но девица Арманда или Розетта… Камень лжет!

– Я думала, – говорила толстенькая восемнадцатилетняя девушка на ухо одной своей подруге, – госпоже Ланглуа не посчастливится так, как нам. Я знаю кое-что…

– Решительно, – заключил один холостяк с громким смехом, – ваша Дрожащая Скала, господин де Кердрен, похожа на мою собачонку, которая лает на всех.

– Потерпите, господа, потерпите! – сказал Альфред, кусая губы.

Оставались госпожа Лабар и ее дочь. Мать с заметным любопытством смотрела на испытание других дам, не показывая ни малейшего желания самой принять в том участие. Что касается до Жозефины, то, продолжая спокойно сидеть в отдалении близ решетки, она едва поворачивала голову, когда раздавался шумный смех присутствующих.

Нотариус попробовал склонить госпожу Лабар последовать примеру других дам.

– Ну, что же, соседка, – сказал он по-бретонски, – не хотите ли и вы попробовать в свою очередь счастья? Никогда не представится лучшего случая доказать, что ваш покойный муж сделал хороший выбор, женившись на вас!

– Что! – отвечала старая бретонка, скорчив гримасу вместо улыбки. – И какое дело мне до вашего демонского камня? Я чту Пресвятую Богородицу и святого Михаила, с меня достаточно и этого!

Нотариус не настаивал, но хитрый Бенуа умел лучше повести дело.

– Ах, мадам Лабар, – сказал он своим веселым тоном, – знаете ли, что если вы откажетесь тронуть Дрожащую Скалу, то злые сент-илекские язычки могут вдоволь поболтать на ваш счет. Говорят, что покойный Лабар довольно долго иногда оставался в море, и что вы не всегда были в одиночестве в Сент-Илеке, когда он колотил англичан.

– Кто говорит это? – грубо отвечала вдова. – Такие же дураки, как ты, мерзкая обезьяна!

Бенуа вынес обиду со стоической твердостью.

– Слушайте же, – продолжал он, – уверяют, что один из красивейших здешних мужчин частенько приходит к вам вечером и уходит довольно поздно!

Всеобщий смех принял эту остроту, между тем таможенный офицер сердито покручивал свои усы. Госпожа Лабар мигом встала, полувзбешенная, полупобежденная.

– Проклятый каторжник! Змеиный язык, – шептала она.

Она сильно налегла на камень, но камень сделал только чуть приметное движение.

– Дьявол! – продолжал Бенуа, смотря на офицера, – ужели это правда?

Офицер сконфузился и послал сквозь зубы неразборчивое проклятие.

– Да, да! – говорила старуха.

И выбрав поудобнее место на упрямом камне, она толкнула его с такой силой, что огромная глыба едва не полетела под гору, больше минуты она качалась после этого толчка.

– Хорошо! – закричали со всех сторон. – Вот теперь честь храброго ламаншского корсара достаточно омыта.

После замечательной победа госпожи Лабар на минуту водворилось молчание.

– Еще одна не была на испытании! – сказал какой-то голос. – Это девица Жозефина Лабар.

– Правда, но к чему? – сказал Альфред с иронией. – Не уверены ли все наперед в результате?

– Эх! Неужели же не знали наперед целомудрия моей жены? – спросил один буржуа язвительно.

– И моей дочери? – проговорил другой.

– Жозефина хочет, без сомнения, еще чем-нибудь отличиться от других, – заметила сладеньким голоском одна подруга девицы Лабар.

– Пойди и ты, – сказала вдова повелительно, – заставь их прикусить языки.

Жозефина встала в ту же минуту, как только услышала свое имя, но, несмотря на точное приказание матери, все еще колебалась: этот поступок казался ей смешным и неприличным.

– Пусть, – сказала она вполголоса, – уж если все покоряются… и я…

И она медленно подошла к указанному посту против камня.

Последовало молчание, и с минуту были слышны только шум каскада да крик морских птиц, при приближении вечера слетавшихся на берег. Жозефина, потупив глаза, имела вид скромной уверенности. Сняв с белой и полной руки своей изящную шелковую перчатку, она изо всей силы надавила на скалу… Скала осталась неподвижна.

Сначала никто не мог поверить этой нечаянной неподвижности, все только что перед этим видели, как камень качался при самом легком усилии. Жозефина побледнела. Она хотела повторить опыт, и зубы ее сжались, когда она старалась сообщить камню его обычное движение. Результат был по-прежнему безнадежно отрицательным.

Некоторые обменялись насмешливыми знаками.

– Может, что-то стесняет движения камня? – спросил нотариус, и все отодвинулись. – Может быть, камешек какой-нибудь попал под него?

Но ничто, по-видимому, не препятствовало Дрожащей Скале качаться как прежде.

– Это странно! – шумели мужчины.

– Кто бы мог подозревать такое! – шептались женщины.

Госпожа Лабар, всем своим видом выражая нетерпение, подошла к дочери.

– Эх ты, глупая, не знаешь, как взяться! Ну вот, смотри!..

И она хотела еще раз покачнуть Скалу так же, как за минуту перед тем, но камень теперь, казалось, прирос к земле.

– Не мешайте девице! – вскричал Альфред саркастическим тоном. – Если кто может двигать скалы, то это, без сомнения, она!

Жозефина бросила тоскливый взор вокруг себя: на всех лицах выражалась насмешка и злобная радость. Еще раз, упершись обеими руками в скалу, она собрала все свои силы, толкнула… Скала не дрогнула.

– Так ты меня обесчестила! – вскричала мать, подняв на нее руку.

Жозефина вскрикнула, и с челом, орошенным холодным потом, без чувств упала на руки окружавших ее женщин.

Этот случай смутил и переполошил все общество. Женщины с лицемерной жалостью теснились вокруг полумертвой девушки, мужчины уже не смеялись.

– Бедное дитя! – говорил один. – Принимать так близко к сердцу подобную безделицу:

– Вот лукавство, – шептали другие. – И доверяйся теперь этим монастырским смиренницам!