Странные вещи

Клевер соскребла пальцем изморозь с Ледяного Крюка. Еще год назад девочка расплакалась бы от разочарования и обиды, но сейчас ее взгляд был устремлен на диковину. Она вспомнила, что надо глубоко подышать, чтобы сдержать слезы.

– Обещай мне, – попросил Константин.

Клевер до крови прикусила щеку.

– Обещаю. – ответила она.

– Что ты обещаешь?

Теперь слезы все-таки полились.

– Обещаю не собирать диковины.

Клевер сделала последнюю попытку.

– Кроме этой, одной. Она уникальная – чудесная!.. – Ей не хватало слов.

– Как ты собираешься от нее избавиться?

Отец не оставил ей возможности возразить, не оставил выбора. Только она, наконец, нашла что-то свое – дверцу в мамин мир, к разгадкам. И вот отец захлопывает ее. Запирает. Ему нужно все контролировать, даже ее мечты.

Клевер открыла рот, но гнев душил ее.

Она схватила Ледяной Крюк – диковина ужалила ладонь холодом. Занеся его над головой, как оружие, она размахнулась и что было сил бросила вперед. Блеснув в воздухе, Крюк упал в озеро.

– Теперь ты доволен? – буркнула она сквозь зубы. – Он пропал навсегда! И другого мне никогда не найти.

– Очень на это надеюсь, – мягко сказал Константин.

Наклонившись, он потрепал дочь по руке, но она отпрянула и подавила всхлип. Константин терпеливо ждал, когда она возьмет себя в руки. Он был терпелив, как каменная статуя, – и так же бессердечен.

На солнце набежала тучка, и озеро стало темно-оливковым.

– Ты, конечно, проголодалась, – улыбнулся Константин и пришпорил лошадь, направляя ее в сторону их дома.

Клевер помедлила, глядя на круги на воде – там, где утонуло ее сокровище. Вместе с ним исчезли все ее надежды. Она вытерла глаза и стала догонять отца.

– Мы заслужили плотный ужин, – сказал он. – На одних булочках с изюмом ты не продержишься. Завтра съездим, проверим, как поживает наш новорожденный.

Лошади бежали резво, спеша к овсу и стойлам.

– Что мы дадим роженице, чтобы поддержать ее после потери крови? – спросил он.

– Настойку вербены, – пробормотала Клевер и пониже надвинула шляпу, чтобы скрыть слезы.

– Из тебя еще может выйти хороший врач, – улыбнулся отец.

* * *

Лесной воздух охладил пылающие щеки Клевер. Еще не слыша мельничного колеса, она почувствовала неповторимые запахи дома: сосновых стружек, копченой рыбы и дрожжевых пышек вдовы Хеншоу.

На мост они поднялись уже ближе к полудню. Мельничное колесо весело крутилось в высоких водах реки, впадавшей в озеро, – это неустанное плюх-шлеп баюкало Клевер вместо колыбельной, сколько она себя помнила. Из трубы их домика поднималась тонкая струйка дыма. Это значило, что вдова Хеншоу топила печь, чтобы в их комнатах было тепло. Как ни любила Клевер поездки, она рада была увидеть дом. Совсем скоро она стащит с ног башмаки и будет долго отсыпаться, свернувшись под теплым одеялом.

Под мостом торопливо бормотала река. Клевер старалась гнать от себя мысли о Ледяном Крюке, увязшем в иле на дне озера. Константин вдруг резко дернул поводья, и его лошадь замерла.

По другую сторону моста поджидала, перегородив дорогу, группа незнакомых всадников.

Под соснами было темно, но Клевер рассмотрела, что эти люди были одеты как охотники-трапперы[1 - От англ. trap («ловушка») – охотник на пушных зверей в Северной Америке.] – в куртки из бобровых шкур и сапоги с кожаной бахромой.

– У меня сыпь, и все тело ужасно чешется! – крикнул один из них. У него единственного из всех не было бороды. – Найдется у вас снадобье, добрый доктор?

Увидев у него на шляпе кроличьи уши, Клевер решила, что ей почудилось. Но когда он принялся чесать шею, Клевер ясно увидела, что уши и впрямь пришиты к шляпе.

Другой траппер, здоровенный, как медведь, рассмеялся.

– А у меня моча пахнет устрицами!

– Заткнись, Гриб, – цыкнул на него человек с кроличьими ушами. – Твоя моча доктору без интереса.

– Слезай с лошади, – шепотом велел Константин.

– Зачем?..

– Слезай!

Клевер подчинилась, соскочила на мост и потрепала по холке свою пугливую лошадку.

Константин нагнулся и отстегнул свой притороченный к седлу медицинский саквояж. Свой мешок Клевер закинула на плечо, сердце у нее колотилось.

– Так дадите вы мне растирку, или мазь, или что-то в этом роде? – Человек с ушами кролика вынул изо рта трубку и мундштуком поскреб шею. – Хотя, сдается мне, эту болячку только могила исправит. А, доктор Элкин?

– Папа, кто эти люди?

– Я сохранил лишь одну диковину, – прошептал Константин, щекоча усами ее щеку. – Одну-единственную.

– О чем ты говоришь? – Клевер вздрогнула. Она никогда не видела отца таким.

– Это… neobkhodimo, – сказал он.

Это было одно из немногих русских слов, которые знала Клевер. Оно значило «необходимо». Отец употреблял его для вещей самых важных, исключительно важных. Сердце было neobkhodimo. Глаз, рука и даже почка – нет.

Он протянул ей саквояж и прижал к себе так, что Клевер обхватила его обеими руками.

– В нем надежда. Ты должна хранить его и беречь. А тебя защитит Общество.

Клевер открыла рот, но отец продолжал говорить. Его голос звучал настойчиво и оттого жестко.

– Отправляйся в Нью-Манчестер к Аарону Агату. Ищи канарейку среди голубей.