С этими словами батюшка перекрестил Евдокию и откланялся восвояси.
Дом батюшки находился неподалёку от церкви, изба деревянная, как и у всех, ничем не примечательная. Не успел батюшка войти в дом, как к ним постучали. На пороге стоял мальчонка лет десяти, отдышавшись, он спешно рассказал, зачем его послали.
– Батюшка Илларион, срочно послали за вами. Деду Федоту совсем плохо, захворал он… Просит вас… грехи отпустить… вот-вот помрёт…
Батюшка сообщил супружнице своей, что спешит к больному, и отправился в путь. Дед этот жил неподалёку, минутах в двадцати ходьбы. Прибыли быстро. Родственники сообщили, что дед совсем плох, бредит, горячка у него, и проводили к больному. Дед Федот лежал в кровати, бел как полотно. Увидав попа в рясе, перекрестился и, чуть приподняв голову, хриплым голосом застонал:
– Батюшка, отпусти грехи мне, чую, старуха-смерть пришла за мной, стучит уже в избу. И давеча в храме икона смеялась мне в лицо, злобно, с ухмылкой.
– Что за икона? – спросил батюшка.
– Чудотворец… Отпусти грехи, каюсь… каюсь…
Старик захрипел. Выпустил последний вдох и умер на руках святого отца. Батюшка закрыл старику глаза, положил на кровать. Родственникам сообщил, что отпевание проведут поутру.
Батюшка возвращался домой неспешно, весь в раздумьях. Таких тяжёлых дней ему давно не приходилось переживать. Значит, и вправду в последние недели ему не причудилось и не показалось, что в его приходе творится что-то неладное. А ведь грешил на усталость. Батюшка шёл и сам себя корил за то, что не углядел, что допустил такое… И Евдокия, и старик видели, что творится такое. Может, ещё кто видел. Срам-то какой. В церкви, в храме Божьем, чертовщину развели. Это ж позор какой. Решил батюшка заутреннюю службу отмолить, отпеть старика и отправиться в путь к своему другу и наставнику протоиерею Константину. Пятьдесят вёрст пути. По дороге домой зашёл к Ивану, сообщить, чтоб завтра к обеду запрягал лошадей, к Константину поедут.
Илларион всё рассказал супруге, что замечал неладное, рассказал про Евдокию, про старика и сообщил о своих планах поехать к своему наставнику посоветоваться и попросить помощи. Тут подошёл старший сын, который помогал отцу в церковных делах, и говорит:
– Отец, а я тоже раз видел икону со страшной ухмылкой, но не придал этому значения, думал, почудилось. Отец, извини, что не сказал! А горбунья эта и вправду возле этой иконы поклоны отбивает да на коленях молится.
Младшие этот разговор услыхали, им интересно стало, что это за горбунья такая. Может, ведьма настоящая. Они ещё ведьмы ни разу не видели. Решили они побежать на болота, на окраину деревни, посмотреть на ведьмин дом. Может, чего интересного увидят. На улице лето, темнеет только к ночи. Дорога и тропинка к дому горбуньи были хорошо видны, мальчишки быстро добрались до места. Поутихли. Растерялись. Один из ребят подошёл к окну и заглянул внутрь. Затем обернулся и подал знак другим двум подойти. Все вместе они заглянули. В комнате горело много свечей, в углу стояла кровать, а ней лежала горбунья, видимо, спала. В это время в тазике с водой мылись блюдца, чашки да ложки, а метла сама мела пол. А над табуреткой в воздухе зависли спицы, они сами вязали носок. Мальчишки переглянулись друг на друга и рванули бежать оттуда что есть мочи, не оглядываясь.
А в избе тем временем спохватились искать мальчишек, куда они могли на ночь глядя подеваться.
Прибежали они домой, грязные, мокрые, чумазые. Они бежали так, что несколько раз проваливались на болотах, а младший ещё и лицом на дороге в пыль упал, одни только глаза торчали. Пока их отмывали в тазу, они всё и выложили, как подслушали случайно рассказ отца и как решили посмотреть на ведьмин дом. А дальше уже всё, что увидели там. Родители, конечно, их поругали за такие вольности, но факты есть факты, горбунья та и вправду оказалась ведьмой. Родители строго-настрого запретили ходить туда и велели молчать обо всём увиденном и услышанном. Мальчишки уже и пожалели о том, что узнали такой секрет. Ночь в доме Иллариона прошла беспокойно, мальчишки то и дело просыпались и плакали, а батюшка не мог уснуть, всё не покидали мысли, что же делать… На следующий день, закончив свои дела, Илларион вместе с Иваном отправились в путь.
Батюшку Константина он знал давно, ещё со времён духовной семинарии, а затем служил в помощниках у батюшки Константина в его приходе. Батюшка был уже в преклонном возрасте, с длинною седою бородой, худощавый. Илларион знал, на что способен Константин, был уверен в помощи; даже было время, Константин отчитывал бесоватых, занимался экзорцизмом, так что опыт в таких делах был. Экзорцизмом могли заниматься не многие, лишь единицы, и среди них был Константин удостоен такого разрешения и особого звания.
По приезду Илларион всё рассказал Константину о том, что творится в его приходе, о храме и иконе. Что приехал просить совета и помощи. Было решено на следующий день собрать всё необходимое, и отправиться обратно вместе, и провести обряд изгнания бесов из храма. Константин уверял, дело несложное и тем более поправимое. Кто бы мог подумать, как на самом деле всё обернётся.
Собрав чёрной четверговой соли, восковых свечей с особым ингредиентом для этих целей, ладанов, книги с молитвами, они отправились в путь.
Супружница Иллариона ждала гостей, накрыла стол и накормила мужчин с дороги. А после трапезы заговорили о делах насущных.
– Илларион, следует начать сегодня к полуночи, затем ещё пару дней, а там будет видно, нужна ли ещё будет моя помощь. И ещё нужен третий мужчина, кому ты доверяешь?
– Преподобный Константин, возьмём старшего моего сына Степана, он служит у меня. Ему я доверяю как себе.
– Как скажешь… А хозяюшку этого дома благодарю за гостеприимство и трапезу!
Ближе к полуночи мужчины отправились к храму. Для начала вокруг церкви обсыпали всё солью, чёткий круг. Затем вошли в храм. Степану доверили брызгать вокруг святой водой, после Константин скрутил восковые свечи в два факела – один Иллариону, второй Степану, – зажгли. Константин задымил кадилом, читая громко молитвы. За ним шли отец и сын с факелами и повторяли необходимые моменты молитв. Ритуал прошёл более чем спокойно. Немного потрескивали факелы-свечи, то гасли, то разгорались.
На следующую ночь повторили всё то же самое. Только вот под конец становилось чуть страшновато.
Константин сказал, что завтрашняя ночь будет важной и решающей.
Наступило завтра. Степан сделал круг солью возле храма, начал окроплять храм внутри святой водой. Взялись за факелы, всё так же, как двумя днями ранее, только после окончания молитв, что читали раньше, Константин вытащил из-под рясы маленькую книгу из коричневой кожи с красной печатью. Начал читать что-то на латыни, перечисляя имена бесов. Свечи затрещали, кадило разом потухло. Появился жуткий животный страх, резкий холод, как будто двери преисподней приоткрылись. Руки сковало холодом. Были слышны глухие стоны и крики, будто бы земля разверзлась и вся адская нечисть проснулась разом. А за спиной цокот копыт и тяжёлое дыхание в спину. По спине побежали мурашки, мужчины стояли как вкопанные от страха, голова закружилась, ноги онемели и не слушались, сердце билось так, что чуть не вылетало из груди, а в голове пульсировало, в горле пересохло, казалось, голова сейчас лопнет от напряжения, уши то закладывало и звук пропадал совсем, а то, наоборот, звук был настолько силён, что сравнить можно было только с падающими снарядами.
Константин сказал:
– Не оглядываться назад!
Он продолжил на латыни. Крики и рёв непонятных животных не смолкали, не могли эти звуки быть человеческими. В храме всё затряслось, задребезжало. А затем с грохотом ликом вниз упала икона, та самая. И всё в момент стихло. Мужчины взяли икону и пошли на выход. На пороге храма они увидели старуху-горбунью. Она стояла за соляным кругом и не могла пройти в храм. Глаза у неё горели странным цветом, из носа шёл пар. Она издавала жуткие, нечеловеческие звуки. И тут она заорала во всё горло.
– Будь ты проклят и весь твой выводок! Илларион, пенёк ты горелый! Не бывать здесь храму никогда! Заклинаю всеми силами ада! Да будет так! Слово моё крепко! Как я сказала, так тому и бывать!
И она подняла в небо свой костыль. Тут среди ночного неба громыхнул гром и засверкали молнии. Грохот был настолько сильный, что закладывало уши. Одна из молний ударила в купол храма, другая в избу батюшки Иллариона, а третья попала на порог храма. Никому не удалось выжить в этой трагедии. Храм выгорел сильно, но каменные стены остались.
А старуха после этого сильно захворала, слегла. Крики её слышались ещё несколько дней, но люди не шли её проведать. Знали – если ведьма умирает, нельзя к ней подходить, чтоб дар не передала. Спустя несколько дней после того, как крики её утихли, кто-то из местных мужиков решил убедиться в том, что старуха умерла. И после подожгли избу, выгорело всё дотла.
Ещё долгое время местные жители оплакивали усопших. Жуткая трагедия вышла. Спустя несколько лет собрали пожертвования на восстановления храма, но что-то пошло не так. При отделке храма погибли двое рабочих, произошло невольное возгорание. Храм изнутри снова выгорел. После этого это место нарекли проклятым. Больше храм не стали трогать.
С самого раннего детства я знал эту историю, поведала её бабушка. И никогда мысли даже не было у нас с мальчишками залезть туда, внутрь посмотреть или снаружи подойти ближе. Жуткое место. И все погибшие здесь даже не были погребены, они выгорели дотла.
Затем дедушка замолчал, воцарилась долгая тишина, а в воздухе зависла некая пауза, тяжёлая, с неприятным послевкусием.
История эта произвела на меня сильное впечатление, даже мороз пробежал по коже, а во рту почувствовался привкус крови. Или дедушка у меня так мастерски рассказывал, что казалось, ты очевидец событий, то ли я такой впечатлительный.
Посидели мы молча. Самовар наш давно уже остыл. А тут вдруг забарабанил дождь как из ведра. Грохот по крыше, стук, с сильным порывистым ветром. Дождь начал попадать на веранду, где мы сидели. Я начал заносить кресла в дом и самовар. Затем вышел на веранду забрать последние вещи, как вдруг что-то чёрное и мокрое шлёпнулось прямо перед моими ногами. От неожиданности я даже отпрыгнул назад и вскрикнул. Дедушка показался тут же, в дверном проёме. Подошли разглядеть, что там. Это оказался чёрный ворон со сломанной шеей. Он был огромен, размером в две курицы, может больше. Убить такой может, но не убил, а покалечить мог. Дед схватил его за лапу, головой волоча по земле. Отнёс к ближайшему дереву.
– Завтра я его похороню. Негоже живность так неупокоенной оставлять, – сказал мне дед.
А я стою молча как вкопанный, то ли в шоке, то ли птичка добавила антуражу к дедову рассказу, одним словом – под впечатлением.
– Пойдём, внучек, в дом, уже и темно, и холодно, пойдём, – обнял меня за плечо дед и увёл с улицы.
Мы зашли в дом. Я предложил разжечь камин и приготовить ужин. Вроде вернулся в реальность. Дед уселся разжигать камин, ну а я полез в холодильник, проверить содержимое.
– Сосиски! Дед, есть сосиски! Можем прям в камине их пожарить на шампурах, – вдруг осенило меня.
Да, вроде вернулся к жизни. Со мной такое бывает, где-то зависаю. Вроде это называется «в трансе».
– Давай, внучек, сосиски, – сделав паузу, дедушка продолжил. – А почему ты засомневался в подлинности истории, что я рассказал? – задал вопрос дед серьёзным тоном с долей обиды в голосе. – Разве я похож на сказочника? – ещё более обиженно спросил дед.
Я сразу растерялся от такого вопроса. А ведь и вправду, первое, что я подумал, – это было, реальная ли это история или выдумка?
– Дед, прости! Я никогда о тебе плохо не думал, ты же знаешь. Эта история произвела сильное впечатление на меня, а уже игры разума, лишь на секунду, дали мне усомниться в реальности былых событий.
Дед немного смягчился.
– Может, ты не веришь в нечистую силу? – всё не унимался он. – Может, ворон, по-твоему, это случайность? Чёрный ворон размером с кабана со сломанной шеей – это случайность? Возле твоих ног, случайность?
– А ты думаешь нет? – спросил вопросом на вопрос я.
– Внучек, в этом мире нет ничего случайного, запомни это. Если что-то произошло, то это кому-то нужно.
– И кому же понадобился этот трупак возле моих ног? – не понимая никакой связи, спросил я.