Если б курочка пропала,
Заблудился бы гусенок,
Если б красная брусничка —
Вишня-матушка ушла бы,
То исчезла б и кукушка,
Упорхнули б мигом птички
С высоты родимой горки,
Со спины холма родного.
Никогда на этом свете
Я не брошу дней девичьих,
Ни занятий, ни заботы
И страды не брошу летней:
Целой ягода б осталась,
И не полным песен берег,
Я не пройденным лесочек,
Не играла бы я в роще».
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Клонит голову, печальный,
Шапка на сторону сбилась;
Хочет он теперь размыслить,
В голове он держит долго,
Как ему домой уехать,
Как страны родной достигнуть,
Из той Похъёлы туманной,
Из суровой Сариолы.
Молвит Похъёлы хозяйка:
«О кователь Ильмаринен!
Отчего такой ты грустный,
Сбил ты на сторону шапку?
Иль ты мучаешься думой,
Как бы родины достигнуть?»
Говорит так Ильмаринен:
«Да! К тому стремятся мысли,
Чтоб на родине скончаться,
Там найти покой последний».
Ильму Похъёлы хозяйка
Накормила, напоила,
На корму ладьи сажает,
К веслам, столь богатым медью,
Веять ветер заставляет,
Веять северный свой ветер.
Так кузнец тот Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Едет к родине любимой
По потокам в синем море.
Едет день, другой день едет.
Наконец, уже на третий,
Он счастливо в дом приходит,
В те места, где он родился.
Молвит верный Вяйнямёйнен,
Ильмаринена пытает:
«Ильмаринен, брат мой милый,
Вековечный ты кователь,
Что же, выковал ты Сампо,
Изукрасил ли ты крышку?»
Отвечает Ильмаринен,
Молвит сам искусный мастер:
«Сампо новое уж мелет.
Крышка пестрая готова:
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую – для продажи,
Третью меру – на пирушки».
Руна одиннадцатая
1. Лемминкяйнен отправляется свататься к девице из знатного рода Саари (1–110).
2. Сначала девицы Саари насмехаются над ним, но вскоре близко знакомятся с ним (111–156).
3. Только одну – Кюлликки, – ради которой он отправился, он не может покорить и тогда, наконец, похищает ее насильно, кладет в сани и отправляется в путь (157–222).
4. Кюлликки плачет и больше всего огорчается воинственностью Лемминкяйнена; Лемминкяйнен обещает, что никогда не пойдет на войну, если Кюлликки тоже обещает никогда не бегать в деревню, и оба клянутся исполнить свои обещания (223–314).