Шаг в Безмолвие

В пространстве –

и словно в прострации –

Нас четверо: двое и двое.

Меняются лишь декорации,

А мы остаемся собою…

1

Бронзовый лик отражался в темной воде священной чаши. Черные свечи почти догорели, и в неверном отблеске угасающих огоньков девушка разглядела легкую рябь, пробежавшую по губам Богини, отчего ее благословляющая улыбка превратилась в недовольную гримасу. Юная жрица виновато склонила голову и закрыла лицо руками. Сколько раз ей говорили, что Великая Тривия не позволяет слишком долго медитировать тем, кто не удостоился Высшего Посвящения! Не нужно было погружаться так глубоко и отпускать в свободный полет свою недостаточно опытную атме – душу, принадлежащую грозной Богине ночи, покровительнице тайных знаний, беспощадной к тем, кто смеет Её ослушаться.

Для подобных путешествий в пространстве и времени нужно было иметь высший для жрицы титул – атемис, что означало «Принявшая Дух Божественной Матери». Или хотя бы второе по значимости звание атикайи – «Говорящей с Матерью»… Девушка опустила руки на затекшие от долгого сидения колени и робко взглянула на статую Богини. Тривия по-прежнему улыбалась, но, казалось, вот-вот укоризненно покачает головой и скажет: «Как тебе не совестно, Герика! А ведь я устилала твой путь лепестками цветов, помогла тебе в неполные семнадцать лет пройти первую ступень Посвящения и получить звание мельи – «Осененной поцелуем Матери», титул, который жрицы обычно получают гораздо позже, после нескольких лет преданной службы и исполнения трудных обетов…»

«Прости меня, – мысленно попросила девушка. – Я знаю, что могла не вернуться в собственное тело, ибо знания мои о Незримом мире еще очень малы. Но… что-то произошло там. Что-то вмешалось, сильное, непреодолимое… и я не смогла удержать свою атме. Словно чудовищный смерч подхватил ее, и лишь по воле Твоей я сумела…»

В коридоре снова послышались осторожные шаги. Похоже, та, что пришла в святилище, боялась помешать ее медитации и все же была вынуждена прервать уединение жрицы. Девушка повернула голову и сделала приглашающий жест. Из темноты возник знакомый силуэт – Дегина, младшая жрица. Непосвященная низко поклонилась ей – такие, как она, в храме выполняли обязанности служанок. Это было их Послушание.

– Мелья, – взволнованно прошептала она, – уже полдень. Прибыли «серые плащи».

Герика равнодушно пожала плечами: и что с того? Каждый день, когда солнце поднималось в зенит, ворота храма открывались и во двор перетекали вереницы паломников, желающих поклониться Великой Тривии. Десятки мужчин и женщин в одинаковых серых плащах, спасавших от палящего солнца, с корзинами подношений в руках и молитвами о милости в сердце.

– Мелья, с ними приехала царевна Солан.

Герика изумленно взглянула на младшую жрицу. Дочь царя Ангуса была здесь не так давно – Луна не успела народиться дважды, и тогда в храм прибыла целая процессия: царь Кадокии приехал просить у Богини благословения на брак своего сына и наследника, старшего брата Солан. Судя по богатым дарам, которые Ангус оставил на алтаре Тривии, брачный союз обещал быть выгодным, а сам праздник – пышным.

После этого никаких известий из Кадокии мелья не получала. Что же случилось?

Герика потянулась было к висевшей на поясе дощечке для письма, но вовремя сообразила, что в святилище слишком темно. Тогда она жестом поблагодарила Дегину за новость, а когда та ушла, с трудом поднялась с пола, распрямив, наконец, затекшие ноги. Поклонилась статуе своей Богини, приложив обе руки к сердцу, и осторожно, чувствуя болезненное покалывание в ступнях, поспешила во двор.

Странно, очень странно. Дегина сказала, что Солан прибыла в храм с группой «серых плащей». Виданное ли дело – дочери царя путешествовать с простолюдинами! О чем думал государь Ангус, отправляя юную девушку в неблизкий и довольно опасный путь? Хотя, возможно, крытую повозку с царевной сопровождает отряд опытных воинов. Десяти или двенадцати фалангеров[1 - Фалангеры – пехотинцы; соответственно, фалангерия – пехота, основная военная сила в данный исторический период.] вполне хватило бы, чтобы…

Пораженная Герика застыла в дверях, не веря своим глазам. Не было никакого отряда, не было даже крытой повозки: был только толстый соловый мерин, на котором гордо восседала закутанная в серый плащ царевна, и две молодые женщины, ее служанки, которые, по всей видимости, весь путь проделали пешком.

Герика, нахмурившись, схватилась за дощечку и стило. Тем временем Солан, заметив ее, соскользнула с коня и неловко заковыляла ей навстречу.

– Не понимаю, как мужчины весь день проводят в седле и после этого могут сражаться! – смеялась она. – Или это мой мерин настолько толст, что я, боюсь, теперь никогда не смогу сомкнуть ноги!

Ее служанки расхохотались. Герика еще сильнее сдвинула брови, продолжая яростно выцарапывать буквы на податливом воске.

– Да устелет Богиня твой путь лепестками цветов! – Солан подошла и заключила жрицу в объятия. Капюшон плаща съехал, обнажая пепельно-русые волосы царевны, уложенные в простую прическу. По крайней мере, она не стремилась подчеркнуть свое положение… но Герика все равно отступила на шаг и резким движением протянула ей дощечку, на которой было всего два слова:

«Это безумие!!!»

– Ох, – виновато вздохнула царевна, оглядываясь на служанок, – ты права, Герика, и мой отец был бы того же мнения, если бы знал… – Жрица всплеснула руками: ну, разумеется, стоило догадаться, что Ангус не благословлял свою дочь на эту поездку! – Но поверь, мне было необходимо увидеть тебя. Многое изменилось, и… – Солан перешла на шепот: – … мне нужна твоя помощь.

Герика долго и испытующе разглядывала ее. Потом снова взялась за стило:

«Поговорим там, где нас никто не услышит».

В это время года плодовые деревья в храмовом саду еще не полностью отцвели, и теперь белые и розовые лепестки то и дело падали на мраморную скамью, на головы и плечи сидящих рядом девушек.

– Они словно благословение Богини… – Солан подставила ладонь, и несколько кружащихся лепестков тихо опустилось в нее. Хмурая Герика нетерпеливо постучала острой палочкой по оборотной стороне дощечки, и царевна вернулась к своему рассказу: – Ну, так вот: роскошнее пира, чем на свадьбе моего брата, в Кадокии не было уже много лет. Этот брак укрепит политический и военный союз между нашим государством и соседним Эфраном, и отец говорил…

Герика сделала жест, словно приподнимала с лица покрывало. Солан улыбнулась:

– Невеста? Совсем ребенок, намного моложе меня. Мы боялись, что она лишится чувств во время церемонии – настолько бедняжка была взволнована и напугана. Жрецы, проводившие обряд, предлагали отложить осуществление брака, но ее родители настояли. – Девушка опустила глаза и заговорила тише: – Служанки сказали, что утром после свадебной ночи лицо новобрачной было опухшим от слез. Мой брат вовсе не чудовище… он красив и силен, его есть за что полюбить… и все же она не выглядела счастливой. Скорее, наоборот. Радовались только царь и царица Эфрана, получившие богатый выкуп за дочь, разрешение на беспошлинную торговлю и надежного союзника в какой-то там назревающей войне.

Герика удивленно выгнула бровь, но царевна пожала плечами:

– Не спрашивай, я совершенно не разбираюсь в политике, да мне это и не нужно. Эриней с десяти лет всюду сопровождал отца, даже на переговорах, но он будущий правитель, а я… Моя роль достаточно скромна: укрепить очередной союз Кадокии с одним из соседних государств. – Солан вздохнула и замолчала, и Герика вдруг поняла, что привело ее сюда. Она схватила дощечку и быстро нацарапала на ней:

«Тебя выдают замуж?»

– Вскоре после свадьбы Эринея отец сказал, что решил мою судьбу. – Солан подняла на нее чуть увлажнившиеся темно-синие глаза и едва выдавила улыбку. – Он не назвал имени, лишь срок: ближайшее новолуние. Поэтому я хотела попросить тебя провести обряд. Хочу узнать, что меня ждет, и понять, смогу ли я стать счастливой.

Герика задумчиво побарабанила пальцами по скамье, прищурилась, затем принялась писать.

«Сегодня я не смогу. Я совершила ошибку и вызвала порицание Матери. Мы можем поднести Ей дары, а завтра утром я попрошу Ее показать мне твою судьбу».

– Хорошо, – легко согласилась царевна, возвращая дощечку. – Я могу остаться в храме на день или два. Вряд ли отец хватится меня: он покинул столицу для очередных переговоров, а брат с молодой женой путешествует по Эфрану. Вот я и решила, что это подходящий случай увидеться с тобой и помолиться Великой Тривии.

Герика покачала головой и многозначительно похлопала себя по лбу. Но Солан только рассмеялась.

– Ох уж эти ваши обеты! – проговорила она. – Я бы не смогла молчать целый год. Когда же завершится испытание, Герика? Я так соскучилась по твоему голосу.

Жрица принялась загибать пальцы: один, два, три… семь, восемь, девять. А потом поднялась со скамьи и жестом велела царевне следовать за ней.

2

Ранним утром следующего дня, вскоре после ритуала Восхваления Богини, на котором обязательно присутствовали все жрицы – от Верховной до младших Непосвященных, Герика и Солан уединились в опустевшем святилище. Венки из луговых цветов, принесенные ими накануне и обрамлявшие подножие статуи, все еще источали свежий, чуть терпкий аромат. Нежные лепестки не завяли, и Герика сочла это добрым знаком: Тривия благоволила им. Теперь следовало сосредоточиться и подготовиться к обряду.

Они обе опустились на колени возле алтаря. Жрица зажгла свечу, и теплый огонек разогнал сумрак, заставил его заплясать причудливыми тенями на стенах. Желтые отблески заиграли на бронзовом теле Богини, молча взиравшей на девушек с высоты своего роста. Грозная и прекрасная, в одной руке она держала факел – символ знания, в другой – меч, орудие возмездия; вместо венца голову Тривии обвивала змея – символ мудрости. Солан невольно залюбовалась ею: статуи богов-мужчин с суровыми лицами и преувеличенно мускулистыми телами редко вызывали у нее восхищение, разве что легкий трепет, а здесь она видела настоящую красоту и чувствовала силу, которой хотелось приобщиться, довериться и вознести молитвы. Близость той минуты, когда откроется ее будущее, вызывала и радостное волнение и страх, поэтому, чтобы отвлечься, пока Герика воскуривала благовония и наливала воду в священную чашу, Солан принялась без умолку болтать.

– Я долго гадала, кто это может быть, – призналась она. – У царя Шантии нет неженатых наследников. Тирренский царевич слишком молод для брака – ему всего двенадцать, да и выгоды этот союз не сулит никакой. Остаются два западных царства и два, лежащих на юго-востоке…

Герика прервала свое занятие, повернулась к царевне и приложила палец к губам.

– Царевич из Лодоса ужасно некрасивый. – Солан перешла на шепот. – Он низкорослый, с круглым лицом, короткой шеей и большим животом. Когда он садится верхом, под ним прогибается лошадь. Я боюсь даже представить, что будет со мной, если он навалится сверху.

Герика сердито хлопнула ее по колену и протянула девушке маленькую глиняную чашу с молитвенным зельем. Содержимое второй чаши она медленно выпила сама.

– Хемейский царевич вроде ничего, но слишком уж молчаливый – слова из него не вытянешь. Говорят, он предпочитает общество мальчиков. – Царевна залпом проглотила зелье и поморщилась: оно было горьким и вяжущим. – Ууу, какая гадость… Царь Фарагона недавно овдовел, но ему уже далеко за сорок и у него выпала половина волос…

Герика с трудом сдержалась, чтобы не шлепнуть ее по губам. Она прекрасно понимала, что Солан лишь пытается скрыть волнение, но ее болтовня мешала сосредоточиться на обряде и потому раздражала жрицу.

– Есть еще танарийский царь, но в нынешней ситуации мой отец вряд ли захочет союза с ним. Я слышала, как он говорил…