Двор Ледяных Сердец
– Триста лет, – прошептал он наконец. – Триста лет, и никто… никто не доверял мне своё имя просто так. Без сделок. Без принуждения.
Он посмотрел мне в глаза.
– Спасибо, Элиза, – сказал он мягко, и в голосе не было ни капли насмешки. – За доверие.
Я кивнула, и мы пошли дальше.
Впереди свет становился всё ярче, и с каждым шагом в груди разливалось тепло предвкушения. Скоро. Совсем скоро я буду в безопасности. Смогу отдохнуть. Поспать спокойно, без кошмаров, без его прикосновений.
Лес вокруг светлел, воздух становился чище. Даже тяжесть в мышцах отступала – словно само приближение к Пограничью придавало силы.
– Ещё немного, – тихо сказал Лис, и в голосе слышалось облегчение. – Чувствуешь? Воздух меняется.
Я кивнула, ускоряя шаг. Да, чувствовала. Что-то древнее и могущественное тянуло меня вперёд, обещало покой, защиту, исцеление.
Мы огибали большой валун, поросший мхом, когда земля подо мной провалилась.
Не постепенно – сразу, одним движением, как люк, распахнувшийся под ногами.
У меня было мгновение – может, меньше – чтобы понять, что это ловушка.
Потом я летела вниз.
УДАР.
***
Боль взорвалась по всему телу – от затылка до копчика. Позвоночник как будто раскололся. Рёбра сжались. Воздух вырвался из лёгких одним резким выдохом.
Что-то тяжёлое ударило меня в грудь, а затем соскользнуло в сторону.
Камера.
Ремень порвался при падении.
Я лежала, хватая ртом воздух, но лёгкие не слушались.
Не могла вдохнуть.
Не могла дышать.
Паника ударила острее боли.
Рот открывался и закрывался, как у рыбы на суше. Никакого воздуха. Только жжение в груди, вакуум, пустота.
Я задыхалась.
Руки царапали землю, пальцы впивались в грязь, ногти ломались.
Дыши. ДЫШИ, ЭЛИЗА!
Наконец – судорожный, хриплый вдох. Воздух ворвался в лёгкие, обжигая, царапая горло.
Ещё вдох. Ещё. Кашель – мучительный, сотрясающий всё тело.
Я перевернулась на бок, скрючилась, обхватив рёбра руками. Каждый вдох отдавался болью.
Слёзы текли сами собой – от боли, от шока, от страха.
– Элиза!
Крик Лиса сверху – отчаянный, испуганный.
Я подняла голову, щурясь от боли и слёз.
Над ямой, метрах в четырёх надо мной, висела сеть.
Большая, грубая, сплетённая из толстых верёвок. Она раскачивалась, и внутри неё метался Лис.
Он был запутан – руки прижаты к телу, ноги скручены вместе. Сеть стягивалась при каждом его движении, врезаясь в кожу, в одежду.
– Ты цела?! – крикнул он, дёргаясь. – ЭЛИЗА!
– Жива, – прохрипела я, медленно садясь.
Боль пронзила спину, и я зашипела сквозь зубы, замирая.
Медленно. Очень медленно.
Я огляделась.
Яма была глубокой – метра четыре, может, пять. Стены земляные, рыхлые, осыпающиеся. Корни торчали, как скрюченные пальцы. Дно покрыто мягкой землёй, листьями, ветками – специально, чтобы жертва не разбилась насмерть.
Охотничья яма.
Классическая ловушка.
Запах ударил в нос – сырая земля, гниющие листья, что-то ещё, тошнотворно-сладкое. Разложение. Моча. Страх.
Я не первая, кто попал сюда.
Желудок скрутило. Я зажала рот рукой, сдерживая рвотный позыв.
Сверху раздался странный звук – вжик-вжик-вжик.
Я подняла взгляд.
Лис крутился в сети, как безумный. Его тело мерцало – то ярче, то тусклее. Воздух вокруг сети искрился, трещал.
Телепортация.
Он пытался телепортироваться.
Но ничего не происходило.
Сеть держала его, будто приклеенного к месту.
– Что за… – Лис замер, уставившись на верёвки с ужасом. – НЕТ. Нет, нет, нет!
Он попытался снова. Мерцание стало ярче, воздух завибрировал.
Но он остался в сети.
– МАГИЧЕСКАЯ! – заорал он, и голос сорвался в вой. – ОНА МАГИЧЕСКАЯ! ЭЛИЗА!
Он рванулся, пытаясь разорвать верёвки руками. Пальцы скребли по грубой пеньке, но она не рвалась, не растягивалась.
Прочная, как цепи.
– Лис! – крикнула я снизу. – Что происходит?!
– Ловушка! – прорычал он, не переставая дёргаться. – Магическая ловушка! Она блокирует мою магию! Я не могу телепортироваться! Не могу использовать силу!
Паника в его голосе была такой явной, такой человеческой, что мой собственный страх удвоился.
Если он боится…
Я попыталась встать. Ноги подкосились – боль в спине, в рёбрах слишком сильная.
Я упала обратно на колени, зашипев.
И тут издалека донеслись звуки.
Топот.
Тяжёлый, множественный топот, приближающийся сквозь лес.
Треск веток. Хруст листвы.
И голоса.
– Что поймали, а? Что поймали?
Голос был низким, гортанным, словно камни ворочались в глотке.
– Посмотрим, посмотрим!
Второй голос – такой же грубый, но выше тоном.
Шаги приближались.
Я вжалась в стену ямы.
Сердце колотилось – бешено, оглушительно. Кровь пульсировала в ушах.
Дыхание сбилось. Короткое, рваное.
Тени упали на край ямы.
А потом появились лица.
Три лица.
Я забыла, как дышать.
Тролли.
Они были… чудовищными.
Огромные головы наклонились над краем ямы, заслоняя небо. Кожа серо-зелёная, бугристая, покрытая бородавками размером с кулак. Мох рос прямо из кожи – на лбах, на щеках, свисал клочьями с подбородков.
Лица плоские, будто кто-то ударил по ним сковородкой. Носы широкие, ноздри зияли чёрными дырами. Глаза маленькие, глубоко посаженные, светились тусклым жёлтым светом, как у животных.
А рты…
Боже, их рты.
Широкие, растянутые в улыбках. Полные зубов – кривых, острых, торчащих в разные стороны. Некоторые зубы были сломаны, гнилые, чёрные. Другие – белые, как клыки хищника.
Запах ударил в лицо – мощный, удушающий.
Гниль. Падаль. Немытые тела. Что-то кислое и металлическое – кровь.
Я зажала нос и рот рукой, но запах просачивался, заползал в горло, в лёгкие.
Желудок скрутило. Меня вырвало – прямо на землю ямы, резко, судорожно.
Тролли засмеялись – гулко, словно камни падали в колодец.
– Ой, ой! – захихикал первый, самый большой. – Человечина блюёт! Наш запах не нравится!
Он наклонился ниже, и его дыхание окутало меня – горячее, влажное, смрадное.
Меня вырвало ещё раз.
– Чего блюёшь, а? – Тролль почесал живот толстыми пальцами с чёрными когтями. – Мы ж красивые! Правда, Гнар?
Второй тролль – худее, с длинными руками – кивнул, ухмыляясь.
– Красивые-красивые. Мы самые красивые в лесу.
Третий тролль молчал. Он был больше остальных, шире. Глаза умнее. Он смотрел на меня не с тупым любопытством, а оценивающе.
Вожак.
– Человечина, – прорычал он. Голос глубокий, властный. – Молоденькая. Мяконькая.
Он облизнул губы языком – толстым, серым, покрытым какими-то бугорками.
– Сколько её? – спросил Гнар, тупо глядя вниз. – Один кусок?
– Один кусок, – подтвердил вожак. – Маленький. На двоих не хватит.
Он почесал подбородок, размазывая грязь.
– Мне будет. Я вожак. Мне лучший кусок.
Гнар и первый тролль загудели недовольно.
– Не честно, Грок! – заныл первый. – Ты последний раз тоже брал человечину!
– Я вожак. Я сильный. Мне лучшая еда. – Грок оскалился, показывая жёлтые клыки. – Хочешь спорить, Брунд?
Брунд – первый тролль – быстро замотал головой.
– Нет-нет! Не хочу! Ты сильный, Грок!
– Вот и молчи.
Грок повернулся ко мне, улыбаясь шире.
– Ты слышала, человечина? Ты моя. Я тебя съем.
Он облизнулся ещё раз, и слюна – густая, серо-зелёная – капнула с губы, упала в яму, приземлилась рядом с моей ногой.
Шипела. Дымилась.
Кислота.
Их слюна была кислотной.
Ужас сжал горло так, что я не могла дышать.
– Подожди, Грок! – Гнар показал вверх, на сеть. – Там ещё один! Рыженький!
Тролли задрали головы.
Лис висел в сети, замерший. Янтарные глаза горели яростью и страхом.
– О! – Брунд захлопал в ладоши, как ребёнок. – Фейришка! Костлявый, но сойдёт!
– Фейришки невкусные, – проворчал Гнар. – Горькие. Жилистые.
– Зато много крови, – возразил Брунд. – И кости хрустят вкусно.
Грок прищурился, глядя на Лиса.
– Рыженький… – Он почесал лоб, думая – медленно, тяжело. – Я его где-то видел.
– Видел-видел, – закивал Гнар. – Он вредитель. Лис-хитрец. Его многие не любят.
– А-а-а. – Грок кивнул довольно. – Тогда его надо убить. За награду отдадим. Кому-нибудь.
Он показал на Брунда.
– Ты лезь за рыженьким.
– А я? – спросил Гнар.
– Ты сети тащи вниз. – Грок махнул лапой. – Потом его режь. Голову отдельно. Голову я понесу на продажу.
Брунд и Гнар заковыляли к дереву, где была привязана верёвка от сети.
Грок остался у ямы, глядя на меня.
Наши взгляды встретились.
В его жёлтых глазах не было ни жалости, ни злости. Только голод. Простой, животный голод.
– Не бойся, человечина, – прорычал он, и голос был почти… ласковым? – Я быстро. Сначала голову откушу. Не будешь чувствовать.
Он оскалился, показывая все зубы.
– Потом ножки. Они самые вкусные. Хрусткие. Мяконькие.
Слёзы хлынули сами собой. Горячие, солёные.
Я не хотела умирать.
Не так. Не здесь.
Не в этой вонючей яме, сожранная троллем.
И вдруг вдалеке раздался топот.
Много копыт.
Быстрых, приближающихся.
Грок обернулся, рыча.
– Кто это?!
– Не знаю! – крикнул Брунд, тоже оборачиваясь.
Гнар испуганно заозирался.
– Охотники! Чьи-то охотники!
– Чей Двор?! – рявкнул Грок.
– Не знаю!
Топот стал громче. Деревья затряслись. Земля задрожала под копытами.
– БЕЖИМ! – заорал Грок.
– А добыча?! – Брунд показал на яму.
– БРОСАЙ! БЕЖИМ!
Тролли развернулись и ринулись прочь – тяжело, грузно, ломая ветки, проваливаясь в землю.
За секунды скрылись в лесу.
Топот копыт оглушал.
Я закрыла глаза, зажала уши руками.
Не хочу слышать. Не хочу знать.
И вдруг над ямой раздались крики.
– ТАМ! ТРОЛЛИ БЕГУТ!
– ЗА НИМИ!
Лязг металла. Свист стрел.
Рёв – троллий, полный боли и ярости.
Битва.
Началась битва прямо над моей головой.
Я слышала всё – удары мечей, рычание, крики, топот, хруст ломающихся костей.
Но не видела ничего. Только стены ямы и небо над головой.
Сверху раздался глухой удар – что-то тяжёлое упало на землю.
Потом ещё один.
Рёв, постепенно стихающий.
Тишина.
Долгая. Давящая.
Только тяжёлое дыхание. Чьё-то. Много чьих-то.
Потом голос:
– Проверьте ловушки. Тролли охотились. Может, кто-то попал.
Голос был мужским. Глубоким. Властным.
Но не его голос.
Не Морфрост.
Я медленно подняла голову, всё ещё прижимаясь к стене.
Шаги приближались к яме.
Остановились у края.
Тишина.
Потом лицо появилось над ямой.
Мужчина.
Фейри.
Но не из Зимнего Двора.
Он был… прекрасен. Но по-другому.
Не холодным совершенством Морфроста. Тёплым.
Кожа золотистая, словно поцелованная солнцем. Волосы тёмно-каштановые, с медными бликами, падали на плечи. Глаза зелёные – цвета летнего леса, яркие, живые.
Черты лица правильные, но мягче, чем у Морфроста. Губы полные. Скулы не такие острые.
Он был одет в доспех – лёгкий, из кожи и листьев, зелёный и золотой. На груди – символ: солнце, обвитое виноградной лозой.
Летний Двор.
Он смотрел на меня сверху вниз, и в зелёных глазах плескалось… сочувствие?
– Боги, – прошептал он. – Человек.
Он опустился на колено у края ямы, не сводя взгляда.
– Ты ранена?
Я не могла говорить. Просто смотрела на него.
Он увидел, как я дрожу. Как слёзы текут по щекам.
Его лицо смягчилось ещё больше.
– Я не причиню тебе вреда, – сказал он мягко, поднимая руки, показывая пустые ладони. – Обещаю. Мы не враги.
Он медленно протянул руку вниз.
– Меня зовут Оберон. Я король Летнего Двора. – Голос был спокойным, убаюкивающим. – И ты в безопасности. Тролли мертвы. Они больше не причинят тебе вреда.
Пауза.
– Дай мне вытащить тебя.
Я смотрела на его руку. Сильную. Загорелую. Протянутую ко мне.
Потом на его лицо. Тёплое. Доброе.
Не холодное, как у Морфроста. Не хищное.
Другое.
Слёзы хлынули сильнее – от облегчения, от истощения, от всего сразу.
Я медленно потянулась вверх, протягивая свободную руку.
Наши пальцы соединились.
Его хватка была крепкой, тёплой.
Он потянул – легко, без усилия, как будто я ничего не весила.
Я вылетела из ямы, приземлилась на край, на колени.
Твёрдая земля. Безопасная земля.
Я рухнула вперёд, на руки, задыхаясь.
Оберон присел рядом, не касаясь, давая пространство.
– Ты в безопасности, – повторил он мягко. – Дыши. Просто дыши.
Я дышала – рвано, судорожно, сквозь слёзы и всхлипы.
Огляделась.
Вокруг стояли всадники. Пятеро. На огромных конях – благородных, с серебряными глазами и гривами, развевающимися, хотя ветра не было.
Все в доспехах Летнего Двора. Все с оружием. Мечи, луки, копья.
На земле лежали тела троллей. Три массивных тела, окровавленные, с торчащими стрелами.
Мёртвые.
Но потом вспомнила.
– Лис! – крикнула я, оборачиваясь.
Сети не было.
Она лежала на земле – пустая, разрезанная.
А Лиса нигде.
– Рыжий фейри? – спросил Оберон, следя за моим взглядом. – Сбежал, как только началась битва.
Он поморщился с презрением.
– Трикстеры всегда так. Трусливые твари.
Сердце упало.
Ушёл.
Просто взял и ушёл.
Без слова. Без прощания.
Лис ушёл. Исчез.
Почему? Испугался Летнего Двора?
Или сеть высосала все силы и он едва держался на ногах?
Но что-то внутри шептало – он не бросил меня.
Он где-то рядом. Следит. Ждёт момента.
Должен ждать.
Пожалуйста, пусть ждёт.
Оберон встал, протянул руку снова.
– Пойдём. Тебе нужна помощь. Отдых. Еда.
Я посмотрела на его руку.
Потом на его лицо.
Король. Король Летнего Двора.
Не Морфрост. Не охотник.
Спаситель.
Я взяла его руку и позволила ему поднять меня на ноги.
Ноги подкашивались. Мир плыл по краям. Адреналин выветривался, оставляя только боль, истощение и странное онемение.
Оберон не отпускал мою руку. Крепко, но не больно. Его кожа была тёплой – не горячей, не холодной. Просто… тёплой. Живой.
Так непохоже на ледяные прикосновения Морфроста.
– Как тебя зовут, храбрая девочка? – спросил он мягко, глядя мне в глаза.
Я сглотнула пересохшим горлом.
– Элли, – соврала я. – Меня зовут Элли.
Неправда. Сокращение, прозвище, но не настоящее имя.
Оберон наклонил голову, изучая моё лицо. В зелёных глазах мелькнуло что-то – понимание? Одобрение?
– Элли, – повторил он, и слово прозвучало как музыка. – Милое имя.
Он не стал настаивать. Не стал давить.
Просто кивнул и осторожно отпустил мою руку.
– Ты ранена, Элли?
Я покачала головой, хотя всё тело ныло.
– Ушиблась. Но… ничего серьёзного.
Он кивнул, оглядывая меня внимательно. Его взгляд задержался на шее.
Метки.
Узор инея, спускающийся от горла к ключицам, начинающий оплетать плечи тонкими нитями.
Лицо Оберона потемнело.
– Метка Морфроста, – произнёс он тихо, и в голосе прозвучал гнев. Настоящий, неподдельный. – Ты его добыча. Охота.
Он посмотрел на меня снова, и в глазах плескалось сочувствие.
– Сколько ночей?
– Две, – прошептала я.
Один из всадников – женщина с длинными золотыми волосами, заплетёнными в сложную косу – подъехала ближе на своём коне. Её глаза расширились.
– Две ночи? – переспросила она с искренним изумлением. – И ты всё ещё жива? Всё ещё на ногах?
Остальные всадники переглянулись, зашептались между собой.
– Большинство не доживает до конца первого дня, – добавил мужчина с тёмными волосами и шрамом, пересекающим всю щеку.
– А те, кто доживает… – начала женщина, но осеклась, словно не хотела продолжать.
– Уже сломлены, – закончил за неё другой всадник, молодой, с острыми чертами лица. – Молят о смерти. Или становятся безумными.
Женщина посмотрела на меня с чем-то похожим на уважение.
– Но ты… ты всё ещё сражаешься.
Оберон поднял руку – властный жест, и все разговоры мгновенно смолкли.
– Достаточно. – Голос был твёрдым, командным. – Элли пережила достаточно на сегодня.
Он повернулся ко мне, и лицо снова смягчилось.
– Ты голодная?
Я покачала головой.
– Нет. Я… я в порядке.
Оберон прищурился, изучая моё лицо. Потом усмехнулся – мягко, без издёвки.
– Ты лжёшь. – Просто. Констатация факта. – Я слышу, как твой желудок скручивается. Вижу, как ты бледнеешь.
Он показал на одного из всадников.
– Элария, дай мне провизию.
Женщина спешилась, подошла, протянула свёрток, завёрнутый в ткань, и флягу.
Оберон взял, повернулся ко мне.
– Держи. – Он протянул флягу. – Вода. Чистая, из источника в моих землях.
Я смотрела на флягу, не беря её.
Вода фейри.
Может быть заколдована. Может связать, привязать к этому миру навечно.
Оберон заметил моё колебание. Его губы дрогнули в улыбке.
– Боишься пить? – Он кивнул с пониманием. – Правильно боишься. Умная девочка.
Он открыл флягу, сделал несколько больших глотков. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и снова протянул мне.
– Видишь? Я пью сам. Она не отравлена. Не заколдована. – Пауза. – Хотя, конечно, ты не обязана мне верить.
Я не взяла флягу.
Он пожал плечами, не обиженный, и убрал её.
– Как хочешь.
Потом протянул свёрток.
– Тогда, может, еда?
Я посмотрела на ткань, но не потянулась.
– Что там?
– Хлеб. Сыр. Вяленое мясо. – Он начал разворачивать. – Еда моего Двора. Вкусная. Сытная.
Еда фейри.
Нельзя. Ни в коем случае.
Я покачала головой, отступая на шаг.
– Нет. Я… я не могу. Не буду.
Оберон остановился, глядя на меня внимательно. Потом медленно кивнул.
– Ты знаешь правила. – Одобрительно. – Не есть нашу еду. Не пить нашу воду.
Он завернул свёрток обратно, убрал.
– Мудрая девочка. Редкость среди смертных. Большинство настолько голодны, что хватают всё, что предлагают.
Он сделал шаг ближе, и я инстинктивно отступила.
Он остановился, подняв руки в умиротворяющем жесте.
– Не бойся. Я не причиню тебе вреда. – Голос был мягким, успокаивающим. – Наоборот. Хочу помочь.
– Зачем? – Вопрос вырвался сам собой. – Зачем вам помогать мне?
Оберон наклонил голову, словно обдумывая ответ.
– Потому что я ненавижу Морфроста, – сказал он просто. – Он мой враг. Враг моего Двора. Враг всего, что я ценю.
В зелёных глазах сверкнула настоящая ненависть.
– Зимний и Летний Дворы – вечные противники. Лёд против огня. Смерть против жизни. – Пауза. – И всё, что вредит ему, приносит мне удовольствие.
Он посмотрел на меня оценивающе.
– Ты – его добыча. Ты сопротивляешься ему. Убегаешь. Это… впечатляет.
Шаг ближе.
– И я хочу помочь тебе выжить. Дожить до седьмого дня. Пройти через врата домой.
Он протянул руку.
– Позволь мне помочь. Я довезу тебя.
Я смотрела на его руку, потом на его лицо.
Он выглядел искренним. Глаза тёплые, открытые. Улыбка мягкая, дружелюбная.
Но он фейри.
А фейри лгут. Манипулируют. Используют.
Но выбора не было.
Идти пешком до Пограничья – ещё час, может больше. Одной. Без еды. Без воды. Слабой и раненой. В темнеющем лесу.
Или поехать с ними. На конях. За минуты.
Я медленно кивнула.
– Хорошо. Я… я приму вашу помощь.
Оберон улыбнулся – широко, довольно.
Он легко запрыгнул в седло. Потом наклонился, протягивая руку вниз.
– Давай. Подниму тебя.
Я подошла, взяла его руку. Он потянул – сильно, уверенно – и я взлетела вверх, как пушинка.
Но он не усадил меня за спину.
Его руки перехватили меня, развернули и усадили ПЕРЕД собой.
Я оказалась между его руками, зажатая телом и поводьями. Спина прижата к его груди. Его руки по обе стороны от меня, держат поводья.
Ловушка.
Клетка из рук и тела.
– Так удобнее, – сказал он мягко, словно почувствовав мой дискомфорт. – Ты слабая, можешь упасть. Так я смогу поймать тебя, если начнёшь заваливаться.
Объяснение было логичным. Заботливым.
Но что-то внутри кричало: НЕПРАВИЛЬНО.
Я сжала руки в кулаки, положив их на седло перед собой.
Оберон взял поводья – его руки оказались совсем рядом с моими.
– Держись, – сказал он, и я почувствовала, как его грудь вибрирует от голоса у меня за спиной. – Поехали.
Он щёлкнул языком, и жеребец рванул с места.
Мы скакали уже минут пять.
Мимо пролетал лес – размытые краски, ветер, свист в ушах.
Я сидела неподвижно, стараясь не думать о том, как близко он стоит у меня за спиной и как его дыхание касается моих волос.
Руки инстинктивно потянулись к груди – туда, где обычно висела камера, для успокоения.
Пусто.
Ремень порвался. Камера осталась…
Осознание ударило меня, как удар в солнечное сплетение.
КАМЕРА.
Она осталась в яме.
Моё единственное оружие против фейри.
Я оставила её там, на дне ямы, в грязи и листьях.
– Нет, – прошептала я дрожащим голосом. – Нет, нет, нет…
Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони.
Как я могла ЗАБЫТЬ?!
В панике, в шоке, в страхе – я просто не подумала. Не вспомнила.
А теперь она там. Одна. Брошенная.
– СТОЙ! – закричала я, подаваясь вперёд. – ОСТАНОВИ КОНЯ!
Оберон натянул поводья. Конь замедлил шаг и остановился.
– Что случилось? – голос был спокойным, но настороженным.
– Моя камера! – Я попыталась обернуться и посмотреть на него. – Она осталась в яме! Мне нужно вернуться!
– Камера? – Он наклонил голову.
– Фотоаппарат! – Слова слетали с губ отчаянно и быстро. – Он упал, когда я провалилась! Я забыла его забрать! Пожалуйста, нам нужно вернуться!
Пауза.
Оберон ничего не ответил.
– ПОЖАЛУЙСТА! – голос сорвался. – Это всё, что у меня осталось! Мне ЭТО НУЖНО!
Его рука крепко легла мне на плечо, не давая пошевелиться.
– Нет, – просто ответил он.
– Что?!
– Мы не вернёмся. – Голос был твёрдым и не допускал возражений.
– Но… это было всего пять минут назад! Яма рядом! Мы можем…
– Нет. – Жёстче.
Я дёрнулась, пытаясь освободиться.
– Ты не понимаешь! Мне ЭТО НУЖНО! Это моё оружие! Моя защита!
Его рука на моём плече сжалась сильнее.
– Именно поэтому мы не вернёмся.
Я замерла.
– Что?
Оберон наклонился ближе, его губы коснулись моего уха.
– Думаешь, я не знаю, что такое человеческая техника? – Голос был тихим и опасным. – Думаешь, я не слышал о том, как железо и электричество обжигают нашу кожу?
По спине пробежал холодок.
– Твоя камера – это оружие. Против моего народа. Против меня. – Пауза. – И ты никогда её не получишь обратно.
– Нет…
– Она останется там, где и должна быть. В яме. В грязи. – Он выпрямился. – И это к лучшему.
– ТЫ НЕ МОЖЕШЬ! – Я извивалась, пытаясь соскользнуть с седла. – ОНА МОЯ!
Его рука обвилась вокруг моей талии и крепко прижала меня к себе.
– Могу. И уже сделал. – Холодно. – Смирись.
– НЕТ! ВЕРНИ МЕНЯ! ОТПУСТИ!
– Достаточно, – он щёлкнул языком, и конь снова тронулся с места. – Мы продолжаем путь.
Потекли слёзы – горячие, бессильные, отчаянные.
Без еды. Без воды. Без соли. Без ножа.
Теперь и без камеры.
У меня не осталось НИЧЕГО.
Абсолютно ничего.
Я сдалась. Перестала дёргаться. Просто сидела и беззвучно плакала, пока конь уносил меня прочь от последней надежды.
Оберон ничего не сказал. Он просто крепко держал меня, не давая упасть.
Он погладил меня по плечу – почти утешающе.
– Тихо, – мягко прошептал он. – Всё будет хорошо. Обещаю.
Но я ему не верила.
Не верила никому.
Мы продолжали скакать.
Лес пролетал мимо – размытые краски, ветер, свист в ушах.
А потом воздух изменился.
Я почувствовала это всем телом – мурашки побежали по коже, волосы встали дыбом, в ушах заложило.
Давление.
Магия.
Сильная, древняя, сжимающая пространство.
– Что… – начала я.
– Тихо, – Оберон наклонился ближе, его губы почти у моего уха. – Сейчас будет неприятно. Но быстро.
Впереди воздух… треснул.
Я не знаю, как ещё это описать.
Он просто треснул, как стекло.
Появилась линия – тонкая, светящаяся, вертикальная. Она расширилась, раскрылась, как рана в ткани реальности.
За ней был другой лес.
Не тот, по которому мы скакали.
Другой – золотистый, тёплый, залитый солнечным светом, хотя здесь уже сумерки опускались.