Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире

Пессимизм и радикальная честность в политике Говарду только мешали. Его политическая платформа требовала от избирателей «выдворить из Вашингтона всех идиотов, надутых чинуш, стукачей и светских хлыщей». Эта огнедышащая риторика не давала рассмотреть его добродушие и тонкий ум.

Во время предвыборной кампании он вместе с 12-летним Уорреном отправлялся на скотный двор в Южной Омахе. Это была вторая главная отрасль после железной дороги. В скотоводстве работало почти 20 тысяч человек, в основном, иммигрантов. И хотя географически Южная Омаха располагалась недалеко от центра, в культурном отношении это был другой континент. Большинство этнических и расовых беспорядков разгорались именно здесь. И если остальная часть Небраски начинала разочаровываться в Новом курсе, то в этой части города Рузвельт все еще был героем.

Вряд ли Говард мог заработать там хотя бы один голос. Но он чувствовал, что обязан предстать перед каждым потенциальным избирателем в своем округе. А Уоррена брал с собой, чтобы тот бежал в полицию, если рабочие начнут избивать отца. Впрочем, Баффетты всегда возвращались домой невредимыми. Возможно, им просто везло, а может по поведению Говарда считывалась его глубокая порядочность. Тем не менее, Баффетты не думали, что она поможет преодолеть статус аутсайдера.

День выборов 3 ноября 1942 года Уоррен вспоминал так: «Отец написал заявление о признании поражения, мы легли спать около девяти вечера. А наутро узнали, что он выиграл».

В январе следующего года Баффетты сдали в аренду свой дом в Данди и отправились в Вирджинию. Прибыв на вокзал Вашингтона, они увидели, что город стал многочисленным и хаотичным. Большинство людей работали в новых правительственных учреждениях военного времени. Военные заняли все здания, офисы, стулья и карандаши, до которых смогли дотянуться, пытаясь организовать свою деятельность в недавно построенном Пентагоне – крупнейшем в мире офисном здании. Из-за полчищ новоприбывших население города выросло вдвое. За респектабельными, обедневшими и наивными людьми теперь следовали карманники, проститутки, мошенники и бродяги, превращая Вашингтон в криминальную столицу Америки.

Друзья семьи Баффеттов, Райхели[73 - Доктор Фрэнк Райхель возглавлял компанию American Viscose.], с которыми Говард был знаком еще со времен биржевой работы, рассказали, что в Вирджинии сдается огромный дом, в котором десять каминов и оранжерея. Роскошь дома намного превосходила притязания Баффеттов, но он находился всего в часе езды от города, так что они арендовали его на время. Работа конгрессмена отнимала у Говарда все больше времени, поэтому он снял крошечную квартиру в округе Колумбия и приезжал к семье только по выходным.

С момента переезда Лейла стала необычайно раздражительной, часто с ностальгией вспоминала об Омахе. Добавляла проблем и сестра Бернис, которая потребовала, чтобы семья поместила ее в лечебницу Норфолка, где находилась их мать Стелла.

Проблемы Шталей редко обсуждались в присутствии детей. Каждый из них адаптировался в Вашингтоне по-своему. Красивая 15-летняя Дорис влюбилась в этот город. Лейла полагала, что дочь ведет себя как выскочка, чьи притязания выше социального статуса семьи, и периодически высказывала ей это. Но дух Дорис выстоял против нападок матери – она научилась бороться за свою индивидуальность.

Тем временем 12-летний Уоррен учился в восьмом классе, который оказался академически намного слабее, чем в Омахе. Естественно, он сразу устроился на работу, на этот раз в пекарню, где «почти ничего не делал: не пек и не продавал». Дома, разъяренный и несчастный, что его выкорчевали из родной земли, он писал жалобные письма дедушке. Однажды тот ответил: «Отправьте мальчика обратно. Вы уничтожаете моего внука». Баффетты сдались и посадили Уоррена на поезд, вернув его в Небраску на несколько месяцев. К восторгу подростка, его попутчиком оказался сенатор от штата Небраска Хью Батлер. Уоррен всегда хорошо ладил с пожилыми людьми и проговорил с Батлером всю обратную дорогу до Омахи.

Берти, которой исполнилось девять, любила дедушку и ревновала. Доверяя Эрнесту, она написала: «Не говори маме и папе, но забери меня тоже». Но Уоррен убедил деда, что сестра притворяется, поэтому Берти осталась с родителями.

Уоррен вернулся в школу Роузхилл и воссоединился с друзьями. Каждый день он появлялся в доме бывшего партнера своего отца, Карла Фалька, жена которого, Глэдис, кормила его сэндвичами и томатным супом. Он обожал миссис Фальк[74 - Глэдис, ранее известная как Гасси, сменила имя на Мэри примерно в это же время. Уоррен тщетно добивался романа с ее дочерью Кэролин, которая позже вышла замуж за его друга Уолтера Скотта.], она будто заменяла ему мать. Точно так же он обожал мать своего друга Джека Фроста и своих тетушек.

Хотя Уоррен легко находил общий язык с женщинами среднего возраста, ровесницы его пугали. Правда, вскоре он влюбился в Дороти Хьюм – девочку из нового класса. Друзья Уоррена, Стю Эриксон и Байрон Свансон, тоже влюбились – в Марджи Ли Канадей и Джоан Фьюгейт. Спустя несколько недель они набрались смелости и пригласили девочек в кино[75 - Уоррен утверждает, что это была идея Байрона. Байрон считает, что это была идея Уоррена. Стю не помнит, чья именно это была идея.].

В назначенную субботу ребята вместе отправились за своими спутницами, потому что боялись оставаться с ними наедине. Когда они все сели в трамвай, мальчики с красными лицами рассматривали собственные ботинки на протяжении всей поездки, а девочки болтали друг с другом. В кинотеатре Марджи, Дороти и Джоан заняли кресла рядом друг с другом. Так рухнул план ребят обниматься с подружками во время фильмов ужасов – «Гробницы мумии» Харольда Янга и «Людей-кошек» Жака Турнера. После кино был мучительный поход за лакомствами, а затем ошарашенные мальчики сопроводили девочек по домам. Друзья настолько трудно пережили это «свидание», что каждому из них понадобилось несколько лет, чтобы набраться смелости на новую встречу с девушкой.

По выходным дед брал внука на работу в Buffett & Son – империю, в которой тогда властвовал. Магазин, размером с двухэтажный гараж, с черепичной крышей в испанском стиле, выделялся среди других в пригороде Данди, где жили представители высшего среднего класса.

Баффетты всегда торговали в кредит и с доставкой. Дамы или их кухарки звонили по телефону, зачитывали списки клеркам, которые принимали заказы. Затем клерки носились по магазину, карабкаясь вверх и вниз по деревянной лестнице, доставали коробки, пакеты и банки, набирали овощи и фрукты. Они бегали в подвал, чтобы набрать в заказ квашеной капусты и солений, которые хранились в бочках рядом с ящиками яиц и другими скоропортящимися продуктами. Все товары складывались в корзины, которые поднимались на шкиве, клерки подсчитывали стоимость, упаковывали и отправляли обратно вниз. Затем оранжевые грузовики Buffett & Son развозили посылки домохозяйкам Омахи.

Эрнест сидел за столом на полуэтаже и наблюдал. «Он, словно король, ни черта не делал и просто отдавал приказы, – вспоминает Уоррен. – Он видел все: если заходил клиент, и его не обслужили как следует, клеркам было несдобровать». Покидал он свой пост, только если видел, что к магазину подъезжает важная дама с личным водителем. Тогда он сбегал по лестнице и обслуживал клиентку сам, угощая ее или ее детей мятными леденцами.

Тем временем Уоррен побывал в шкуре клерка, суетящегося в магазине под пятой деда. Именно тогда он приблизился к рабству, как никогда в жизни:

– Он заставлял меня делать много мелкой работы. Иногда я работал в магазине. Иногда сидел с ним на антресоли и считал талоны на сахар и кофе. А иногда я прятался, чтобы он не мог меня найти. Самая худшая моя работа, когда он нанял меня и моего друга Джона Пескала убирать снег. Прошла большая метель – нанесло около фута снега. Мы должны были разгрести его повсюду: перед магазином, где парковались клиенты, в проходе позади магазина, на погрузочной платформе и у гаража, где стояли шесть грузовиков. Мы трудились около пяти часов – убирали и разгребали, убирали и разгребали. В конце даже руки не могли разогнуть. А когда подошли к деду, он сказал: «Сколько же вам заплатить, мальчики? Десять центов – маловато, а доллар – слишком много!» Никогда не забуду, как мы с Джоном посмотрели друг на друга в этот момент.

Тогда друзья получили 12 центов за час уборки, причем эту сумму следовало разделить на двоих! «Что же, таков был мой дед», – вздохнул Уоррен. Впрочем, эта история тоже подарила ему пару ценных уроков. Первый: всегда узнавать об условиях сделки заранее. Второй: «тяжелая работа не по мне».

Пребывание у Эрнеста принесло Уоррену большую свободу. В гараже деда он увидел синий велосипед Дорис с ее инициалами – подарок дедушки, который она оставила из-за переезда в Вашингтон. «В те времена это была ценная вещь», – вспоминал Уоррен, у которого никогда не было велосипеда. Он решил поездить на велосипеде сестры, а через некоторое время сдал его в магазин в счет оплаты за другой. Никто ему тогда ничего не сказал. Для семьи он оставался непогрешим.

Через несколько месяцев остальные члены семьи переехали на лето в Небраску и поселились в арендованном доме. Финансы понемногу истощались. До сих пор район скотоферм был для Говарда просто местом обитания некоторых его избирателей. Но теперь, когда с южным ветром до города доносился их запах, все в Омахе знали – так пахнут деньги. Говард купил в Южной Омахе компанию, чтобы в семью шел доход, помимо зарплаты в Конгрессе, и Уоррен начал работать на отца.

South Omaha Feed – огромный склад протяженностью в сотни футов. Без кондиционеров. Уоррену поручили переносить 50-фунтовые мешки с кормом из товарного вагона на склад. «На мне была рубашка с короткими рукавами, потому что стояла дикая жара. Я едва тащил эти мешки. К полудню мои руки стали похожи на кровавое месиво. Я продержался около трех часов, а потом просто уехал домой. Физический труд годится только для птиц».

В конце лета Дорис обнаружила, что Уоррен сдал ее велосипед. Правда, брат опять не понес никакого наказания. Осенью родители заставили Уоррена, угрюмого и мрачного, сесть на поезд в Вашингтон, и его новый велосипед, который он купил на деньги, вырученные от продажи «украденного» у Дорис, отправился с ним. Дорис была в ярости. Впрочем, кража велосипеда стала всего лишь первым поступком брата, череда которых позже заставила родителей принять меры.

Вернувшись в Вашингтон, Баффетты переехали в новый дом – красивое белое двухэтажное строение в колониальном стиле с акацией во дворе. Лейла заплатила за дом 17 500 долларов, включая часть мебели. Дом располагался в поселке с ограниченными правами покупки недвижимости[76 - Это означало, что евреям не разрешалось покупать там дома. (Прим. перев.)], который построили в 1930 году как «поселение для социально и официально значимых личностей».

У всех соседей по улице сыновья были старше Уоррена. Напротив, через улицу, жила семья Кивни, и 13-летний Уоррен влюбился в миссис Кивни – ближайшую замену материнской фигуры.

Баффетты начали приспосабливаться к жизни военного времени в Вашингтоне, который сильно отличался от Омахи. Страна наконец-то начала процветать: Великая депрессия закончилась. Но деньги значили все меньше. Повседневная жизнь измерялась в баллах и талонах: 48 синих баллов в месяц на консервы, 64 красных балла на скоропортящиеся продукты, талоны на мясо, обувь, масло, сахар, бензин и чулки. Ни за какие деньги нельзя было купить мясо без специального талона, только кур продавали свободно. Сливочного масла не хватало, так что все научились подкрашивать безвкусный белый маргарин желтым пищевым красителем.

Каждое утро Говард садился на трамвай, выходил возле Старого административного здания и шел на работу по Вашингтону, который бурлил и грохотал от тысяч новых государственных служащих и военных.

Лейла тосковала по Омахе, чувствуя себя одинокой. Погрузившись в новую работу, Говард еще более отстранился и как муж, и как отец. Весь день он работал в офисе, а потом весь вечер читал протоколы Конгресса и законодательные документы. Субботу он проводил в офисе и зачастую возвращался туда в воскресенье днем после церкви.

Дорис ходила в среднюю школу имени Вудро Вильсона, где сразу же стала популярной. Берти тоже легко завела подруг из числа соседей. А вот жизнь Уоррена складывалась совсем не так, как у сестер.

Он поступил в младшую среднюю школу Элис Дил[77 - Средняя школа Элис Дил была названа в честь первого директора средней школы в Вашингтоне, округ Колумбия.], где учились преимущественно дети дипломатов. Их манеры, более утонченные, чем Уоррена, мешали заводить дружеские отношения.

– Я оторвался от старых друзей, но и не мог завести новых. Я был младше всех в классе, не уверен в себе. В спорте показывал неплохие результаты, но звезд с неба не хватал. А у Дорис и Берти все шло хорошо. У красивой девушки не бывает проблем: мир просто подстраивается под нее. Так что они обе приспособились намного лучше меня, и это слегка раздражало.

Сначала Уоррен получал оценки С и В, затем улучшил их до А, за исключением английского. «Мои оценки отражали мое отношение к учителям. Учительницу английского, мисс Оллвайн, я ненавидел»[78 - Баффетт вполне уверен, что его учительницей английского языка была мисс Оллвайн, и что «у нее были веские причины» для плохого мнения о нем. «Я это заслужил», – говорит он.]. В мисс Баум, красивую учительницу музыки, были влюблены большинство мальчиков, но не Уоррен. В его характеристике она написала, что ему необходимо развивать навыки сотрудничества, вежливость и уверенность в себе.

«Меня интересовали девочки, и я не избегал их, но мне не хватало самообладания. Они сильно опережали меня в социальном плане. Когда я уехал из Омахи, в моем классе никто не танцевал. Когда я переехал в Вашингтон, все занимались танцами уже год или два. Так что я никак не мог догнать их. Я чувствовал себя не в своей тарелке, не умел общаться со сверстниками».

Однажды Говард взял сына на заседание Конгресса, и Уоррен решил, что хочет работать его помощником. Но должность Говарда этого не позволяла. Тогда Уоррен устроился работать в гольф-клубе Chevy Chase, поднося игрокам клюшки. И в очередной раз убедился, что физический труд не для него. Очевидно, Уоррену требовалась работа, которая соответствовала бы его навыкам и талантам.

Почти с рождения, как и остальные Баффетты, Уоррен жил и дышал новостями. Теперь он занялся доставкой газет и обнаружил, что это ему по душе не меньше. Он разносил по домам Washington Post и Times-Herald.

«В первый год адресаты стояли далеко друг от друга, что меня не радовало. Доставка газет велась каждый день, включая Рождество. Так что в рождественское утро семье приходилось ждать, пока я обойду маршрут. Когда я болел, газеты разносила мама, а я занимался деньгами»[79 - В мемуарах Лейла писала, что Уоррен не позволял ей прикасаться к деньгам.].

Вскоре Уоррен увеличил нагрузку, добавив к утреннему маршруту дневной. Главной газетой города, Evening Star, тогда владела одна из аристократических семей Вашингтона. После обеда Уоррен мчался по улицам на велосипеде, выхватывая из огромной корзины и разбрасывая по округе ее экземпляры. «Мне нравилось работать в одиночестве: можно думать, о чем хочется».

Порой мысли Уоррена приобретали угрожающее направление. На одном уроке он из вредности играл с Джоном МакРеем в шахматы, пока учитель вел занятие. На другом уроке он разрезал мяч для гольфа, из которого в потолок выстрелила струя какой-то жидкости. Потом он подружился с Джоном МакРеем и Роджером Беллом и стал хулиганом.

Они научились играть в гольф. Отец Джона МакРея работал смотрителем поля для гольфа в Трегароне – знаменитом поместье, которое располагалось неподалеку от центра Вашингтона. Хозяев практически никогда не было дома, так что мальчики повадились играть в гольф на их поле. Затем Уоррен убедил Роджера и Джона сбежать в Херши, штат Пенсильвания, чтобы устроиться подносчиком клюшек на известном поле для гольфа[80 - Роджер Белл подтверждает эту историю в интервью. Он копил военные сберегательные марки, чтобы обменять их на настоящую облигацию. Чтобы поехать в путешествие, он обналичил марки. «Я говорил матери, что мы поедем, но она мне не верила», – рассказывал он.].

Автостопом они добрались до Херши, остановились в отеле, но разболтали все коридорному. На следующее утро в холле их ждал патрульный, который отвез их в полицию. Там они наврали, что родители им разрешили уехать. Говорили они убедительно и ребят отпустили. Они решили вернуться домой. Дальнобойщики довезли их до Вашингтона, всех порознь. Мать Роджера оказалась из-за этой истории в больнице, а Уоррен винил себя, потому что уговорил Роджера уехать. Так понемногу он становился законченным правонарушителем.

Тогда же Уоррен подружился с Лу Баттистоуном, с которым общался отдельно от Роджера и Джона. В школе дела пошли еще хуже. Оценки Уоррена снизились до C, D и D с минусом[81 - Из табелей успеваемости Баффетта и комментариев в них за 1944 год.]. Учителя считали его упрямым, грубым и ленивым. Некоторые из них ставили ему двойные черные иксы за особо плохое поведение. В те консервативные времена оно действительно шокировало: в 1940-х дети слушали учителей.

«Я стремглав катился вниз. Родители были вне себя». Уоррен успевал только по одному предмету – машинописи. Вашингтон, как тогда говорили, воевал на бумаге, и машинопись считалась важнейшим навыком. В школе Элис Дил на уроках закрывали клавиши от глаз учеников, чтобы они привыкали печатать вслепую. Помочь могли только память и хорошая зрительно-моторная координация. Уоррен обладал и тем, и другим. Поэтому каждый семестр он получал высший балл по машинописи.

Вскоре Уоррен уговорил менеджера отдать ему еще один маршрут в жилом комплексе Вестчестер исторического района Тенлитауна. Хотя этот участок доверяли только взрослым разносчикам. Вестчестер считался высшим классом и самыми сливками. В жилом комплексе, которым владела королева Нидерландов Вильгельмина[82 - Королева Вильгельмина владела акциями голландской холдинговой компании, которая купила Вестчестер.], проживали шесть сенаторов США, полковники, судьи Верховного суда, все – большие шишки.

Уоррен уже считал себя опытным развозчиком, но перед ним стояла сложная логистическая задача. Комплекс состоял из пяти зданий, раскинувшихся на 27,5 акров: четыре из них соединены, а одно стояло отдельно. Еще два многоквартирных дома расположились на другой стороне Катедрал-авеню – «Марлин» и «Уорвик», и нужно было захватить частные дома вплоть до Висконсин-авеню.

Первое время этот участок давался Уоррену тяжело, тем более, что ему просто вручили книгу с перечнем получателей и номерами квартир. Никакого инструктажа не провели. Не зная, как устроена нумерация домов, он потратил часы на сортировку и упаковку газет. В итоге их не хватило, потому что люди просто брали газеты из пачек, уходя в церковь. «Это было катастрофой. Я думал: какого черта я в это ввязался? Закончил я то ли в 10, то ли в 11 утра. Но все-таки доковылял до конца. Потом уже приспособился и стал хорошо справляться. Тогда стало легко».

Он вычислил самый эффективный маршрут и превратил работу по ежедневной доставке сотен газет, которая могла быть рутинной, в соревнование с самим собой.

«В те дни газеты печатались тоньше из-за нормирования газетной бумаги. Газета в 36 страниц считалась приличной по размеру. Я останавливался с пачкой в одном конце коридора, брал газету, складывал ее вдоль, а потом сворачивал и закреплял, чтобы получился блинчик или печенье. Потом стукал этой штукой себя по бедру, крутил на запястье, чтобы заставить вращаться, и пускал по коридору. Я мог запустить ее на 50, а то и на 100 футов. Двери квартир располагались на разных расстояниях, поэтому сначала я целился к самым дальним. Но самое сложное – добиться, чтобы они оказывались в нескольких дюймах от двери. А когда около дверей стояли бутылки с молоком, это делало задачу еще интереснее».

Помимо газет Уоррен продавал подписчикам календари и придумал дополнительное направление деятельности. Он просил у клиентов отдавать ему старые журналы для макулатуры на военные нужды[83 - Клиенты также оставляли старые журналы на лестничных клетках, и Уоррен их подбирал.]. На самом деле он проверял этикетки на них, чтобы выяснить, когда истекает срок подписки. Затем сверялся со справочником кодов, который выдало издательство Moore-Cottrell, нанявшее его агентом по продаже журналов. Он составлял картотеку подписчиков и, прежде чем истекал срок действия подписки, стучался к ним в дверь, чтобы продать новый журнал.

В военное время в Вестчестере жильцы менялись часто, и больше всего Уоррен боялся, что клиенты улизнут, не заплатив, а стоимость их газет ляжет на него. И действительно, несколько человек он упустил. Тогда начал давать чаевые лифтершам, чтобы те сообщали, когда люди собираются переезжать. Однажды ему задолжала Овета Калп Хобби, директор Женского армейского корпуса. Он считал, что она могла бы проявить побольше сочувствия к разносчику газет, ведь сама владела газетой Houston Post.

«По счетам я платил ежемесячно и газеты всегда доставлял вовремя. Я был ответственным ребенком. За безупречную службу мне даже вручили военную облигацию. Конечно, я избегал задолженностей клиентов. С миссис Хобби я пробовал всякое, и в итоге постучал в дверь в шесть утра, чтобы поймать ее, пока она не сбежала».