Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

– В двадцати милях к северу, в Уолдсе, – ответил Эдвард с заговорщицкой улыбкой.

– Нам нужно завершить кое-какие формальности, – продолжил лорд Боро, – и внутри дом в плачевном состоянии. Мне придется послать туда столяров и маляров, чтобы отремонтировать и подновить его. Сад тоже нуждается во внимании. Кэтрин, вы с Эдвардом сможете взять отсюда кое-какую мебель, и я дам вам денег на покупку необходимого.

Боже, мать прекрасно справилась со своей задачей! Она стояла и благосклонно улыбалась. Кэтрин снова захотелось крепко обнять ее.

Теперь Кэтрин не так сильно расстроили отъезд матери и необходимость жить в Гейнсборо, пока дом в Киртоне ремонтируют, ведь они уедут отсюда, как только все будет готово, отправятся в новую жизнь. Ей было больно покидать леди Бург и детей, но, может, после вмешательства матери лорд Боро станет к ним добрее. Определенно, в течение последних нескольких недель, проведенных в Гейнсборо, он был так же обходителен с Кэтрин, как до свадьбы.

Ясным октябрьским днем молодые супруги отправились на север, в Киртон. Нагруженные домашними вещами повозки тянулись следом. Дорога петляла и была изрыта высушенными солнцем колеями; зимой по ним, наверное, не проехать, но, если это удержит лорда Боро подальше от них, тем лучше. Они не жаловались на трудности пути. Сердца их парили, головы у обоих кружились от радостных ожиданий, и оба не разочаровались. Когда Эдвард и Кэтрин поднялись на вершину покатого холма, откуда открывался вид на Уолдс и Киртон, и Кэтрин впервые увидела усадебный дом, то разинула рот от восторга. Здание из светлого камня с зубчатыми стенами, крытое черепицей, имело два крыла с треугольными фронтонами и высокими стрельчатыми окнами. Его окружали зеленые лужайки и большие деревья. Быстро спешившись и кивнув конюху, чтобы присмотрел за лошадьми, они бросились внутрь и стали носиться по дому, как двое возбужденных радостью детей, вскрикивая от удивления при виде того, какие просторные в нем комнаты, и восхищаясь свежевыкрашенными стенами, натертыми полами и огромными каминами. В спальне они обнялись.

– Здесь мы начнем все с начала, Кэтрин! – сказал Эдвард и поцеловал жену. – Я обещаю, что теперь стану для вас хорошим мужем.

И он выполнил обещание. Вдали от подавляющего влияния отца и тяжелой обстановки Гейнсборо Эдвард стал спокойнее, и они снова сумели познать физическую близость. Кэтрин понадеялась, что в колыбели, которую она, поддавшись оптимизму, захватила с собой из дома свекра, скоро будет лежать наследник Эдварда. Как обрадуется лорд Боро! «Нет, – укорила она себя, – хватит соизмерять свою жизнь с тем, понравится ли это свекру!»

Два раза у нее не наступали месячные, и Кэтрин стала уже надеяться, что Господь в конце концов внял ее молитвам. Небесам известно, она часто взывала к Нему. В Киртоне не было молельни, только молитвенный поставец, так что Кэтрин ездила в приходскую церковь, и люди привыкли видеть ее там стоящей на коленях перед алтарем прямо на выложенном плитками полу. Жители деревни хвалили юную леди за набожность и благие дела. Она провела в этой местности чуть больше года, а они успели всем сердцем принять обоих супругов Бург.

Кэтрин преклонила колени в пустом нефе и сосредоточила взгляд на статуе Мадонны с Младенцем, которая стояла в алтаре рядом с Распятием.

– Святая Матерь, – тихо проговорила она, – прошу, заступись за меня, чтобы я смогла выносить ребенка.

Вдруг ей пришла в голову мысль, что обращение напрямую к Господу может быть более плодотворным. Обязательно ли посредничество Его Матери или одного из святых? Общаться с самим Господом должно быть просто, но нет. Мирянам приходится полагаться на священников и всю церковную иерархию: только духовные лица могли истолковать для них Писание, к тому же оно на латыни и по большей части непонятно простым людям. Такое ощущение, что Церковь специально воздвигла преграды между людьми и Богом, и кто она такая, обыкновенная молодая женщина, чтобы выражать недовольство этим? Но ведь она тоже дитя Божье, и у нее есть душа, требующая защиты; юношеские убеждения Кэтрин расшатывались, и она уже не была уверена, что стоит на верном пути к спасению.

В сомнениях вернулась Кэтрин к молитве, осмелившись просить самого Создателя об исполнении своего самого заветного желания и надеясь, что тем не прогневает Его.

Отношения с лордом Боро, поддерживаемые на расстоянии, стали гораздо лучше. Дом в Киртоне оказался тихой гаванью, где царили домашний уют и покой. Если Эдвард так и не мог освоиться окончательно с ролью мужа, Кэтрин не роптала. Они нравились друг другу и стали добрыми друзьями. Такой союз был несравненно лучше, чем тот, в котором томилась и страдала леди Бург. Но венцом их счастья, конечно, стал бы ребенок.

Беспокоилась Кэтрин только о матери, которая решила остаться на службе у королевы вместе с Анной даже после того, как ее милость прошлым летом была удалена от двора. Теперь королева Екатерина жила в поместье Мор в Хартфордшире, ранее принадлежавшем кардиналу Уолси. Служили ей, как прежде, но на оставшихся при ней слуг король смотрел с подозрением, и над их головами сгущались тучи. Кэтрин могла только аплодировать матери, которая осталась верна своей госпоже, но тем не менее предпочла бы, чтобы та самоустранилась. Дядя Уильям наверняка мог получить для нее место у леди Анны. Он посодействовал тому, чтобы Эдвард Сеймур обеспечил пост при дворе закончившему учебу Уиллу, и теперь оба они – дядя и брат – были в большом фаворе у короля. Слава Богу, упрямая материнская верность королеве не повлияла на это. Но как знать. Король в последнее время отличался непостоянством, как она слышала, и мог лишить своей милости любого по мимолетному капризу. Ну почему мать и Анна не вернулись в Рай-Хаус! Но, может, не стоит корить свою родительницу, – упрекнула себя Кэтрин; вероятно, та знает, что делает, поступая так, как велит ей совесть.

В начале декабря, когда Кэтрин занималась радостными приготовлениями ко второму Рождеству в Киртоне, ей доставили письмо, надписанное элегантным почерком Анны.

«Дорогая сестра, у меня тяжелые вести» – так начиналось это послание. Кэтрин читала дальше, не в силах поверить. Мать умерла. Началось все с простуды, но потом болезнь перешла на легкие, и никто, даже личный врач королевы, не смог ее спасти.

Она ушла безвозвратно. Ее жизнь в этом мире теперь – закрытая книга. Ей было всего тридцать девять, еще рано умирать. Кэтрин не могла осознать случившегося; реальность смерти самого близкого человека потрясла ее слишком сильно. Она знала, что мать пребывает с Господом и нужно радоваться за нее, но как ей жить теперь, чем заполнить пустое место в сердце, прежде занятое матерью?

Кэтрин встала на колени посреди разложенных на полу подарков.

– Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, ныне и в наш смертный час, – произнесла она. – О Господь, даруй ей вечный покой. Милостивый Отче, услышь наши молитвы и утешь нас. – По щекам ее лились слезы. – О мама! – возопила Кэтрин.

В таком положении и застал ее вбежавший в комнату Эдвард.

Немного успокоившись, Кэтрин перечитала письмо Анны. Сестра сообщала: королева Екатерина была очень добра и сказала, что та может оставаться при ней сколько хочет. Ценя это благодеяние, Анна тем не менее призналась, что хотела бы уехать из Мора. Там было очень грустно, и тоска ее увеличилась вдвойне со смертью матери. Она не отказалась бы служить при дворе леди Анны, но чувствовала, что, позволяя себе мечтать об этом, предает королеву и память матери. Бедная Анна! В шестнадцать лет вполне естественно стремиться к радостям жизни. А какие радости могут ждать ее на службе у опальной королевы?

Уилл и дядя Уильям присутствовали на погребении. Мать положили рядом с отцом, в капелле Святой Анны монастыря Черных Братьев. Кэтрин провела целый день в церкви, молясь об упокоении ее души. Вскоре после этого дядя Уильям прислал посылку. Внутри Кэтрин нашла крестильную пелену королевы и семнадцать украшений, завещанных ей матерью. Когда блестящие вещицы высыпались из бархатного мешочка, Кэтрин с болью в сердце узнала любимое кольцо матери – с ромбовидным бриллиантом в оправе из черной эмали. Там были еще подвески, пара гранатовых браслетов, а также миниатюра с изображением короля и королевы – красивые вещи, которые рад был бы получить любой, но Кэтрин отдала бы их все за возможность вернуть мать.

Дядя Уильям написал, что Мод завещала деньги на основание школ и приданое для самых бедных девушек из числа своих многочисленных родственниц. Это был типичный для нее поступок, она всегда отличалась добротой. Кое-какие украшения мать оставила и своей невестке Энн Буршье, но их передадут ей лишь после того, как будет доведен до окончательного заключения ее брак с Уиллом. Читая это, Кэтрин удивленно вскинула брови. Энн, вероятно, уже исполнилось четырнадцать, и она вполне могла бы разделять ложе с мужем. Но, очевидно, они пока так и не начали жить вместе. Уилл никогда не упоминал о ней в письмах, и у Кэтрин сложилось впечатление, что он вполне доволен жизнью вдали от своей суженой. Брат и самой Кэтрин теперь казался таким же далеким, как Рай-Хаус. Ей очень хотелось бы находиться рядом с ним и дядей в столь горестное время. Это было бы так утешительно. Но на дорогах в ту пору стояла непролазная грязь, и поездка превратилась бы в тяжелое испытание.

Сестру Кэтрин тоже жаждала увидеть. Анна сообщила ей в письме, что король решил поучаствовать в ее судьбе и отныне является ее законным опекуном. Это принесет ей пользу, и ему тоже, ведь теперь она может рассчитывать, что король организует для нее достойный брак, хотя сама Анна предпочла бы иметь опекуном дядю Уильяма, не такого страшного, как король. Полученные от сестры известия снова навели Кэтрин на мысль о том, как сильно зависят молодые женщины от соизволений могущественных мужчин.

Эдвард был просто чудо. Он не упрекал Кэтрин за то, что она слишком много плачет, в отличие от священника в церкви. Всегда оказывался рядом, когда Кэтрин хотелось поговорить, развлекал ее бесконечными играми в карты или в кости. Трагедия сблизила их, и Кэтрин каждый день благодарила Бога за то, что Он послал ей такого замечательного мужа.

Однако все эти огорчения возымели свое действие. Робкая надежда, расцветавшая в ее теле, зачахла от страданий и вышла из нее с тяжелым кровотечением и болью. Эдвард даже не знал, что она ждала ребенка, – Кэтрин не успела ему сказать, – и был потрясен.

– У нас будет другой малыш, вот увидите, – утешал он ее, баюкая в объятиях. – Мы сделаем другого.

И Эдвард пытался, с обычной старательностью исполнял свой супружеский долг, но ничего не получалось. Очевидно, Господь не предусмотрел для Кэтрин такого утешения. Может, Он злился, что она осмелилась обращаться к Нему напрямую? Или просто знал, что для нее будет лучше? Не стоит ей подвергать сомнениям Его волю.

Глава 6

1533 год

Эдвард очень обрадовался, когда его назначили мировым судьей. Произошло это, разумеется, благодаря влиянию отца, тем не менее он намеревался оправдать оказанное доверие личными заслугами. Ему было двадцать пять, и он постепенно обретал вес в графстве.

На Богоявление, облаченный в новую черную мантию из мягкой шерстяной ткани и шляпу с брошью на полях, Эдвард присутствовал на заседаниях квартальной сессии суда в Линкольне, и на Пасху тоже. За последние годы он возмужал и стал настоящим красавцем, а судейская мантия придавала ему весьма солидный вид. Кэтрин махала рукой вслед мужу, надеясь, что они скоро увидятся вновь. Она будет скучать по нему, ведь он стал ей очень дорог.

Вернулся Эдвард меньше чем через неделю – бледный и в лихорадке, лежа в нанятых одним знакомым судьей носилках. Кэтрин помогла ему войти в дом и лечь в постель. Она сидела рядом с неподвижным супругом и обтирала его горячий лоб влажным полотенцем.

– Не умирай! Прошу, не умирай! – взывала к нему Кэтрин. – Милостивый Боже, спаси его ради меня!

Не теряя времени, Кэтрин вызвала врача из Сканторпа. Ожидая его появления, она приготовила настой из буковицы с полынью и дала выпить Эдварду. Вскоре после этого, когда дыхание больного стало поверхностным и затрудненным и он уже с трудом узнавал ее, Кэтрин поняла, что нужно послать за лордом и леди Боро, и отправила гонца в Гейнсборо на самом быстром скакуне. Потом позвала священника и вернулась к бдению у постели мужа, держа его за руку и желая всем сердцем, чтобы он выжил. Господь не может быть таким жестоким, чтобы забрать у нее еще и Эдварда. Она потеряла мать, нерожденного ребенка, и боль от этих утрат еще не утихла.

Врач приехал, осмотрел больного и покачал головой.

– Необходимо чудо, – сказал он, кладя руку на плечо Кэтрин. – Вы должны приготовиться, мистресс.

Она не чувствовала ничего, кроме страха и изумления. Этого не может быть!

Священник исполнил последние обряды над безучастным ко всему, тяжело дышавшим Эдвардом; лицо больного посерело, губы стали синими. Кэтрин опустилась на колени у его постели и молилась горячо, как никогда в жизни. Когда она наконец перевела взгляд на мужа, тот издал хриплый вздох и затих.

Кэтрин встала, онемев от потрясения. Эмоций не было никаких, только сильнейшее недоумение.

Позже в тот же день в Киртон прибыл лорд Боро с супругой. Он взял на себя заботы о похоронах. На леди Боро было больно смотреть. Ее муж, хотя и сбитый из более прочного материала, тоже с трудом сдерживал свои чувства. Он потерял старшего сына. Это тяжелый удар для любого мужчины.

Священник старался утешить их всех, призывал не подвергать сомнениям Господню волю, но благодарить за подаренную Эдварду жизнь и молиться о переходе души усопшего через Чистилище. Пока он говорил, Кэтрин осознала, что вообще не верит в существование такого места, как Чистилище, и удивилась самой себе.

Стоя рядом с семейством Бург у открытого фамильного склепа в церкви Святой Троицы в Гейнсборо, она думала только о том, что всего две недели назад Эдвард мечтал о поездке в Линкольн и накануне его отъезда они любили друг друга. Месячные наступили, как обычно, значит надежды на ребенка не было. Теперь наследником стал брат Эдварда Томас.

Кэтрин не плакала. Она постаралась исполнить наказ священника и не горевать, потому что сомневаться в мудрости Господа – это грех. Эдвард обрел вечную жизнь, и когда-нибудь они воссоединятся во Христе.

Вернувшись в Гейнсборо в носилках с леди Бург и Элизабет Оуэн, женой Томаса, Кэтрин присоединилась к родне и гостям за поминальной трапезой и почувствовала некоторое утешение от мысли, что, не достигнув еще двадцати одного года, стала довольно обеспеченной вдовой. А значит, обрела независимость и могла распоряжаться своей судьбой самостоятельно. Она надеялась, что лорд Боро сообщит ей о финансовых распоряжениях, которые он сделал на ее счет. Ждать пришлось недолго. Когда участники похорон разъехались, свекор сел рядом с Кэтрин за стол на помосте и сказал:

– Я распорядился о передаче вам вашего приданого. Вы получите поместья Окстед и Оллингтон в Кенте, а также Уэстклифф – в Эссексе. Кроме того, я отписал вам доходы от двух своих имений в Суррее и одного в Кенте. Мой поверенный пришлет вам документы и ключи от домов.

– Благодарю вас, милорд, – сказала Кэтрин, радуясь, что теперь свободна от обязательств по отношению к этому человеку. – Вы проявили большую щедрость.

– Скоро я уеду ко двору, – продолжил лорд Боро. – Вы слышали, что леди Анна объявлена королевой?

Кэтрин в изумлении уставилась на него. В последнее время она была так занята, так погружена в свои проблемы, что новости из мира за пределами Киртона проходили мимо нее.

– Папа даровал развод?