По милости короля. Роман о Генрихе VIII

– Франции придется подождать, ваше величество! – Тень печали быстро пронеслась по смуглому лицу герцога. – Моим родным нужно собрать большой выкуп.

Король поддался порыву щедрости:

– Я заплачу половину, хотя в моих интересах держать вас здесь.

Герцог разинул рот и изумленно уставился на Гарри:

– Ваше величество, вы очень великодушны!

Гарри собрался было ответить, но тут краем глаза заметил, что его семнадцатилетняя сестра Мария бросила влюбленный взгляд на Брэндона, и уже не в первый раз. Король нахмурился.

– Я чем-то обидел ваше величество? – недоуменно спросил герцог.

– Вовсе нет, – заверил его Гарри, сосредоточиваясь. – Прошу меня извинить.

Он поклонился и быстро подошел к Марии, которая стояла в окружении своих обожателей, соперничавших друг с другом за ее улыбку; она была чудо как хороша собой. Высокая, грациозная, с огненно-рыжими волосами и белейшим цветом лица, эта девушка обладала живыми манерами и изысканной любезностью. Тем вечером она была в своей стихии, наслаждалась тем, что находится в центре мужского внимания, но взгляд ее то и дело уносился туда, где стоял Брэндон, который со смехом беседовал о чем-то с Комптоном.

Мужчины поклонились, когда к ним подошел Гарри.

– На одно слово, – тихо сказал король на ухо Марии.

– Извините меня, господа. – Кокетка улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки. – Да, дорогой брат?

Гарри отвел ее в сторонку:

– Я заметил, вы поглядываете на Брэндона, и хотел сказать, что он вам не пара.

Мария надула губы:

– Даже посмотреть нельзя? Что тут дурного? Раз уж я обречена на брак с этим жалким инфантом, вы могли бы, по крайней мере, позволить мне восхищаться человеком, который знает, как обращаться с женщиной.

Гарри на мгновение замолчал.

– Откуда вам известно, как Брэндон обращается с женщинами?

– Я сужу по его поведению, разумеется.

– Надеюсь, у него не хватило наглости ухаживать за вами!

– Нет-нет, он всегда уважителен ко мне.

Гарри подозревал, что они завели какие-то шашни. Неужели этот мошенник решил приударить за его сестрой так же, как недавно волочился за эрцгерцогиней?

– Вы уверены, что он не оказывал вам никаких знаков внимания?

– Разумеется, нет! – Однако щеки Марии предательски зарозовели.

– Если он когда-нибудь осмелится на такое, вы должны сразу сказать мне!

– Неужели я не сделала бы этого! – Мария подмигнула брату и вернулась к своим кавалерам.

А Гарри кипел от бессильной злости, понимая, что она легко может обвести его вокруг пальца.

Рождество Гарри провел в Гринвиче, устраивая роскошные пиры, чтобы порадовать своих дворян. Гилдфорд и Брэндон поставили пьесу, в которой принимали участие Николас Кэрью, один из молодых джентльменов, которых растили и воспитывали вместе с Гарри, и его прелестная жена Элизабет. Кэрью был намного моложе Гарри, ему исполнилось всего семнадцать, но он уже слыл грозным соперником на турнирах и являлся превосходным компаньоном для короля. Однако особое внимание Гарри своими блудливыми глазами и низкими вырезами платьев привлекала Элизабет. Он приметил ее во время танцев, но старался вставать в пару и с другими дамами, чтобы Кейт не думала, будто он выделяет одну из них. Элизабет была дочерью вице-камергера королевы, и не стоило провоцировать скандал, тем более после истории с сестрой Бекингема. Кроме того, стояла пора светлых праздников, не время думать о плотских удовольствиях. Гарри неохотно отвесил прощальный поклон Элизабет, решительно игнорируя ее призывный взгляд, и присоединился к Кейт за столом на помосте.

1514 год

Вскоре после Рождества Гарри слег в лихорадке. Голова у него раскалывалась, так что он с трудом соображал.

– У меня болит все, – пожаловался он доктору Чамберу, одному из своих личных врачей.

Тот исследовал его мочу.

– Вас рвало, ваша милость?

– Нет, но я чертовски устал.

– Пожалуйста, снимите рубашку. – Чамбер внимательно осмотрел его тело спереди и сзади; Гарри чувствовал, как врач напрягается. – Хм… Сыпи становится больше. Боюсь, это оспа, ваша милость.

– Оспа? Боже правый!

Ужас охватил короля. Он правит меньше пяти лет! И у него нет сына, который унаследовал бы трон. К тому же Гарри так и не преодолел своего отвращения к болезням и страха перед тем, что они могут сделать с человеком.

Невероятные усилия потребовались ему, чтобы побороть слабость. Негоже королю проявлять малодушие.

– Я умру?

– Нет, я окажу вам всю возможную помощь, сир, – ответил Чамбер. – А теперь вашей милости нужно лечь в постель и отдохнуть.

Гарри лежал и бредил, его тело то горело, то было сковано ледяным холодом. Больного накрывали тонкими батистовыми простынями, шерстяными одеялами, а поверх них клали меховое покрывало, которое он то и дело сбрасывал, ворочаясь в полусне. Его подушка намокла от пота. Король смутно понимал, что вокруг него суетятся доктора, чувствовал прикосновения их пальцев, слышал тревожные голоса. Потом заговорила женщина:

– Он в опасности?

Гарри различил надрывную ноту в ее голосе. Это была Кейт. Или его мать?

Ответа он не расслышал. Он существовал теперь в каком-то сумеречном мире, где дни и ночи перетекали друг в друга. Никогда еще ему не было так плохо.

Но потом он пришел в себя.

– Ваша милость, вы чудесным образом оправились от болезни, слава Богу, – сказал ему доктор Чамбер с весьма самодовольным видом. – Мы опасались за вашу жизнь, но теперь вы будете здоровы.

Гарри перекрестился. Страшно было сознавать, что он стоял на пороге смерти. Но жизненной силы в нем хватило. Он попытался сесть.

– Думаю, я должен благодарить за это и вас тоже, мой добрый доктор. Клянусь святым Георгием, от меня воняет! – Гарри принюхался. – Попросите, чтобы принесли душистой воды и чистую рубашку. Терпеть не могу быть грязным.

Гарри быстро пошел на поправку. В начале февраля он уже встал с постели, пылая гневом против Франции и желая снова начать военную кампанию. На Сретение, после торжественной мессы, он присвоил Брэндону титул герцога Саффолка и вернул доблестному Суррею герцогство Норфолк. Церемония возведения в ранг пэра состоялась в главном зале Ламбетского дворца, лондонской резиденции архиепископа Уорхэма. На ней присутствовали Кейт с ее дамами, герцог де Лонгвиль и приехавшие в Лондон на сессию парламента пэры.

После церемонии Гарри шел по залу и чувствовал глухой ропот неодобрения. Продвижение Брэндона не получило особого одобрения среди придворных. Многие считали его неожиданным и даже удивительным, а Бекингема, который вообще не утруждал себя тем, чтобы скрывать свое негодование, вообще нигде не было видно. Он и большинство аристократов старшего поколения относились к Брэндону свысока, полагая, что ему не хватает благородства происхождения с длинной чередой родовитых предков. А вот Уолси был целиком за возведение Брэндона в герцогское достоинство.