Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Мать выглядела встревоженной:

– Интересно, едет ли Нэд. Я послала гонцов в Ладлоу, чтобы вызвать его в Лондон, и рассчитываю, что дядя Риверс и Дикон сделают все быстро. Нужно короновать Нэда до приезда Глостера. – Она начала возбужденно расхаживать по комнате, заламывая руки. – Господи, хотелось бы мне знать, где они.

– Миледи, прошу вас, не беспокойтесь, – сказала Елизавета. – Дядя Глостер не причинит вреда Нэду и никому из нас, и милорд Гастингс тоже.

– Вы бы лучше не доверяли им обоим, – возразила мать. – Не могу представить, чтобы Глостер спокойно отнесся к нашему пребыванию у власти, а вот месть за смерть Кларенса с его стороны предвижу. Говорю вам, если он окажется в Лондоне, нас всем грозит опасность.

Елизавета задрожала. Мать все понимала неправильно. Дядя Глостер управлял землями на севере справедливо и мудро. Почему он не будет таким же хорошим правителем для всей Англии? Она не могла представить, что он станет мстить. Это вовсе не в его характере. Мать просто слишком издергалась от горя, решила принцесса.

Видя, что она молчит, Дорсет прищурился:

– Бесси, Глостером движут ненависть и амбиции, не сомневайтесь в этом. Помните, как он участвовал в сговоре с целью лишить наследства свою тещу, чтобы завладеть ее землями? К тому же он хитер. Посмотрите, как он выследил Анну Невилл.

– У меня недобрые предчувствия относительно того, куда его заведут амбиции, – вмешалась в разговор мать и повернулась к сыну. – Что нам делать?

– Дождемся приезда Нэда и будем молиться, чтобы он появился как можно скорее! – ответил тот.

– Хорошо. Дети, вы должны быть готовы, так как никто не знает, что случится.

Елизавета была изумлена. Готовы к чему?

Она все равно не могла поверить, что дядя Глостер и лорд Гастингс желают им зла или имеют какие-то недобрые намерения. Оба они любили отца и были верны ему. Неужели они дойдут до того, что станут мстить матери?

Сильно обеспокоенная, Елизавета попыталась найти лорда Гастингса в надежде получить от него заверения в отсутствии у него намерений навредить королеве и в неизменной верности Глостера, однако не смогла отыскать его, поэтому обратилась к лорду Стэнли, которого застала за беседой с одним из советников по завершении обеда. Увидев ее, Стэнли встал и поклонился:

– Леди Бесси! Чем я могу быть вам полезен?

– Отец Стэнли… – сказала она, рассчитывая, что таким обращением завоюет его доверие. – Могу я поговорить с вами наедине?

– Разумеется. – Он отвел ее на галерею с окнами, расстеклованными в виде ромбов, и видом на регулярный сад. – У вас встревоженный вид, принцесса.

– Мне неспокойно. Миледи матушка сказала мне, что лорд Глостер едет на юг.

Она передала Стэнли слова королевы. Тот некоторое время размышлял.

– Если Вудвиллы боятся Глостера, то он тоже их опасается. В дополнение к завещанию ваш отец выразил желание, чтобы его брат стал лорд-протектором, и, с точки зрения Глостера, он должен занять эту должность по праву. Вы понимаете, леди Бесси, что он захочет получить причитающееся ему? Отказ в удовлетворении его прав выглядит для него враждебным актом. Вам не приходило в голову, что он может бояться последствий для себя, если сторонники вашей матери захватят власть?

Елизавета ощутила приступ отчаяния. Складывалось впечатление, что винить за возникновение этой ужасной ситуации нужно мать и ее сторонников.

– И нет никакого способа примирить королеву и Глостера? – спросила она.

Стэнли печально покачал головой:

– Боюсь, что вражда имеет слишком глубокие корни у обеих сторон. Позвольте мне быть честным с вами: Глостер всегда недолюбливал Вудвиллов. Он не простил вашей матери смерть Кларенса. И этого не изменить. А ваша мать не может изменить ни своего происхождения, ни той роли, которую она сыграла в расправе над Кларенсом. Печально, но факт: Вудвиллов не любят ни знать, ни народ.

Некоторое время Елизавета молчала, внутри у нее бурлила ярость.

– Но им придется работать сообща. Дядя Глостер должен возглавить Совет.

– Нет, если ваша леди матушка сможет этому противостоять! Она делает все возможное, чтобы не дать Глостеру занять этот пост.

Где-то вдалеке послышался колокольный звон. Стэнли поклонился:

– Я должен идти, леди Бесси. Новое заседание Совета начнется через несколько минут. Попытайтесь не переживать. Я и мои коллеги постараемся сделать так, чтобы эта распря завершилась мирно.

Ближе к вечеру Елизавету вызвала к себе королева, которая ждала дочь в своем личном саду. Казалось, мать в это трудное время начала обращаться к ней и Дорсету за поддержкой как к старшим из своих детей. Это дало Елизавете ощущение, что она уже совсем взрослая, но и отяготило сложными вопросами, которые, как она сама чувствовала, не должны были ее касаться, по крайней мере пока.

– Я получила письмо от Глостера, – сказала королева. – Он желает утешить меня в моей утрате и заверяет в своей любви и естественной привязанности к вам, детям его брата.

Елизавета испытала огромное облегчение. Она знала, что на дядю Глостера можно положиться, он поступит правильно и снимет напряжение, возникшее между ним и матерью.

– Это очень хорошее письмо, проникнутое любовью, – сказала она. – Теперь вы можете успокоиться.

Мать посмотрела на нее как на сумасшедшую:

– Разумеется, нет! Совету он тоже написал и продемонстрировал, что ему нельзя доверять. О, он сама любезность. Пишет, что всегда был верен вашему отцу и будет так же верен сыну своего брата и всем его детям, если – не дай бог – Нэд умрет. И тут он снял с себя маску и разоблачил свои намерения! С чего бы это Нэду умирать? Зачем вообще упоминать об этом? Если, конечно, он не мечтает о таком несчастье ради собственной выгоды! – Мать начинала терять самообладание.

– Миледи, вы забываете: если что-то случится с Нэдом, королем станет Йорк!

– Если ему позволят дожить до этого! – взвизгнула мать.

– Могу я взглянуть на письмо? – попросила Елизавета. Мать протянула его ей, и принцесса быстро пробежала глазами послание дяди. – Но, миледи, дядя Глостер говорит, что подвергнет свою жизнь любой опасности, лишь бы я и мои братья и сестры могли счастливо жить в отцовском королевстве. Разве это не успокаивает вас?

– Нет, Бесси, не успокаивает. Пока я дышу, я не позволю ему править в этом королевстве.

Мать была несправедлива и безрассудна. Если бы только она могла увидеть, что дядя Глостер имел наилучшие цели и прокладывал путь для их дружеского сотрудничества. Елизавета понимала, чего боится мать, но была уверена, что ее страхи безосновательны.

Она молилась, чтобы Нэд поскорее приехал в Лондон. Наверняка ждать осталось недолго.

Апрель заканчивался, а Нэд так и не появился. Ни дядя Риверс, ни Дикон не присылали никаких вестей. Мать паниковала, потому что сведений о прибытии Глостера тоже не поступало. Где они все?

Елизавета ничем не могла заниматься. В воздухе витало ощущение надвигающейся неизбежной беды. Атмосфера при дворе была напряженная, лорд Гастингс не собирался отступать, и между ним и Дорсетом существовала осязаемая ненависть. Лорд Стэнли постоянно был настороже. Мать изнывала от тревоги. Дети, ощущая все это, стали капризными и беспокойными.

Елизавете с трудом удавалось заснуть по ночам, а когда она все-таки погружалась в сон, ее преследовали кошмары, в которых кто-то гнался за нею. Это был какой-то незнакомый мужчина, лица которого она никогда не видела.

В последний день апреля то же сновидение повторилось, но на этот раз кто-то стал тормошить ее, вовсе не нежно, и голос матери сквозь дремоту ворвался в сознание Елизаветы:

– Бесси! Вставайте! Нельзя терять ни минуты!

Как будто она снова была четырехлетней и мать собиралась быстро увести ее в убежище при монастыре. Принцесса с трудом очнулась и увидела, что королева так же встревожена, как и тогда, много лет назад, если не больше.

– Что случилось? – пробормотала Елизавета, протирая глаза.

Голос матери дрожал:

– Нэд захвачен, и мой брат Риверс, и Дикон, и другие мои родственники; они арестованы и отправлены неизвестно куда; что с ними сделают, одному Богу известно! Глостер разделался с нами одним ударом! Вставайте скорее! Мы должны снова уйти в святилище. Это единственное безопасное место. Быстрее, моя девочка, поторопитесь!

Елизавету трясло, ее ум вдруг наполнился смутными и тревожными воспоминаниями о событиях двенадцатилетней давности.