. Однако после женитьбы Вильгельм не осчастливил невесту обильными дарами: герцог выделил супруге далеко не самые лучшие земли на Пэи-де-Ко, обширном плато между Ла-Маншем и рекой Сеной.
После церемонии Вильгельм и Матильда возглавили свадебный пир в замке. Застольем традиционно отмечались не только свадьбы, но также великие церковные праздники – Пасха, Троицын день, Рождество – и прочие святые дни. Почетные гости, включая графа Бодуэна с супругой, восседали за высоким, покрытым скатертью столом вместе с герцогской четой. Слуги, перекинув через руку салфетки, подносили молодым кубки с вином. Хлеб к торжеству испекли в виде лепешек, украшенных крестом. Рыбу сервировали на блюдах, а рубленое мясо подавали на вертелах. Каждое кушанье делилось на двоих. Гости использовали ножи, чтобы резать и накалывать пищу, которую ели пальцами, поэтому руки мыли до и после еды. Вилки еще не вошли в обиход. Менестрели, трубадуры, жонглеры и ряженые развлекали гостей. Дураки и шуты отпускали остроты, и, возможно, пир чередовался с танцами. Затем гости торжественно сопроводили жениха и невесту на брачное ложе, которое благословил священник, и все разошлись, дабы не мешать молодым исполнить династический долг. Публичный характер постельной церемонии отражал общепринятое убеждение в том, что проблема появления на свет венценосных наследников входит в сферу законных общественных интересов.
Когда торжества закончились и гости разъехались, Вильгельм «с торжественными церемониями и почестями»
сопроводил молодую жену и ее отца в Руан, столицу Нормандии. Это был «густонаселенный, богатый, переполненный купцами город, где пересекалось множество торговых путей, – славный город, расположенный среди говорливых ручьев и ласковых лугов, изобилующий плодами, рыбой и всевозможными товарами». Он стоял, «обнесенный прочными стенами, крепостными валами и зубчатыми укреплениями, в окружении холмов и лесов, а его дворцы, дома и церкви радовали глаз»
.
Супруги торжественно въехали в город, чтобы подданные Вильгельма смогли увидеть молодую герцогиню и предаться «неописуемой радости по случаю ее появления»
. Празднества длились две недели. Все это время чета молодоженов проживала в герцогском замке X века, увенчанном каменной Руанской башней, изображенной на гобелене из Байе и разрушенной в 1204 году. Из окон замка молодая герцогиня могла любоваться «красотой страны», раскинувшегося к югу «прекрасного охотничьего края, поросшего лесом и наводненного диким зверем», а также богатой рыбой рекой Сеной, что плескалась у городских стен и ежедневно несла «корабли, груженные товарами разных стран». С противоположной стороны к замку примыкал «славный многолюдный город с крепостными стенами, церквями и зданиями, который с древнейших времен по праву господствовал над всей Нормандией»
.
Родители Матильды со свитой вскоре отбыли во Фландрию, и Вильгельм устроил молодой жене неторопливую поездку по герцогству. Подданные встречали Матильду с большим воодушевлением и оказывали знаки любви. Она стала первой герцогиней Нормандии за пятьдесят лет (несколько предшественников Вильгельма жили с метрессами), и ее принимали очень тепло. Матильде выделили дом с хозяйством, которым ведали камергеры
. Она не испытывала недостатка в пище для ума, поскольку при дворе герцога всегда привечали «известных мужей, обладавших солидными знаниями и преуспевших в грамоте»
.
Вскоре Матильде предстояло дать народу еще один повод для радости. Не прошло много времени, как Вильгельм потребовал от баронов принести клятву верности не только себе, но и своему нерожденному наследнику
.
5
Блистательное потомство
Матильде исполнилось не более девятнадцати лет, когда она вышла замуж, являя собой «исключительный образчик благоразумия» и «совершенство добродетели»
. Молодая герцогиня славилась «чистотой ума и безупречными манерами даже больше, чем знатным происхождением». Впитав благочестие праведной матери, Матильда «сочетала красоту и изысканное воспитание со всеми достоинствами христианской святости»
. Она была «пригожа лицом и благородна сердцем»
.
Таких похвал удостаивались все венценосные дамы, которые вели добродетельную, непорочную жизнь. Летописцы-монахи обычно язвительно отзывались о тех, кто сбивался с пути или пренебрегал условностями, поэтому нет причин не доверять их словам о Матильде, хотя имеются и другие свидетельства, указывающие на бойкий и волевой нрав герцогини. Все единодушно превозносили красоту Матильды, чего опять же следовало ожидать, поскольку она была королевских кровей. Знатное происхождение обеспечило ей статус «прекраснейшей» из сверстниц
. Если в адрес венценосной дамы лесть не лилась рекой, это явным образом намекало на наличие внешних изъянов. Однако все очевидцы подчеркивали красоту и грацию
Матильды, «изящество [ее] телосложения» и успехи в «женских искусствах». Она «отличались красотой лица, благородным происхождением, ученостью, прекрасным нравом и – что всегда достойно высочайшей похвалы – крепкой верой и горячей любовью ко Христу»
. Одним словом, она была «непревзойденным образцом мудрости и скромности»
.
У нас нет описания того, как на самом деле выглядела Матильда. Такое случалось нередко, ведь летописцы-монахи почти не уделяли внимания деталям внешности, что породило ряд ошибочных представлений. Известно, что Матильда заказала настенные росписи с изображением себя, Вильгельма, а также сыновей Роберта и Вильгельма Руфуса для часовни Святого Стефана в аббатстве Святой Троицы, которое она основала в Кане. Часовню снесли в 1700 году, но бенедиктинский монах Бернар де Монфокон успел снять с фресок копии
. На них обычно ссылаются как на подлинные прижизненные изображения, хотя они больше похожи на работы XIII века, особенно если присмотреться к коронам. В любом случае на портретное сходство не претендовали даже оригиналы. На копии фрески Матильда изображена с короной на голове, темными волосами до плеч, прямым пробором, длинным носом и вытянутым овалом лица. Гравюра Викторианской эпохи, выполненная с опорой на копию фрески, послужила фронтисписом к первому тому книги Агнес Стрикленд «Жизнь английских королев», однако художник Генри Колберн сделал Матильду и большинство средневековых королев серии похожими на королеву Викторию, которой посвящались книги. На основании этих сведений мы не можем уверенно утверждать, что Матильда была темноволосой и худощавой.
Существовало предположение, что Матильда была миниатюрного роста. Долгое время утверждалось, что ее рост составлял всего пятьдесят дюймов, или сто двадцать семь сантиметров. Эта оценка основывалась на исследованиях доктора Доминела, хирурга из Кана, который в 1819 году изучал кости Матильды, прежде чем их поместили в свинцовый ящик и запечатали. Но в 1959 году
останки Матильды изучили повторно с использованием современных антропологических тестов. В распоряжении ученых не оказалось черепа и многих других костей, но, судя по большеберцовой и бедренной костям, рост Матильды, если кости действительно принадлежали ей, равнялся пяти футам
. Не так уж и мало с учетом того, что средний рост мужчины в те времена не превышал пяти футов и пяти дюймов. Идентифицировать останки должным образом было невозможно из-за осквернения гробницы и близлежащих захоронений в XVI веке. Не исключено, что не все кости, предоставленные аббатисой Анной де Монморанси, принадлежали Матильде
. Согласно реконструкции, Матильда обладала широким тазом. Это объясняет, как ей удалось подарить Вильгельму десятерых детей, чего, вероятно, она не смогла бы сделать, будучи около четырех футов ростом
.
Матильда не пользовалась противозачаточными средствами. Как все знатные дамы, она была обязана производить на свет наследников мужского пола, чтобы обеспечить герцогскую, а впоследствии – королевскую преемственность и снабдить армию мужа полководцами на время войны. Дочерей же выдавали замуж за выгодных союзников. Многодетные семьи не были редкостью. Роды случались почти ежегодно, как вскоре обнаружила Матильда. Младенческая смертность была высока, и многим матерям пришлось пережить горе, потеряв по меньшей мере одного ребенка. Из девяноста трех детей, родившихся у пятнадцати из двадцати средневековых королев Англии, в раннем возрасте умерли двадцать семь, то есть почти треть. Это печальное свидетельство рокового отсутствия во времена Средневековья надлежащих знаний в области родоразрешения, недостаточной гигиены и плохого ухода за младенцами, а также трагических последствий, которые возникали, если ребенок подхватывал инфекцию в эпоху до открытия антибиотиков.
На самом деле умерших младенцев могло быть и больше, так как их смерть не всегда фиксировалась в письменных источниках, даже если речь шла о детях самого короля. Даты рождения королевских отпрысков часто приходится высчитывать на основании косвенных данных, поскольку их тоже не всегда записывали. Так произошло с тремя из пяти героинь этой книги. Историки могут высказывать лишь обоснованные предположения относительно этих дат, принимая во внимание дату вступления родителей в брак, если она известна, возраст старших братьев и сестер и прочие факторы.
Чтобы произвести на свет как можно больше потомков, переживших юный возраст, высокородные дамы не кормили младенцев грудью. Достоин внимания пример Иды Лотарингской, бабушки Матильды Булонской, которая настаивала на том, чтобы самой кормить грудью своих детей из опасения, что с чужим молоком в их сознание проникнет дурная мораль
. Считалось, что с грудным молоком дети впитывают нравственность.
Матильда «принесла своему выдающемуся супругу желанных отпрысков: и сыновей, и дочерей»
. Вероятно, все представители «блистательного потомства»
, кроме одного, родились в Нормандии, но сведений о том, когда именно они родились, крайне мало. Те, кто появился на свет во время действия папского запрета, были с точки зрения церкви незаконнорожденными, как и сам Вильгельм. Летописцы об этом умалчивают, но, возможно, двусмысленный статус бросал тень на репутацию детей герцога
.
Старшего сына и наследника, которому вассалы Вильгельма по настоянию герцога присягнули на верность, пока младенец еще находился в утробе матери, назвали Робертом в честь отца Вильгельма и деда Матильды, короля Франции Роберта II. Юный Роберт фигурирует в документах, датированных 1054 и 1063 годами, как наследник Вильгельма и Матильды. В последнем документе он упомянут как «Роберт, их сын, которого они выбрали править страной после своей смерти»
. Содержание документа свидетельствует о том, что Матильда уже принимала деятельное участие в управлении герцогством.
Второму сыну Вильгельма и Матильды дали имя Ричард в честь трех предыдущих герцогов Нормандии. Его эпитафия сообщает, что он был герцогом Берне в Нормандии, но ни один письменный источник той эпохи так Ричарда не титулует
. Ричард упоминается как свидетель подписания хартий начиная с 1067 года. Гийом Жюмьежский датирует рождение Ричарда примерно 1055 годом, но самая поздняя из возможных дат, когда он мог родиться, – это 1059 год
.
Третий сын, по имени Вильгельм, позже прозванный Руфусом, или Рыжим, из-за румяного лица, рыжей бороды и вспыльчивого характера, родился незадолго до августа 1060 года. На момент смерти в августе 1100 года он переступил порог сорокалетия
. Вильгельм Руфус больше всех походил на отца и тезку и потому был любимцем герцога.
Похоже, что Вильгельм выбирал имена сыновьям, а Матильда – дочерям. Матильда гордилась тем, что вела свою родословную от французских королей
. Ее гордость отражена в именах, которыми она нарекла дочерей, и в подписи на хартиях, где она обозначала себя «дочерью Бодуэна, герцога Фламандского» и «племянницей Генриха, самого прославленного короля Франции»
. Констанцию назвали в честь бабушки Матильды, французской королевы Констанции Арльской
, Адель – в честь матери Матильды, принцессы Франции, а Матильду-младшую – в честь самой Матильды Фландрской. Аделизу (Аделиду или Аделаиду – сейчас эти имена взаимозаменяемы), возможно, назвали в честь Аделаиды Аквитанской, супруги короля Франции Гуго Капета; мать королевы Аделаиды, Адель, была дочерью Роллона Нормандского.