Цель. Процесс непрерывного совершенствования

– Могу сказать только одно, – говорю я ему. – После второй волны cокpaщений, которые вы вынудили нас провести три месяца назад, и приказа о 20%-ном сокращении затрат я вообще удивляюсь, что мы умудряемся хоть что-то отправлять в срок.

– Ал, – сдержанно говорит Билл, – единственное, что от вас требуется, – это просто-напросто выпускать вашу чертову продукцию. Ты понимаешь меня?

– Так дай мне столько людей, сколько надо! – требую я.

– У тебя достаточно людей! Посмотри на показатели эффективности, бога ради! У тебя есть все, чтобы добиться улучшений, Ал! – возражает он. – И до тех пор пока я не увижу, что ты можешь эффективно использовать все, что у тебя есть, не вздумай даже заикаться о том, что у тебя не хватает людей.

Я уже открываю рот, чтобы ответить, когда предостерегающий жест Билла заставляет меня промолчать. Он поднимается, подходит к двери и закрывает ее. О черт, думаю я.

От двери Билл оборачивается ко мне и говорит:

– Сядь.

Я сажусь в одно из кресел у моего стола – туда, куда обычно садятся посетители. Пич возвращается на мое место за столом.

– Послушай, Ал, хватит спорить: мы просто впустую тратим время. Посмотри на свой последний производственный отчет. Картина – яснее не бывает, – говорит Пич.

– Да, ты прав, – отвечаю я. – Главное сейчас – отправить заказ Бернсайда…

Пич взрывается:

– Черт возьми, да дело не в заказе Бернсайда! Этот заказ просто симптом той проблемы, которая существует у тебя на заводе. Ты что, думаешь, я приехал сюда, только чтобы протолкнуть просроченный заказ? Мне что, заняться больше нечем? Я приехал, чтобы взгреть тебя и встряхнуть весь твой завод. Дело не просто в том, как ты обслуживаешь клиентов. Дело в том, что твой завод теряет деньги.

Билл на секунду замолкает как бы для того, чтобы дать мне осознать всю значимость сказанного, а затем – бах! – с грохотом ударяет кулаком по крышке стола и нацеливает на меня указательный палец.

– И если ты не сможешь отправлять заказы вовремя, мне придется показать тебе, как это делается. А если ты и после этого не сможешь укладываться в отведенные сроки, тогда ты или твой завод будете мне не нужны.

– Билл, подожди минуту…

– Черт возьми, у меня нет минуты! – рявкает он. – У меня больше нет времени выслушивать оправдания. Мне не нужны объяснения. Мне нужны результаты. Мне нужны отправленные заказы. Мне нужен доход!

– Я понимаю, Билл.

– Но ты, возможно, не знаешь, что наш дивизион сейчас несет самые крупные убытки за всю свою историю. Мы летим в такую пропасть, из которой можем вообще не выбраться, а твой завод и есть тот камень, который тянет нас вниз.

Я чувствую себя совершенно измотанным. Устало спрашиваю:

– Ну хорошо, чего ты от меня хочешь? Я здесь шесть месяцев. Да, должен признать: с того времени, как я здесь, дела идут хуже, а не лучше. Но я делаю все, что могу.

– Ну вот что, Ал: я даю тебе три месяца на то, чтобы ты вытащил завод, – заявляет Пич.

– А что, если мы не справимся за это время? – спрашиваю я.

– Тогда я обращусь в управляющий комитет с предложением о закрытии твоего завода, – отвечает Пич.

Я лишаюсь дара речи. Это определенно хуже всего того, что я ожидал услышать. И все же не так уж и неожиданно. Я бросаю взгляд за окно. Парковочная площадка заполняется машинами: скоро начнется первая смена. Я перевожу взгляд на Пича. Он уже встал с моего места и обходит стол, чтобы сесть рядом со мной. Билл доверительно наклоняется в мою сторону: теперь он будет проявлять понимание и перейдет к подбадриваниям.

– Ал, я знаю, ты получил в наследство не самое лучшее положение дел. Я поставил сюда именно тебя, поскольку считал, что ты сможешь вытащить этот завод. И я все еще так считаю. Но, если ты хочешь расти, давай результаты.

– Мне нужно время, Билл.

– Ничем не могу помочь. Все, что у тебя есть, – три месяца. А если дела пойдут совсем плохо, я не смогу дать тебе даже этого.

Я все еще сижу, когда Билл бросает взгляд на свои часы и встает. Разговор окончен.

Он говорит:

– Если уеду прямо сейчас, пропущу только первое совещание.

Я встаю. Билл направляется к двери. Взявшись за дверную ручку, он поворачивается и с ухмылкой спрашивает:

– Ну, после того как я помог тебе надрать тут кое-кому задницу, думаю, у вас не будет проблем с тем, чтобы отправить для меня заказ Баки сегодня, так?

– Он уйдет сегодня, Билл, – обещаю я.

– Отлично, – говорит он, подмигивая мне, и открывает дверь. Через минуту я вижу, как он садится в свой «мерседес» и едет к воротам.

Три месяца. Это все, о чем я могу сейчас думать.

Я не помню, как отвернулся от окна. Не знаю, сколько прошло времени. Внезапно осознаю, что сижу за своим столом, уставившись в пустоту. Я решаю, что будет лучше пойти и посмотреть, что творится на заводе. С полки у двери беру каску, защитные очки и выхожу из кабинета. Проходя мимо секретаря, говорю:

– Фрэн, я пошел в цеха, скоро вернусь.

Фрэн поднимает голову от письма, которое печатает, и улыбается мне.

– Тип-топ, – отвечает она. – Кстати, это машина Пича была на вашем месте сегодня утром?

– Да.

– Отличная машина, – говорит Фрэн и смеется: – Сначала я подумала, что это ваша.

Теперь смеюсь я. Она наклоняется ко мне через стол:

– Интересно, сколько такая машина может стоить?

– Точно не знаю. Думаю, тысяч тридцать, – отвечаю я ей.

У Фрэн перехватывает дыхание:

– Вы шутите! Такая дорогая? Мне и в голову не приходило, что автомобиль может столько стоить. Ну и ну! Кажется, мне еще не скоро удастся обменять свой «шеветт» на одну из таких.

Она смеется и возвращается к прерванному письму.

Фрэн – дама из категории «тип-топ». Сколько ей лет? Я бы сказал, немного за сорок. У нее двое детей-подростков, Фрэн воспитывает их одна. Ее бывший муж – алкоголик. Они давно развелись, и с тех пор Фрэн и слышать о мужчинах ничего не хочет. Или почти ничего. Она сама мне все это рассказала на второй день моей работы на заводе. Фрэн мне нравится. И мне нравится, как она работает. Мы платим ей хорошую зарплату… по крайней мере пока. Как бы то ни было, у нее есть еще три месяца.

Когда входишь на завод, кажется, будто оказываешься в пространстве, где сатана и ангелы сотворили некую серую магию. У меня всегда возникает такое чувство. Все окружающее вас и обыденно, и сверхъестественно. Производственные цеха всегда казались мне чем-то захватывающим, даже чисто визуально. Однако большинству людей так не кажется.

За двойными дверьми, отделяющими завод от офисов, мир меняется. Над головой свисает сеть ламп, закрепленных на потолочных фермах, и все кругом залито теплым оранжевым светом. Огромная, затянутая сеткой клеть вмещает множество рядов поднимающихся до потолка стеллажей, заставленных ящиками и коробками с деталями и материалами, необходимыми для производства. По узенькому проходу между стеллажами туда-сюда разъезжает человек. Он сидит в кабине вилочного погрузчика, скользящего вдоль пути, проложенного по потолку. В цеху медленно раскручивается полоска сверкающей стали. Она исчезает в чреве станка, и тот каждые пару секунд выдыхает: «Ка-чанк».

Станки. По сути дела, завод – это просто одна большая комната, огромное пространство, заставленное станками. Они стоят группами и отделены друг от друга проходами. Большинство станков окрашено в сочные цвета карнавала Марди Гра: оранжевый, лиловый, желтый, голубой. На дисплее управления нескольких самых новых машин светятся рубиновые цифры. Следуя заложенной программе, исполняют механический танец руки роботов.

Тут и там работают люди, почти незаметные среди станков. Когда я прохожу мимо, они оглядываются на меня. Кто-то приветственно машет мне рукой, я машу в ответ. Мимо с воем проносится электрокар, которым управляет невообразимо толстый парень. За длинными столами с ворохами разноцветных проводов работают женщины. Покрытый копотью парень в бесформенном комбинезоне поправляет защитную маску и зажигает сварочную горелку. За стеклянной перегородкой дородная рыжеволосая дама стучит по клавиатуре компьютерного терминала с янтарно-желтым дисплеем.

В эти картинки вплетаются звуки, шум непрерывного монотонного аккорда, состоящего из гула вентиляторов, моторов, воздуха в вентиляционных проемах, – это как непрекращающееся дыхание. Иногда без всякой закономерности в ровный шум врывается рокот, вызванный чем-то совершенно непостижимым. Где-то у меня за спиной раздаются сигнальные звонки мостового крана, с грохотом уходящего вверх. Щелкают реле. Взвывает сирена. Время от времени через систему звукоусиления, перекрывая весь этот грохот, что-то невнятно вещает бестелесный, как Бог, голос.

Сквозь весь этот шум до меня долетает свист. Я оборачиваюсь и вижу Боба Донована, шагающего по проходу. Не узнать его невозможно. Это высоченная махина весом около двухсот пятидесяти фунтов, добрая часть которых – результат его приверженности к пиву. Самым неотразимым мужчиной в мире Боба, пожалуй, не назовешь… Его парикмахер, похоже, служил в морской пехоте. Красноречием Боб не блещет, и, как я догадываюсь, это составляет особый предмет его гордости. Но несмотря на пару острых углов, которые Боб ревностно оберегает, мужик он неплохой. Боб проработал на этом заводе производственным менеджером девять лет. Когда вам надо что-то сделать, просто поговорите с ним, и, если задача вообще выполнима, к следующему разу, когда вы об этом упомянете, все уже будет готово.

Через минуту мы подходим друг к другу. Взглянув на Боба, я замечаю, что от радости он не светится. Полагаю, я тоже.

– Доброе утро, – говорит Боб.

– Не знаю, что в нем доброго, – отвечаю я. – Слышал уже о нашем визитере?

– Да уж… Весь завод об этом говорит.

– Ну, значит, ты знаешь, что мы срочно должны отправить заказ 41427.

Боб начинает наливаться краской.

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

– Что еще случилось?

– Не знаю, слышал ты уже или нет, но Тони, тот самый старший механик, на которого наорал Пич, только что уволился, – сообщает он.

– О черт! – вырывается у меня.

– Думаю, тебе известно, что таких специалистов не пруд пруди. Не знаю, где мы найдем замену.

– Может, мы сможем уговорить его вернуться?

– Не уверен, что захотим, – отвечает он. – До того как пойти увольняться, Тони переналадил станок, как велел ему Рэй, и запустил его на автоматическую обработку. Но, как выяснилось, Тони не закрепил два регулировочных болта, и теперь там весь пол усыпан осколками инструмента.

– Сколько деталей пошло в брак?

– Да не очень много. Станок работал недолго.

– Хватит, чтобы отправить заказ? – спрашиваю я.

– Надо посмотреть, – отвечает Боб. – Понимаешь, все дело в том, что полетел сам станок и, похоже, так быстро его не отремонтировать.

– Что это за станок? – спрашиваю я.

– NCX–10, – отвечает Боб.

Я закрываю глаза. У меня такое чувство, будто ледяная рука откуда-то изнутри стиснула мой желудок. Это единственный станок такого типа на заводе. Я спрашиваю Боба, насколько серьезно он поврежден.

Донован отвечает:

– Не знаю. Там что-то наполовину вырвано. Мы уже связались по телефону с производителем, выясняем.

Я ускоряю шаг. Необходимо посмотреть самому. Господи, ну и в переплет мы попали! Я бросаю взгляд на Боба, также ускорившего шаг.

– Думаешь, он сделал это специально? – спрашиваю я.

Боб явно не ожидал такого поворота.

– Навряд ли. Думаю, он был настолько взбешен, что просто не соображал, что делал. Ну и запорол станок.

Я чувствую, что мое лицо начинает гореть. Ледяная рука отпустила. Сейчас я настолько зол на Билла Пича, что рисую себе картину, как звоню ему и ору прямо в ухо. Это все из-за него! Я вижу, как Билл сидит за моим столом, и слышу, как он говорит, что покажет мне, как нужно вовремя отправлять заказы. Отлично, Билл! Ты действительно показал, как это делается.

Notes