Жены и дочери

Миссис Киркпатрик решила не возражать, пока не придумает уважительную причину для отсутствия Синтии на свадьбе, поэтому сейчас лишь улыбнулась и нежно пожала руку, которую держала в своих ладонях.

Трудно сказать, которая из двух особ больше желала скорейшего окончания дня совместного пребывания в Тауэрс-парке: миссис Киркпатрик или Молли. Миссис Киркпатрик недолюбливала девочек как класс, ибо все тяготы ее жизни так или иначе исходили от них. На должность гувернантки она поступила очень молодой, и на первом месте службы потерпела поражение в борьбе с ученицами. Элегантность внешности и манер, скорее поверхностный лоск, чем характер, знания и умения помогали Клэр получать лучшие места, где к ней относились очень благосклонно, и все же постоянно приходилось иметь дело с капризными, упрямыми, самоуверенными, придирчивыми, любопытными и чрезмерно наблюдательными девицами. Затем, перед рождением Синтии, она мечтала о сыне в надежде, что, если три-четыре родственника мужа внезапно умрут, мальчик станет баронетом. И вот пожалуйста! Родилась девочка! Однако, при всей абстрактной нелюбви к девочкам в целом как напасти всей жизни (школа для молодых леди в Эшкомбе ничуть не уменьшила неприязни), миссис Киркпатрик искренне намеревалась отнестись к будущей падчерице со всей возможной добротой, тем более что помнила ее сонным ребенком, в глазах которого читала восхищение собственной персоной. Предложение мистера Гибсона она приняла главным образом потому, что устала зарабатывать на жизнь, но он ей нравился. Можно даже предположить, что она полюбила жениха – в своей вялой манере, конечно, – и собиралась полюбить его дочь, хотя с сыном было бы куда проще.

Молли тоже по-своему готовилась к новым отношениям и по дороге в Тауэрс-парк мысленно повторяла: «Буду, как Элизабет, думать о других, а не о себе», – однако в желании, чтобы день закончился как можно скорее, не присутствовало ни капли эгоизма, а хотела она этого горячо. Миссис Хемли отправила подопечную в гости в экипаже, которому предстояло ее дождаться и вечером привезти обратно. Чтобы Молли произвела благоприятное впечатление, перед поездкой она решила дать ей совет:

– Только не надевайте шелковое платье, дорогая: белое муслиновое подходит вам больше.

– Не шелковое? Но оно же совсем новое! Я специально его заказала.

– И все же, думаю, муслиновое лучше.

«Все, что угодно, только не этот ужасный клетчатый шелк», – подразумевали эти слова. Таким образом, благодаря заботам доброй хозяйки Молли хоть и выглядела немного странно и старомодно, но вполне благородно. Отец должен был ее встретить, однако задержался, и с первой минуты девушка оказалась лицом к лицу с миссис Киркпатрик, отчего несчастье далекого летнего дня вспомнилось особенно живо. Миссис Киркпатрик из кожи вон лезла, чтобы показать всю возможную доброту: в библиотеке, после первых приветствий, держала руку Молли в своей, то и дело поглаживая, мурлыча что-то невнятно любовное и глядя в смущенное лицо.

– Какие глаза! Совсем как у твоего дорогого отца! Мы ведь обязательно полюбим друг друга, не правда ли, милая? Хотя бы ради него!

– Я постараюсь, – храбро проговорила Молли, но больше ничего добавить не смогла.

– И те же кудрявые темные волосы! – никак не унималась миссис Киркпатрик, бережно убирая завиток с нежного виска.

– Папа уже седеет, – заметила Молли.

– Неужели? Не замечала: для меня он всегда будет самым красивым из мужчин.

Мистер Гибсон действительно был весьма привлекателен, и комплимент порадовал Молли, однако она не удержалась от возражения:

– И все же рано или поздно он состарится, а волосы станут совсем седыми. Наверное, он не слишком подурнеет, но все же.

– Ах, верно! Он будет привлекательным мужчиной. А уж он любит тебя, дорогая!

Молли не хотела, чтобы эта странная женщина говорила ей о любви отца, и густо покраснела. Хорошо, что удалось сдержать гнев и промолчать.

– Не представляешь, с какой любовью он рассказывает о тебе: называет маленьким сокровищем, – что я почти ревную.

Молли вырвала руку: подобные речи так оскорбляли, что сердце начало каменеть, – однако, сжав зубы, она постаралась «вести себя хорошо».

– Мы должны сделать его счастливым. Боюсь, что в последнее время многое в доме его раздражало, но теперь все будет иначе. – Заметив, как потемнели глаза Молли, миссис Киркпатрик добавила: – Ты ведь расскажешь мне, что он любит и чего не любит, да? Наверняка знаешь.

Лицо Молли немного прояснилось: конечно, она знала, поскольку любила отца и так давно наблюдала за ним, что понимала лучше, чем кого бы то ни было. И все же одна проблема оставалась неразрешимой: каким образом папа сумел настолько заинтересоваться миссис Киркпатрик, чтобы решить на ней жениться? А та тем временем продолжала щебетать:

– У всех мужчин, даже самых умных, есть свои фантазии и антипатии. Мне доводилось видеть джентльменов, которых выводили из себя сущие пустяки: открытая дверь, пролившийся в блюдце чай или криво наброшенная шаль. Да! – Она понизила голос. – Даже знаю один дом, куда лорда Холлингфорда больше никогда не пригласят лишь потому, что в холле он не вытирает ноги об оба коврика! Скажи мне, какие из подобных мелочей раздражают твоего отца, и я постараюсь избежать ошибок. Стань моей подружкой и помощницей, чтобы я смогла доставить ему как можно больше удовольствия. Буду счастлива исполнить малейшие его прихоти, даже в отношении своей одежды. Какие цвета он предпочитает? Хочу заслужить одобрение даже в этом.

Поток елея заставил Молли подумать, что, возможно, отец действительно сделал правильный выбор, и если она способна помочь сделать его опять счастливым, то так тому и быть, поэтому она всерьез задумалась о предпочтениях отца и о том, что, напротив, могло его раздражать.

– Думаю, ко многому папа равнодушен, но по-настоящему ему не нравится, если к его возвращению обед не готов и не подается в назначенное время, поскольку на еду его остается совсем мало: полчаса в лучшем случае, – а потом опять надо посещать больных.

– Спасибо, дорогая. Значит, пунктуальность! Да, в домашнем хозяйстве это чрезвычайно важно. Не устаю говорить об этом своим юным леди в Эшкомбе. Неудивительно, что бедный милый мистер Гибсон так расстраивается, если после тяжелой работы обед не подается вовремя!

– Папе безразлично, что есть: лишь бы что-то вовремя было готово. Если повариха пришлет только хлеб и сыр, ему хватит и этого.

– Хлеб и сыр! Неужели мистер Гибсон ест сыр?

– Да, очень любит, – просто подтвердила Молли. – Иногда, когда слишком устает, чтобы ждать, пока что-нибудь приготовят, ест просто сандвичи с сыром.

– Ах, дорогая, это никуда не годится! Даже представить не могу, что твой отец ест сыр. Такая грубая, дурно пахнущая пища! Надо поискать хорошую повариху, способную приготовить омлет или что-то элегантное. Сыр годится только для переработки!

– И тем не менее папа очень его любит, – упрямо повторила Молли.

– Ах, нет-нет! Мы сумеем отвадить его от этой привычки. Терпеть не могу запах сыра! Уверена, что мистер Гибсон не захочет меня огорчать.

Молли молчала. Выяснилось, что излишние подробности о предпочтениях отца вредны. Пусть лучше миссис Киркпатрик все выяснит сама. Повисла неловкая пауза: каждая из собеседниц пыталась придумать какую-нибудь другую, более приятную тему, – и Молли заговорила первой:

– Прошу вас, расскажите что-нибудь о своей дочери, Синтии!

– Да, ее так зовут. Красивое имя, правда? Синтия Киркпатрик. Правда, не такое изящное, как мое прежнее – Лилия Клэр. Все говорили, что оно очень мне идет. Как-нибудь, напомни, покажу тебе акростих, сочиненный на него одним джентльменом – лейтенантом пятьдесят третьего полка. Ах, чувствую, что нам будет, о чем поговорить!

– Но что же Синтия?

– Ах да, моя дорогая Синтия! Что именно ты хочешь о ней узнать?

– Папа сказал, что она будет жить с нами.

– Ах, до чего мило со стороны твоего доброго отца! Я не думала ни о чем другом, кроме места гувернантки, после окончания школы: она этому учится и проявляет большие способности, – но мистер Гибсон не захотел даже слушать! Вчера заявил, что, окончив школу, Синтия должна приехать сюда и жить с нами.

– И когда это произойдет?

– Поехала на два года, так что обучение продолжится до следующего лета: учит французский язык и одновременно преподает английский, – а потом уже приедет домой, и тогда мы станем самым счастливым квартетом! Не так ли?

– Надеюсь, – кивнула Молли и робко добавила, не подозревая, до какой степени миссис Киркпатрик желает услышать упоминание о скором замужестве: – Но ведь на свадьбу-то она приедет, правда?

– Твой отец просил, чтобы она присутствовала, но надо еще подумать, прежде чем решить окончательно: путешествие очень дорогое!

– Она похожа на вас? Хочу ее увидеть.

– Говорят, что она красавица. Яркая внешность. Наверное, я была такой же. Но сейчас мне больше нравится иной тип, – добавила миссис Киркпатрик, с сентиментально-мечтательным видом коснувшись темных локонов Молли.

– Наверное, Синтия очень образованна и обладает утонченностью леди? – наивно поинтересовалась Молли, опасаясь, что ответ вознесет мисс Киркпатрик на недосягаемую высоту.

– Так должно быть: я платила огромные деньги, чтобы ее учили лучшие педагоги, – но скоро ты с ней встретишься и сама все увидишь, а сейчас нам пора предстать перед леди Камнор. Как ни приятно беседовать с тобой, однако графиня наверняка уже нас ждет: ей не терпится увидеть ту, которую называет моей будущей дочерью.

Молли последовала за миссис Киркпатрик в утреннюю комнату, где леди Камнор сидела в легком раздражении, ибо закончила туалет несколько раньше, чем обычно, а Клэр этого инстинктивно не ощутила и не представила Молли Гибсон на четверть часа прежде назначенного срока. Каждое крошечное событие влияло на настроение выздоравливающей, а потому еще недавно Молли встретила бы снисходительное одобрение, но сейчас столкнулась с откровенным осуждением. О характере леди Камнор она ровным счетом ничего не знала: знала лишь, что должна встретиться с живой графиней и больше того, с «графиней всего Холлингфорда».

Миссис Киркпатрик ввела Молли в комнату за руку и представила:

– Вот моя дорогая доченька, леди Камнор!

– Право, Клэр, не торопите события. Она еще не ваша дочь и, вполне возможно, никогда ею не станет. Почти треть всех помолвок, о которых мне доводилось слышать, так и не закончились свадьбой. Мисс Гибсон, рада вас видеть, поскольку очень уважаю вашего отца. Когда узнаю ближе, надеюсь, проникнусь симпатией и к вам самой.

Молли, в свою очередь, всей душой надеялась, что никогда не познакомится ближе с этой суровой дамой, сидевшей в мягком кресле абсолютно прямо, отчего напряжение лишь усиливалось. К счастью, леди Камнор приняла молчание как покорное согласие и после небольшой инспекционной паузы продолжила: