Княгиня Ольга. Ведьмины камни

– Может, и так. Дай-ка мне пройти, иначе я и тебя обращу в камень!

Хельга беглым взглядом окинула гридницу, но ни Логи, ни Хедина, ни даже Тородда поблизости не увидела. Конечно, закричи она, найдется, кому ее спасти, но она не хотела привлекать внимания к этой стычке. Не такая уж она беспомощная, чтобы кто-то мог насмерть напугать ее посреди гридницы, полной людей. Желание выразить наглецу свой гнев, поставить его на место боролось с желанием обратить все в шутку, чтобы не длить это развлечение для наемников, чьи щербатые ухмылки окружали их со всех сторон.

– Да, ты была изрядно тяжелой, когда упала на меня, – значительно кивнул светловолосый и болезненно потер колено. – Прямо как целая скала. Чуть не раздавила. Я теперь весь в синяках. Ну, хочешь, я тебя поцелую – я слышал, это верное средство превратить троллиху в девушку!

Он только шевельнулся, якобы собираясь встать, но Хельга отскочила так проворно, как будто перед ней вдруг оказался волк. Наемники радостно хохотали, а у Хельги даже уши загорелись от стыда и негодования. Ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством в обратном направлении, где была дверь в поварню и девичью.

– Да постой! – закричал светловолосый. – Кувшин забыла!

И правда. Кувшин. Хельга обернулась.

– Фроди, подай! – Светловолосый кивнул какому-то из своих, к чьим ногам отлетел кувшин.

Ухмыляясь, варяг поднял кувшин и протянул светловолосому. Тот взял его и в свою очередь протянул Хельге. Но она не решалась подойти. Сразу видно – человек самоуверенный и находчивый, не хватало ей еще раз «поскользнуться».

Видя, что она опасается приближаться, светловолосый поставил кувшин на очаг и даже отодвинулся, освобождая дорогу. Хельга подошла, схватила кувшин и отскочила. Лучше обойти через поварню и двор, чем снова шагнуть в ловушку.

– Я Эскиль! – полетело ей в спину, уже когда она пошла прочь. – Эскиль Тень. Будешь искать, спроси – меня всякий знает.

* * *

Будет она его искать! Как же – прямо с ног сбилась. Хельга никому ни слова не сказала об этом происшествии – очень надеясь, что слух о нем не дойдет до Логи или Хедина, а если дойдет, они не поймут, что речь шла о ней, – но с этих пор светловолосый варяг с ожогом на щеке уже не сливался для нее с толпой наемников. Проходя по двору или вступая в гридницу, она теперь окидывала путь быстрым ищущим взором – не готовят ли ей случай опять «поскользнуться»? Коварный ловец то и дело попадался ей на глаза: то в гриднице, то во дворе. Она не намерена была с ним разговаривать, ни разу не взглянула ему в лицо, но замечала постоянно. Он как-то так держался, что не заметить его было сложно. И даже не рост и плотное сложение тому причиной, а повадка – самоуверенная, властная, отчасти небрежная. «Фроди, подай!» – даже в том, как были сказаны эти простые слова, сквозила привычка распоряжаться и уверенность, что распоряжение будет выполнено. Да кто он такой? Каков его род? «Я – Эскиль Тень», – он сказал. Он назвал ей свое прозвище, а не имя отца – так делали те, чей отец и прочая семья были далеко и никому не ведомы, среди гридей таких много, а среди варягов почти все. Выходит, он человек незнатного рода, хоть и уверял, что его всякий знает? Внешность его мало что поясняла: после греческого похода многие наемники носили дорогие кафтаны, перстни, обручья, гривны и цепи. Можно было лишь понять, что Эскиль из тех, кого добычей не обделяют.

– Я понял, что значат эти камни, – раздалось однажды, дня через два, прямо у нее над головой.

В это время Хельга наливала мед из кувшина в чью-то чашу; услышав знакомый голос, низкий и уверенный, у себя прямо над ухом, ощутив прямо за спиной присутствие чего-то большого и теплого, она вздрогнула и поставил кувшин на стол. Повернулась, стараясь не пучить глаза от удивления и растерянности. Нельзя дать ему понять, как он ее напугал!

Эскиль стоял совсем близко, опираясь рукой о стол, и Хельга еще попятилась. Он смотрел на ее «ведьмины камни» и держался так, будто они продолжают дружеский разговор, начатый когда-то ранее.

– И что же ты понял? – спросила она, стараясь выиграть время, чтобы прийти в себя.

Хельга с самого детства была умной и бойкой девочкой; благодаря воспитанию она не терялась даже со знатными, облеченными властью людьми, умела держаться почтительно, но непринужденно. Однако здесь было что-то другое: Эскиль, старше ее лет на семь-восемь, по своей повадке казался каким-то столетним великаном, повидавшим столько, сколько обычным людям и за две жизни не увидеть. Из-за этого было жутковато смотреть ему в глаза – они не были злыми или угрожающими, но как будто все время видели тень смерти где-то рядом, не упускали ее из виду, и все остальное по сравнению с этим значило для этих глаз немного.

– Это, – Эскиль кивнул на «ведьмины камни», – сердца тех, кого ты съела. Тролли едят людей, я знаю. А сердца ты высушила и носишь как свою добычу.

– Хочешь прибавить к ним свое? – язвительно ответила Хельга; она сама не знала, что говорит, но молчать было еще хуже.

– Попробуешь достать? – Эскиль улыбнулся левой половиной рта и поднес руку к бронзовым пуговкам шелкового кафтана на груди.

– Сдается мне, твое сердце уже и так из камня, – не глядя ему в лицо, ответила Хельга. – Я вижу его…

– Видишь?

Он расстегнул пару пуговок и отодвинул край, как будто чтобы ей было лучше видно область сердца, хотя, конечно, увидела она только белую ткань сорочки и часть толстой плетеной цепи из серебра. Ей даже показалось, что она различает запах его тела – теплый, влекущий, он был таким неожиданно-приятным, что это причиняло досаду. Чего в нем такого приятного, что может так пахнуть?

– Вижу! – Хельга вдруг ощутила воодушевление, как в детстве, когда играли в норн-предсказательниц. – Это серый камень, неровный, очень прочный…

– Со следами от стрел и копий… Как ты можешь так ясно видеть?

– Это видно… по глазам. – Хельга наконец заставила себя поднять взгляд и посмотреть ему в глаза.

И поняла, что сказала правду: его серые глаза были именно такими.

– Только едва ли твое сердце принесет мне удачу, как вот эти. – Она показала на свое ожерелье и тут же подумала, что зря дала ему лишний повод сюда посмотреть.

– Это ты напрасно. – Его голос звучал спокойно, но у Хельги мелькнуло ощущение, что эти ее слова его задели. – Я – удачливый человек.

– Вот это – знаки твоей удачи? – Хельга глазами показала на красные пятна его лица и шеи, следы ожогов от «греческого огня».

– Ну еще бы! Я выжил, а многие у нас сгорели заживо, или умерли через пару дней от ужасных ожогов, или лишились глаз.

– А выглядит так, будто тебя приласкала сама Хель.

– Может, попробуешь вылечить? – Он слегка подался к ней, и Хельга принудила себя остаться на месте. – Эти твои камни ведь лечат?

– Я недостаточно стара, чтобы вылечить такого ётуна, как ты! – Хельга почти засмеялась. – Обратись к кому-нибудь поопытнее.

– Не вижу тут других лекарок. Если сама не хочешь, может, продашь мне один-два?

– Продать? Мои «ведьмины камни»? – Хельга накрыла ожерелье ладонью.

Впервые в жизни к ней обращались с таким предложением. Даже дети знают: счастливый камень нужно найти самому!

– Ну да. Хорошую цену дам.

Эскиль расстегнул еще несколько пуговок и вытащил из-под кафтана серебряную цепь. На ней висело с десяток разных перстней – золотых и серебряных, с самоцветными камнями и с яркой эмалью, один даже с малюсенькими, как белые маковые зернышки, жемчужинками вокруг зеленовато-голубого камня и по всему золотому ободку. Кажется, это был тот же камень, что назывется «фирузе», только с примесью зеленого оттенка.

– Меняю. – Держа кольца на ладони, Эскиль показал их Хельге. – Один к одному.

Вокруг изумленно загудели, и Хельга осознала, что каждое слово их беседы ловят десятки ушей. А чутье подсказало ей: Эскиль ни на мгновение о них не забывает и говорит все это не только для нее, но и для них.

– Да ему добычу девать некуда – на простые камни золото меняет! – издевательски, но не без восхищения бросил кто-то из толпы.

– Хватай скорей! – посоветовал Хельге другой голос. – За серые камни тебе никто столько не даст!

Эти голоса подбодрили Хельгу, и она подняла нос.

– Эти камни у нас зовутся «глаз Одина». И они – мои друзья, приносящие удачу. Друзей на перстни не меняют!

Эскиль помолчал, потом отступил и даже слегка поклонился, предлагая ей пройти. Она двинулась прочь, и уже отойдя на несколько шагов, сообразила: он не нашел ответа и признал свое поражение! Гордость собой и своей находчивостью залила ее с такой силой, что казалось, под ногами вспыхивают искры. Она рассчиталась с ним за тот случай со «скользким тростником»!

Уже в поварне Хельгу с головой накрыло волнение, о котором она на время этого поединка забыла – было не до него. Надо было порезать копченое сало и разложить на деревянном блюде, но у нее так задрожали руки, так что пришлось отложить нож, сесть и успокоиться. Ее трясло, присутствие Эскиля ощущалось так ясно, как будто он держал ее за обе руки.

Она победила! Победила в поединке, который он сам же и затеял, победила на глазах у всех его товарищей-наемников! Она гордилась своим последним ответом и ничуть не жалела, что отказалась от дорогих колец. А могла бы приобрести часть греческой добычи! Пока что только Тородд подарил ей золотой кругляшок, на котором было выбито изображение какого-то цесаря в венце и с крестиком на макушке, и это уже было немалое сокровище. А могла бы носить кольцо, внушая зависть очень многим. Такие дары очень уважаемы – с ними передают и часть удачи победителей, особенно когда дар получен от не последнего человека в дружине. О положении Эскиля она догадывалась, видя, с каким внимание наемники следят за ним, прислушиваются к его разговору с ней. Она часто видела его в гриднице беседующим с Ингваром – так обыденно, будто они ровня. Но она так и не слышала ничего о его роде. Только по выговору его – такому же, как у ее матери и дяди Эйрика, – угадывала уроженца Свеаланда.

Кое-что она вскоре об этом узнала. В тот же вечер, когда Эскиль пытался выторговать у нее «ведьмин камень», Берислава заговорила с ней. Так повелось, что, закончив подавать угощение и питье – столько, сколько распорядилась дать Сванхейд, – знатные женщины удалялись, оставив дружину и гостей-мужчин пировать. В последние дни Хельга при этом ощущала смутное сожаление, что приходится уходить, как будто она упускала что-то важное. Но пьянеющим наемникам пусть прислуживают рабыни, кого не оскорбит, если в благодарность за пиво их хлопнут по заду.

– Я видела, ты сегодня в гриднице говорила с Эскилем, – начала Берислава.