
Утренний Всадник
– Не ходи с ним! – тихо сказал ведун, отведя глаза, словно против воли выдавал важную тайну. – Род тебя не примет, ты ко мне приходи. Будешь у меня жить, я тебя обучу… И травам обучу, и ворожбе. А с княжичем не ходи! У него в душе черное зерно. От кого – не знаю. А только оно вырастет и его погубит.
Смеяна слушала, изумляясь все больше. Велика же была опасность, ожидаемая ведуном, если он открыто вмешался в чужое решение, чего с ним никогда не бывало, сам звал Смеяну к себе, обещал научить всей своей мудрости. Сколько раз она прежде просила его об этом! Но с тех пор все изменилось.
– Дядечка, милый! – взмолилась Смеяна и протянула к Велему сжатые руки, как будто от него зависел успех всей их долгой дороги. – Может, и правда. Только не могу я его бросить. Ему помочь надо, чтобы та чернота его не съела. А кроме меня, никто ему помочь не сумеет.
– И ты не сумеешь! – Велем коротко мотнул головой. – Никто не сумеет. На него такая сила лапу наложила… Забыла, что ты видела?
– Что видела?
– А вот когда ко мне приходила гадать о нем.
Смеяна вспомнила тот далекий вечер, огромную голову черной жабы в воде гадательной чаши.
– Вела… – потрясенно прошептала она.
Велем кивнул.
Смеяна сжала ладонями виски, словно у нее кружилась голова. Ей вдруг стало так страшно, жутко, пусто и холодно, как будто она летит без оглядки в пропасть. Светлая Дева Весны и темная Вела, Хозяйка Подземной Воды, – вот какие силы протягивают руки к Светловою. Немыслимо, чтобы простой смертный уцелел в такой схватке.
Но отступить? Даже не веря сейчас в свою способность что-то сделать, Смеяна не могла оставить Светловоя. Он казался ей частью ее самой, его судьба – ее судьбой. Он стоял на краю площадки, терпеливо дожидаясь, пока она кончит свой разговор с ведуном – ее Утренний Всадник, пришедший затем, чтобы указать ей дорогу ее судьбы. И не было другого пути – только вместе с ним.
– А я сумею! – прошептала Смеяна и подняла глаза на Велема. – Ты пойми, дядька. Я – его удача. Я верю, я – его удача! Как же я его брошу? Если боги со мной – одолеем. А нет – мне и жить незачем.
– Пропадешь.
– Нет! – Смеяна вдруг упрямо помотала головой, словно стряхивая паутину, и улыбнулась. – Не пропаду. Не верю!
Велем посмотрел ей в глаза, в глубину янтарного блеска, потом опустил взгляд и отошел. Невозможно было отговаривать ее, когда она верила в свой путь…

Часть вторая
Чаша судеб
Глава 1

Впереди, шагах в двадцати, между темными стволами мелькнуло крупное рыжее пятно. Сбивая рогами снег с нижних веток, из леса прямо на дорогу выскочил олень. Неловко, тяжело выдернув задние ноги из сугроба, он внезапно заметил людей, шатнулся назад, скакнул прямо по дороге, где со времени последнего снегопада снег был изрядно притоптан ногами людей, копытами коней и санными полозьями. Отроки разом закричали, кто-то схватился за копье, кто-то – за лук, висящий возле седла.
– Нет, стойте! – крикнула Смеяна и замахала рукой, бросив поводья. – Не трогайте его!
Отроки оглянулись на нее и оставили оружие в покое. Все уже привыкли к тому, что просьбы Смеяны неизменно подтверждаются приказами Светловоя.
Тараща огромные черные глаза, олень мотнул головой с тяжелыми рогами, метнулся в лес, напал на полузанесенную тропку и бросился назад в чащу. Проваливаясь в глубокий снег, торопливо выбираясь и снова проваливаясь, тяжелыми скачками он довольно быстро скрылся за деревьями и пропал. Отроки свистели ему вслед, стремясь хоть позабавиться, раз охота не получилась.
Тронув коня коленями, Преждан догнал Смеяну.
– Чего нам лов испортила? – крикнул отрок. – До становища еще сколько ехать!
– Доедешь, ничего! – отозвалась Смеяна. – Авось не отощаешь!
Она недолюбливала Преждана, находя его слишком заносчивым. Он в ответ тоже ее не любил, считая, что тесту место у печи и девке с огнища нечего делать в дружине княжича. Пока она забавляла Светловоя своей болтовней на строительстве ныне сгоревшей крепости, он почти не замечал ее, а теперь обиделся, что княжич слушает ее охотнее, чем его.
– Да где ты видел, чтобы олень вот так вот, без тропы да прямо на людей гнал? – продолжала Смеяна. – Думаешь, он тебя за рогача принял, на бой вызывал?
Отроки, кто ехал поближе и слышал их разговор, засмеялись. Преждан заносчиво вскинул голову, в душе кипя от возмущения. Да кто она такая, чтобы над ним смеяться! Спорами с девкой себе чести не прибавишь, и Преждан знал, что лучше бы ему молчать, но Смеяна и язвила так же сильно, как радовала, и оставаться равнодушным не хватало сил.
– Нет – видно, тебя хотел в свое стадо загнать! – в сердцах ответил он. – Ты же красавица, мимо тебя ни человек, ни зверь спокойно пройти не может. Да и рыжая ты – оленухе бы в самый раз!
Отроки рассмеялись снова и замолчали, ожидая ответа Смеяны.
– Вот погоди – опять вцепятся в тебя лихорадки, я тебе оленуху-то припомню! – мстительно сказала Смеяна.
Ее глаза сердито сузились, в них сверкнул желтый огонь: сравнение с глупой оленухой сильно задело ее.
– Да напугал его кто-то, вот и гнал не глядя! – сказал Миломир, желая прекратить глупую ссору. – Видно, кто-то еще на лов вышел.
Ему перебранки Смеяны и Преждана не доставляли никакого удовольствия. Он по своей ране помнил, какая чудесная сила скрыта в желтоглазой девице, и в его отношении к ней странно смешались привязанность и опасение.
– Не волки ли? – с беспокойством спросил Скоромет. – Пора уже голодная, а до жилья еще далеко…
– Нет, не волки. – Смеяна еще раз для верности потянула носом воздух и покачала головой. – Волков я бы учуяла. Ветер оттуда.
– Так ведь конец года сегодня! – подсказал Кремень. – Мы возле дебричей сейчас, а у дебричей верят, что в древние времена под конец года две оленихи из леса выходили и одну из них боги людям для общего пира отдавали…
– А потом люди от жадности обеих съели, и с тех пор ни одной не приходит! – занудным голосом закончил Преждан и вздохнул. – Это мы, батюшка, от нянек слышали. Только это у смолятичей так рассказывают.
– Может, здешних людей боги простили и на новогодье бычка из леса выгоняют? – весело предположил Взорец.
– Тогда было бы двое, – степенно заметил Скоромет. – А то один.
– Это кому такой подарок – оборотню? – спросил Миломир, и все рядом невольно дернули головами, оглядываясь.
Не следовало упоминать оборотней к ночи. Плавать и ездить по Истиру может каждый, но все же они двигались вдоль земель дебричей, где правит князь-оборотень.
– Так поехали, чего встали? – крикнул Преждан, успевший заметно обогнать весь отряд. – Здесь, что ли, под елкой, и будем старый год провожать?
– Ничего, доедем! – утешил Скоромет. – А там и отдохнем как следует. Мы ведь новогодье в Велишине встречать будем, а, княжич?
Светловой слегка кивнул, не вступая в беседу. По мере приближения к Велишину, где ждет его нареченная невеста, его веселость угасала, ее место все прочнее занимала тревога. Какой она окажется, дочь князя Скородума? Согласится ли она сначала спросить благословения у Макоши? Если ей достаточно благословения отца, то как убедить ее ехать в святилище? А если она все же откажется – как покинуть ее, нарушить волю отца? Или жениться – и расстаться с самой дорогой надеждой?
Смеяна с беспокойством вглядывалась в замкнутое лицо Светловоя. Она не знала, как прогнать эту тень. Светловой слушал ее, соглашался, но прежнее воодушевление к нему не возвращалось. Он верил, что весна и счастье где-то в мире есть, но не верил, что и ему достанется от их радостных даров.
Кто-то догнал Смеяну. Обернувшись, она увидела Миломира.
– Ты бы послушала, – полушутливо предложил он и обвел глазами небо и лес. – Не услышишь ли, от кого тот олень бежал?
На губах его играла мягкая улыбка, но глаза оставались серьезны и шутливость была наигранной. Смеяна не хвасталась великой мудростью, но в этом ее невозможно было обмануть. После пожара Миломир крепко уверовал в способность Смеяны предугадывать несчастья.
– А то мне думается, отроку неученому… – неуверенно начал Миломир. – Я и Кременю говорил…
– Князю не говорил? – быстро спросила Смеяна, поняв, о чем он.
– Князю не до меня было. Да он и сам знает. Я не ведун, но скорее камень поплывет, чем Держимир так просто отступится… Нужна ему княжна Дарована. Если он про нашу новую крепость знал – мог и про невесту узнать.
– А мы на что? – сурово спросил Кремень. Он, оказывается, незаметно подъехал поближе и слышал их разговор. – Здесь уж не его земля.
– Да ведь и не наша!
– Ему мимо нашей ехать. А чтобы он через дебрические леса пустился – не поверю я! – Кремень несильно хлопнул свернутой плетью по боку коня. – Это надо последнего ума лишиться, чтобы через дебричей без уговора ехать. А Держимир, что ни говори, не дурак. И отец его был… Ох, трудный был норов у князя Молнеслава – но человек был умный! Он ни за какую невесту к дебрическому Серебряному Волку в зубы не полезет.
Кремень обогнал их и поскакал вперед. Миломир проводил его глазами.
– Все равно – мог узнать! – тихо и упрямо повторил он.
Смеяна молчала, мучимая тайным чувством вины. Не просто «мог узнать» – князь Держимир знает все как есть. Она сама же и разболтала. Она прекрасно помнила, как рассказала Грачу про встречу Светловоя с невестой, и время назвала, и городок Велишин, последнее становище на смолятичской земле. И сама же проводила Грача с этой вестью к любимому брату Держимиру. Но как могла она в то время знать, как далеко зайдет эта борьба двух княжеских родов за невесту? И что сама окажется втянута в эту борьбу?
Слушая их разговор, Светловой подавил вздох. Как все это было трудно и запутанно – его невеста княжна Дарована и его мать, княгиня Жизнеслава, его будущий тесть Скородум, его отец – Велемог, его соперник – Держимир! И он, княжич Светловой, как муха, запутавшаяся в середине паутины. Как же вырваться из этих пут? Ему вспомнились слова Светлавы: «Будь сам как весна. Думай о себе». Да, если думать о себе, то жизнь сразу становится легкой. Пусть княжна Дарована достанется бешеному Держимиру. Пусть Скородум, Держимир, Велемог и даже дебрический оборотень Огнеяр воюют друг с другом по очереди или все сразу. Ему-то что за дело? Весна все равно придет своим чередом, снова зазеленеет и нежно зашепчет листва на березах, иона выйдет из белого ствола, его любовь, прекрасная Дева Весны…
* * *Серая белка сидела на самой верхушке огромной ели на дальнем краю поляны. Она держала в лапах шишку и не спешила убегать, хотя и видела людей далеко внизу. Держимир стоял с натянутым луком и целился в нее – долго и обстоятельно. Он мог бы выстрелить гораздо быстрее – не всякая цель будет ждать так долго, как эта глупая белка. Казалось, он нарочно держал в напряжении и тех, кто ждал его выстрела, и себя самого.
– Не попадешь! – с легкой издевкой приговаривал любящий брат, сидевший поблизости на обрубке бревна. – Далеко.
– Не говори ему под руку! – прикрикнул кто-то из отроков возле едва дымящегося костра.
– А нечего было меня тут оставлять! – мстительно ответил Баян. Его смуглое лицо выражало самую отчаянную скуку. – Пустил бы меня с Дозором. Тогда бы я был сейчас далеко и не говорил ему под руку. А так буду говорить! Не попадешь! Не попадешь!
– Куда тебе в дозор, головешке горелой! – с пренебрежением бросил Держимир, не сводя глаз с белки и не ослабляя лука. – В говорлинах таких не водится. Тебя кто приметит – и все дело пропало. Тебя только под личиной и пускать!
– Летом пустил же! – огрызнулся Баян.
Ему было так скучно, что даже привычная перебранка с братом казалась развлечением.
– Ну, ну! – подбодрил его Держимир. – Расскажи-ка людям, чем все кончилось, пусть еще раз посмеются.
Белке оставалось жить считаные мгновения, как вдруг в синих глазах князя Держимира мелькнула новая искра, взгляд стал острее. Что-то живое шевельнулось за деревьями на дальнем краю поляны. Стрела мгновенно свистнула, ударила ветку – чуть дальше от ствола, чем сидела белка, – и целая гроздь еловых шишек градом осыпала человека, в тот самый миг появившегося на краю поляны.
– Таму-Эрклиг-хан! – радостно заорал Баян под дружный смех «леших». – Велес и Вела!
– Так-то ты меня встречаешь! – с укоризной крикнул князю Дозор, заметив лук в руках у Держимира. – А мы ведь тебе такую добычу привезли! Смотри!
Он оглянулся к лесу и махнул рукой. С трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, из-за деревьев вышли еще четверо отроков. На плечах они несли две оленьи туши, рога запрокинутых голов чертили следы на снегу.
Товарищи пошли им навстречу, приняли жерди, донесли до середины поляны, где еле-еле тлели угли на широком кострище. Тонкие струйки сизого дыма поднимались от углей и тут же таяли в воздухе. Дозор подошел к Держимиру, сняв шапку и на ходу приглаживая свои длинные седые волосы со вдовьей косичкой на правом виске.
– И это все? – коротко бросил князь.
Уперев руки в бока, он стоял возле кострища и смотрел на оленьи туши с таким пренебрежением, как будто это была пара облезлых белок.
– Нет, не все.
Другой мог бы обидеться на такую встречу, но Дозор хорошо знал раздражительный нрав своего князя и понимал, что волнение перед важным делом не способствует добродушию.
– Мы видели их. Правда, мы смотрели сзади, издалека, но белую голову Светловоя я ни с кем другим не спутаю. Дружины человек сорок. И Кремень – у него своих столько же. И все.
– И с такой-то дружиной по невесту едет? – прогудел Озвень.
– Его в Велишине Скородумова дружина ждет, – напомнил Дозор. – А это еще три сотни. Отец-то знает, какой дорогой товар везет. И помнит, что на такую добычу охотников много!
Князь Держимир молча кивнул. Лицо его оставалось хмурым, хотя весть, принесенная Дозором, порадовала дружину и должна была порадовать князя. Уже пятый день они жили в лесу на этой самой поляне, и неподвижное житье на снегу начало надоедать. В походе приходится потерпеть, но всегда приятно, когда ожидание наконец сменяется делом!
Однако князь Держимир не спешил выказывать радость. Покусывая нижнюю губу, он смотрел куда-то в глубь чащи и что-то обдумывал. Потом обернулся к шатру, стоявшему под толстой елью. Край полога был поднят, изнутри медленно текла легкая струйка дыма. Князь шагнул к шатру.
Словно отвечая на молчаливый призыв, из-под полога выскользнула Звенила. Поверх привычной рубахи с широкими рукавами на ней был длинный, ниже колен волчий полушубок мехом наружу, и звон серебряных подвесок звучал из-под него приглушенно. Лицо ее выглядело бледным и спокойным, но Держимир невольно поежился. Со времени заклинания громового колеса чародейка вызывала у него боязливое отвращение, но приходилось терпеть – она была ему нужна. Большую дружину по чужой земле не проведешь тайно, а бросаться в битву за княжну Даровану с двумя десятками «леших» – глупо. Нужны были иные средства, которыми владела Звенила.
– Вы дерево привезли? – требовательно спросила она у Дозора.
– Нету там такого дерева! – Дозор развел руками. – Не выросло что-то. А может, здешний леший нам его отдать не захотел! – быстро добавил он, пока никто не догадался истолковать его слова как сомнение в мудрости чародейки.
– Зато там был свежий пень! – так же поспешно вставил другой отрок. – Пень от нестарого дуба. Его кто-то раньше нас срубил. Тоже, видно, прознали, что дерево для Небесного Огня подходящее.
– Не очень-то мне это нравится, – с вызовом сказал Держимир. – Кто-то хочет перехватить нашу удачу!
– Не тревожься, княже, – умиротворенно, немного заискивающе сказала Звенила. Отвращение к ней князя не было для нее тайной, и она готова была на все, чтобы победить его. – До темноты еще есть время. Я найду другое доброе дерево. Нашу удачу никто не отнимет.
Отроки занялись оленьими тушами, разложили яркий огонь. За время путешествия по глухим лесам вдоль Стуженя, где существовала опасность столкнуться с дикарями-личивинами, они притерпелись к ощущению постоянной опасности, а сейчас чувствовали себя даже свободнее: здешние жители были замкнуты и нелюбопытны. Если их заметят местные смерды – они не станут приглядываться, примут за лесную нечисть и пойдут скорее прочь. А от оборотня не спасешься, так что лучше встретить его сытыми и сильными.
Держимир отошел к костру, присел на обрубок бревна, протянул ладони к огню. Дозор присел рядом. Держимир едва заметно двинул бровью: слушаю.
– Я видел тот пень и видел щепки, – шепнул Дозор. – Совсем свежие, и следы от пня уходят к Истиру, где речевины ехали. Как бы княжич Светловой нашу удачу не перехватил, а?
– Нет! – упрямо ответил Держимир, не отрывая взгляда от огня. – Помнишь пожар? Она сделала то, что обещала. И сейчас сделает. Я ей верю.
Дозор ничего не прибавил, а Держимир вдруг встретил темный взгляд Баяна. «Да, она сделает! – словно говорил ему брат, вспоминая ночь громового колеса. – И во что это тебе обойдется?»
* * *Становище Велишин, последнее на пути полюдья смолятичских князей, располагалось на высоком холме над речкой Велишей, за несколько верст до ее впадения в Истир. Как шлем на голове великана, виднелась стена с заборолом наверху, тесные и оживленные улицы детинца, большой княжий двор. В воздухе над становищем плыли дымы печек, даже казалось, что можно различить запах жилья – дыма, хлеба. Славенцы повеселели, видя, что до теплого, сытного, долгого отдыха осталось совсем немного.
За месяц путешествия с дружиной Светловоя Смеяна успела повидать столько становищ, что ее уже не занимали ни высокие стены, откуда можно увидеть всю округу чуть ли не на день пути, ни терема княжьего двора под лемеховыми крышами, ни конюшни и клети, ни мельтешение чужого народа. На улицах было шумно, велишинцы толпились у ворот, во все глаза рассматривали речевинского княжича с его дружиной. А Смеяна старалась угадать: приехал ли уже Прочен со смолятичской княжной?
На крыльце княжьего терема стояли только мужчины. Смеяна почти не слушала, как Прочен и велишинский посадник приветствуют Светловоя, а оглядывала окошки терема. Много ли увидишь зимой, да еще снаружи, через серую слюду?
– А это кто? – раздался вдруг надменный голос.
Быстро обернувшись, Смеяна встретила взгляд холодных бледно-голубых глаз. Судя по всему, это и был глиногорский воевода. На Смеяну он смотрел с удивлением и пренебрежнием.
– А это наша ведунья, – тут же отозвался Миломир и протянул руки Смеяне, чтобы помочь ей сойти с седла. – Она нам раны заговаривает, лихорадки отгоняет всякие. Сам знаешь, батюшка, в походе то-сё…
Но Смеяна спрыгнула с седла сама. Прочен вызвал у нее прилив неприязни – она угадала, как он отнесся к ней. А Прочен, не особо приняв к сведению объяснение Миломира, быстрым цепким взглядом соединил Смеяну и Светловоя. Видимо, для ведуньи она показалась ему слишком молода.
В гриднице речевинов встретил сам князь Скородум. Смеяна немало слышала об этом человеке и теперь смотрела на него с любопытством. Тонкие пряди белых волос падали на плечи из-под богатой шапки, длинные висячие усы, красный нос Скородума вызвали у нее смех, который она едва сумела удержать. И это-то муж первой красавицы говорлинских земель, княгини Добровзоры! Но потом Смеяна поймала его взгляд и перестала смеяться. Голубые глаза смолятичского князя рассматривали Светловоя с жадностью и притом с тревожным сочувствием. Это был добрый и сердечный человек, и Смеяна вздохнула: ведь и ему вся эта повесть со сватовством дочери за Светловоя стоила немалых тревог.
– Здравствуй, здравствуй, дружок! – быстро говорил Скородум, протягивая навстречу Светловою разом обе руки. Поведение так сильно отличало его от Велемога Славенского, было настолько сердечнее и проще, что Смеяна едва верила, что перед ней тоже князь. – Рад, что ты добрался наконец. Мы уж тебя ждали-ждали… И догонять трудно, и ждать трудно, особенно если догнать не хочется… Ну, иди сюда. Вот она, моя дочь.
Вдоль стен, увешанных ткаными и вышитыми коврами, сидели на лавках несколько женщин. В глаза Смеяне сразу бросилась молодая стройная девушка – ее невозможно было не заметить. Грач не обманул, рассказывая о ее необычной, ни на чью не похожей красоте. Отроки рассказывали, что глиногорская княжна носит прозвание Золотая Лебедь – и теперь Смеяна знала, что в этом прозвании не было ни капли лести. Ее волосы оказались золотисто-рыжеватыми – светлее, чем у Смеяны, с более мягким и чистым блеском. А глаза были точно такого же оттенка, что и волосы, – Смеяна не поверила бы, что так бывает, если бы не увидела сама. Лицо Дарованы, румяное, без веснушек, с ровными мягкими чертами показалось ей очень красивым и чуть-чуть печальным. И Смеяна удивилась: о чем может грустить такая красавица?
При виде Светловоя Дарована встала, и Смеяна тут же заметила, что та не выше ее ростом, но гораздо стройнее. Вместо обычной девичьей вздевалки на княжне было платье из мягкого красновато-коричневого шелка, расшитое по оплечью янтарными бусинами, искусно подобранными по цвету от прозрачно-желтого до темно-коричневого, почти черного, и ничто другое не могло бы лучше подойти к ее облику. На руках княжны блестели браслеты из кусочков огненного янтаря, оплетенных тонкой золотой сеткой. Не верилось, что такую красоту сотворили человеческие руки.
В сердце Смеяны вспыхнула зависть – редкий, чуть ли не впервые явившийся гость. Княжна Дарована тоже была рыжей, но это не мешало ей быть прекрасной, как Солнецева сестра. Она так хороша, так знатна, и отец любит ее больше жизни – стоило только поймать нежный и тревожный взгляд удрученного князя Скородума, устремленный на дочь, чтобы убедиться в этом. И в придачу Дарована станет женой не кого-нибудь, а Светловоя! Лучшего жениха на всем свете! Если бы Мать Макошь предложила Смеяне занять место Дарованы, она не пожалела бы ничего за такое счастье. Оказывается, и независтливый нрав остается таким лишь до тех пор, пока не встретится нечто, по-настоящему достойное зависти.
Смеяна бросила взгляд на Светловоя: что он?
А он – ничего. Приняв чашу из рук Дарованы, он поклонился, поблагодарил. И хоть бы что-нибудь еще сказал! Нет, лицо Светловоя оставалось таким же спокойным и задумчивым, как было по дороге сюда. Так же он мог бы смотреть на воротный столб. «Ослеп он, что ли? – в настоящем негодовании подумала Смеяна. – Такой подарок ему от Макоши, а он что?»
Но княжну Даровану, как видно, не удивляло равнодушие жениха. Она бросила на него лишь один взгляд, а потом посмотрела на отца, как будто хотела сказать ему: «Вот видишь? Что я тебе говорила?» И Скородум пожал плечами: «А что я могу сделать?»
– Княжич Светловой утомился с дороги, – поспешно сказал Кремень, стараясь подправить эту странную встречу жениха и невесты. – Ему отдохнуть надо. А там все вместе и старый год проводим. Прости его, княже.
Дарована вздохнула с облегчением, а князь Скородум как будто ожил и заторопился.
– Да, соколик, ехал-то ты далеко, да еще полюдье… – забормотал он, словно сам был рад скорее спровадить будущего зятя отдыхать. – Что за разговор теперь? Вот отдохнете, и в баню опять же… Топили с утра…
Княжна Дарована молча поклонилась и вышла из гридницы. Кроме нескольких слов приветствия, от нее больше ничего не услышали. Светловой поклонился ей вслед и хотел идти, но князь Скородум вдруг взял его за плечо. Кончик его носа подрагивал, лицо выражало странную смесь жалости и суровости. В другое время Смеяна повеселилась бы, но сейчас не могла, всем сердцем ощущая, что душевная боль этого смешного человека не меньше, чем ее собственная.
Князь смолятичей не умел и не хотел тратить время на вежливые и пустые речи, особенно сейчас, когда дело касалось самого для него дорогого.
– Послушай, свет мой! – начал Скородум, глядя в глаза Светловою доверчиво и требовательно разом. – Я раньше никогда не видел тебя, а ты не видел ни меня, ни моей дочери. Я не так глуп, как выгляжу, и знаю, что этого сватовства желал твой отец, а не ты.
– Он грозил, что посватается сам, – поспешно сказал Светловой. – Моя мать… Я не мог допустить, чтобы отец отослал ее, а он…
Скородум внушал ему доверие, на его прямоту хотелось отвечать искренней прямотой, и Светловою уже было стыдно, что он приехал за невестой, не питая к ней любви и даже рассудком не желая этого брака.
– Да, да, мой мальчик, это хорошо. Это делает тебе честь! – сказал Скородум, будто заранее знал все обстоятельства, и у Светловоя потеплело на сердце: похвалой этого человека можно гордиться, потому что Скородум всегда говорит только то, что думает, и безошибочно отличает достойное от недостойного. – Мне жаль говорить об этом, но твой отец… не сказал тебе всей правды. Он уже просил у меня мою дочь для себя. Но я ему отказал. Моя Дарована слишком молода для такого мужа, да и не такой он человек, чтобы сделать ее счастливой. И тогда он стал сватать ее за тебя. У него не было другого выхода.

