Утренний Всадник
– Тебе надо просить не его, а богиню! – строго ответила Погодица.
Ее тяжелые морщинистые веки приподнялись, Велемог поймал тусклый, тяжелый и осуждающий взгляд. На миг ему стало так не по себе, как будто на него смотрела сама Морена.
– Святилище – дом богини, никто из смертных не владеет им. Даже Дарована Глиногорская живет в святилище на Пряже и не боится Держимира. А ведь он тоже хотел взять ее в жены!
– Что ты сказала? – Князь не сразу понял слова ведуньи, но потом без промедления перебил ее. – Дарована на Пряже? Откуда ты знаешь?
– У меня сейчас живет женщина, которая вернулась из святилища всего четыре дня назад. И она видела там Даровану.
– Отец Небесного Огня!
Не обращая больше внимания на старуху и даже позабыв о болезни жены, Велемог вскочил со скамьи и принялся ходить взад-вперед по горнице. Эта была новость! Он привык к мысли, что после смерти Жизнеславы ему придется снаряжать посольство – заново сватать Даровану, теперь уже будучи свободным волей богов. Но она не дома! Она в святилище Макоши, да еще и в земле Держимира! Это многое меняло, хотя князь еще не взял в толк, что же именно.
– Позвать ко мне Кременя! – ударом ноги распахнув дверь, закричал Велемог в верхние сени. – Живо!
Кремень явился быстро, довольный, что понадобился князю, и отчасти с опаской. После бесславного – без невесты – возвращения из похода к смолятичским рубежам между князем и его верным воеводой появился холодок, и Кремень уже не надеялся вернуть когда-нибудь прежний почет. По крайней мере, при этом князе. Но Велемог был крепок здоровьем, силен духом и явно собирался пережить даже собственного сына.
– Дарована в Макошином-на-Пряже! – воскликнул Велемог, увидев входящего воеводу и даже не тратя времени на приветствия.
– А где Держимир? – сразу спросил Кремень. – Это он ее туда…
Велемог невольно оглянулся к тому месту, где только что сидела Погодица, словно намеревался и это спросить у нее. Но старухи уже не было.
– Нет, она сама… – начал Велемог, потом вспомнил речь Погодицы и уверенно закончил: – Да, сама! Старуха сказала, что Дарована в его земле, а его не боится, потому что богиня ее защищает… Ладно, это не суть!
Будучи мужчиной и потомком самого Сварога, Велемог не питал особого почтения к Великой Матери. Могущественному князю слишком легко вообразить, что в его руках и собственная судьба, и право распоряжаться судьбами других.
Его вечный противник Держимир Прямичевский еще недавно тоже думал так.
– А Держимир, как видно, в полюдье! – сам себе ответил Кремень. – Едва ли он уже домой воротился, у него полюдье длинное, да полпути – мимо рарогов. Там у него межи беспокойные, он ходит медленно. Верно, где-нибудь к Краене сейчас через леса подбирается.
– К Краене! – повторил Велемог, силясь представить себе рисунок дрёмических рек. – Ведь Пряжа как раз в Краену впадает?
– Точно так! – подтвердил Кремень, еще не сообразив, к каким последствиям приведут все эти рассуждения.
– Он прямо возле нее пройдет… – размышлял вслух Велемог. – И если…
Кремень выжидательно смотрел на князя, а тот замолчал, ловя обрывки мыслей. Если Дарована не дома, а в святилище на чужой земле, то охраняет ее не целое войско – так, десятка три-четыре. Если она исчезнет оттуда… На кого подумает Скородум? На Держимира, больше не на кого. А потом, если она будет здесь… А Жизнеслава до тех пор умрет… Даже если и нет, то Светловой под рукой… Главное – чтобы Дарована оказалась здесь, в Славене, а дальше пойдет легче…
Но Держимир! Он сам где-то поблизости со всей дружиной полюдья!
– Едва ли у него очень много войска! – подал голос Кремень, так точно угадав мысли своего князя, что Велемог перевел на него изумленный взгляд. – Сотни две, ну три. Неужели мы больше не соберем? А если напасть на него на Краене, от Прямичева вдали, то разобьем, как горшок глиняный. И становища его краенские – хороший кусок. Сколько там ему зерна, мехов приготовлено! Все наше будет!
– Отец Небесного Огня! – воодушевленно повторил Велемог и снова стал ходить по горнице.
Но теперь это было радостное возбуждение, его слепили великолепные замыслы, обещающие прибавление славы и богатства, победу над самым злым врагом!
– Вот я с ним за город сожженный посчитаюсь! – бормотал князь на ходу, потряхивая в воздухе сжатым кулаком. – Два зайца одной шапкой!
В самом деле, едва ли ему когда-нибудь случалось задумать другой, столь же многообещающий поход. Одним ударом разбить ненавистного Держимира Прямичевского и получить Даровану! Об этом можно кощуну складывать! После таких дел даже злейший враг скажет, что князя лучше Велемога Творимирича еще не знал славенский стол.
* * *Назавтра в полдень над Славеном понеслись гулкие удары вечевого била. Два младших жреца из Сварожьего святилища колотили по очереди молотами в подвешенный на вечевой степени железный блин, шириной в три локтя, с выбитым знаком Небесного Огня. На звон била со всех сторон собирались жители Славена, купцы и ремесленники, отроки и бояре, даже смерды из ближних и дальних огнищ, оказавшиеся сегодня в стольном городе. Широкая вечевая площадь, по пятницам служившая местом больших торгов, быстро заполнялась народом. Городских старейшин пропускали вперед, и они устраивались на ступеньках вечевой степени.
– В чем дело-то, отцы? – кричали им из толпы посадские жители.
Но старейшины только разводили ладонями: о причине нежданного веча они знали не больше, чем последний холоп.
– Князь собирает! – отвечали старейшины, показывая навершиями посохов на ворота детинца. И опасливо добавляли: – Не дай Свароже, война…
Князь приехал в сопровождении воеводы Кременя, что подтверждало опасения стариков. И плащ на нем был красный, что скорее указывало на войну, чем на мир. Народ затих, лишь легкий тревожный гул разносился по огромной площади. Оставив коня внизу, князь поднялся на вечевую степень и поднял руку. Передние ряды толпы совсем затихли, только задние покачивались, надеясь протолкаться поближе.
– Тяжкая обида нанесена нам, речевины! – начал князь. Его голос был полон праведного гнева, глаза сверкали, золотая гривна на груди и серебро на поясе и рукояти меча слепили глаза толпе. – Все знают, что волей Матери Макоши сын мой Светловой обручен с дочерью князя смолятичского, Скородума. Чтобы просить благословения у покровительницы своей, Великой Матери, княжна отправилась в святилище Макоши на реке Пряже. И там захватил ее дрёмический князь Держимир, волк в обличье человека, забывший заветы предков и богов. Скажите мне, добрые люди, потомки Сварога: можем ли мы оставить невесту моего сына в руках Держимира Прямичевского? Или боги и предки велят нам поднять оружие за ее свободу и нашу честь?
Князь еще не кончил, когда по торжищу пополз глухой гул; разливаясь широкой волной, он быстро заполнил всю площадь до самых краев, так что последние слова Велемога уже были плохо слышны. Его новость была слишком неожиданна, славенцы испытывали скорее изумление, чем негодование, но призыв князя не пропал даром. Больше полугода слыша разговоры о скорой свадьбе княжича, славенцы привыкли считать смолятичскую княжну своей будущей княгиней. И вдруг оказывается, что она похищена Держимиром дрёмическим! Возмущение было почти таким же, как если бы Держимир вздумал похитить Жизнеславу.
– Я сам поведу вас! – воодушевленно продолжал князь, слыша в гуле толпы согласие со своими словами. – Держимир сейчас в полюдье, и с ним нет большого войска. И прежде чем он сумеет его собрать, мы разобьем его! Навсегда отучим дрёмичей в нашу сторону смотреть! Никогда больше им не придется наносить обид племени Сварога! А в становищах Держимира сейчас найдется достаточно добычи, чтобы вознаградить нашу доблесть! Небесный Кузнец помогает нам! Кто пойдет со мной – становись по правую руку!
Широким взмахом Велемог указал на правую сторону площади, и край его красного плаща взметнулся, как язык пламени. В толпе возникло и забурлило движение, поднялся шум: одни пробирались на правую сторону, другие – на левую, а третьи, еще не приняв решения, топтались на месте, давая дорогу другим.
Князь Велемог наблюдал за движением перед вечевой степенью, сложив руки на груди и сохраняя на лице гордое и решительное выражение. Вся его судьба зависела от того, пойдет ли за ним Славен. Если на правой стороне окажется меньшинство, то ему придется идти в поход только со своей ближней дружиной. Для полной победы этого недостаточно: тогда Велемог уравняется в силах с Держимиром, а за последним еще останется преимущество своей земли. Но и тогда Велемог не собирался отступать. Случай был слишком хорош, и он верил, что Небесный Кузнец Сварог поможет ему в задуманном.
Наконец площадь более-менее разобралась и успокоилась. Толпа на правой стороне оказалась чуть больше оставшихся слева. Согласные идти в поход кричали, махали руками, обвиняли другую половину в трусости. Лоб Велемога разгладился: если вече согласилось с ним, то его воле придется подчиниться и несогласным. Поход состоится!
– Спасибо вам, речевины! – стараясь за гордостью спрятать ликование, воскликнул он. – У кого нет достойного оружия, тому я дам его! Наш поход будет как молния: один удар – и все трепещет! Еще до времени пахоты мы вернемся домой с добычей и славой!
Славенцы радостно кричали; кое-кто из тех, кто поначалу остался слева, стал перебегать направо, хотя сейчас это уже не имело значения.
Только один из городских старейшин все вглядывался в толпу бояр и отроков, окружавших князя на вечевой степени, и щурил глаза, выискивая кого-то.
– Послушай, брате! – Наконец он толкнул в бок кузнечного старосту, без умолку кричавшего на радостях. – Погляди-ка: здесь ли княжич?
– Чего тебе? – Кузнец обернулся, красный от натуги и довольный победой князя: кузнецы стольного города всегда бывали рады испытать в деле оружие собственной работы. – Кого тебе надо? Княжича? Да Сварог его знает, где он!
И кузнец отвернулся, не слишком озабоченный отсутствием княжича. А старик еще долго качал головой: ему показалось очень странным, что княжич не явился на вече, где речь велась о спасении его собственной невесты.
* * *В верховьях река Краена была неширока, но три коня в ряд проходили. По сторонам, на низких пологих берегах, даже для любопытной Смеяны не находилось ничего занятного. Под снегом почти не было видно, где кончается вода и начинается земля. На дрёмическом берегу изо льда торчали замерзший ивняк и сухой ломкий камыш, со стороны рарогов тянулась пустая отмель, в перестреле от реки упиравшаяся в редкий березняк. Смеяна давно соскучилась на такой дороге и с нетерпением ожидала, когда же появится жилье.
Не верилось, что сегодня начинается весна. Снег плотно лежал в лесу и покрывал лед на реке, ветви деревьев были черны и пусты, даже без намека на почки. Смеяна то и дело напоминала себе, что заехала гораздо дальше на полуночь, чем жила раньше, и весна здесь наступает позже. Все равно ей было неуютно, даже страшновато в этом нерушимом царстве Зимерзлы.
Выехав из Прямичева в первой половине просинца, полюдье Держимира сначала поднималось вверх по большой реке Ветляне, потом много дней пробиралось лесами до истока реки Краены и вот теперь спускалось по Краене вниз, к месту ее впадения в Ветляну. Дорога их почти все время лежала на полуночь, и Смеяна обрадовалась, когда ей объяснили, что теперь они скоро повернут назад. Иначе, чего доброго, можно заехать на тот свет, в мир Вечной Зимы!
Смеяна оглянулась на своих спутников, задумалась на миг, потом фыркнула, но рот закрыла уже не кулаком, а рукавом шубки: за четыре месяца жизни возле князей она немного научилась обхождению.
Ехавший посредине реки Держимир метнул на нее быстрый подозрительный взгляд, ожидая очередного подвоха. Баян, отделенный от Смеяны Держимиром и его конем, сначала наклонился вперед, потом откинулся назад, лег спиной на заднюю луку седла и посмотрел на Смеяну вытаращенным темным глазом.
– Ты чего? – с видом преувеличенного ужаса спросил он.
Ему тоже было скучновато: за три месяца любое дело надоест.
– Да вот, подумала! – Смеяна выпрямилась в седле, напрасно стараясь сделать строгое лицо. – Едем трое в ряд, как Яровит, Перун и Троян. Даже коней как нарочно по цветам подобрали!
– Это я – Троян? – с готовностью обиделся Баян и выпрямился, погладил по шее своего вороного. – А ты, коли рыжая, так и Перун? Тоже мне, Княгиня-Молния нашлась!
– Нет, я – Яровит! – поправила Смеяна. – Я у вас самая веселая…
– Не гневите богов! – с деланой строгостью попытался унять их Держимир.
Он крепко сжимал губы, стараясь не рассмеяться, но веселые глаза выдавали его.
– Перун – это я! – не слушая их, воскликнул Баян. – Мне надо в середине ехать, слышишь, брате! Я между вами двумя равновесие держу! Кабы не я, вы бы давно передрались!
Смеяна негодующе вскрикнула, Держимир замахнулся на него свернутой плетью, Баян с воплем кинулся в сторону, уворачиваясь. Держимир погнался за ним, Смеяна что-то вопила им вслед, а отроки посмеивались, переглядываясь между собой. Нечто подобное они наблюдали уже не раз.
Наконец оба брата вернулись, Держимир хмурился с показным гневом, стараясь удержаться от смеха.
– Вот, так всегда! – пожаловался Баян. – Ты, желтоглазая, придумаешь глупость какую-нибудь, а он меня бьет! Что ты ее-то не бьешь, брате? Это она все придумала!
– А вот попробуй кто меня тронуть! – пригрозила Смеяна и хищно сверкнула глазами. – Сразу вместо удачи вам всем такое будет! Вам меня на руках носить надо!
Они снова ехали трое в ряд впереди дружины, но теперь Смеяна была в середине, как золотое солнышко на рыжей лошади между черной тучей вороного и серым облаком Держимирова коня. Держимир морщил губы, чтобы сдержать улыбку, и внимательно изучал дорогу впереди, но Смеяна знала, что он и видит, и слышит только ее. За прошедшие три месяца он научился очень важному делу, которого раньше не знал, – он научился улыбаться. С появлением Смеяны вся его дружина повеселела, и сам Держимир так изменился, как никто не мог и вообразить. Оказалось, что у него не так уж много врагов, а здесь, поблизости, и вообще ни одного нету. «Не хмурься! – весело наставляла его Смеяна. – Если тебя кто-то не любит, пусть у него голова и болит!» Время Звенилы казалось Держимиру страшным сном. Как же легко дышалось, каким же светлым стало небо, когда рядом появилась эта девушка с рыжими косами, вечно разлохмаченными, как будто солнечные лучи запутались в них и рвутся на волю. Смеяна никогда не вмешивалась в его княжеские дела, но неизменно сидела на ступеньке престола рядом с Баяном, и от ее присутствия Держимир был так благодушен и милостив, что вслед ему на всем пути полюдья летели благословения. Дрёмичи шутили, что им подменили князя, но этой подменой все были очень довольны.
– Подожди! – Смеяна вдруг подняла руку и принюхалась.
– Чего? Волк? – оживленно спросил Баян и быстро огляделся, будучи не прочь развлечься хорошей волчьей травлей.
Держимир молча придержал коня. Вся дружина позади них тоже стала останавливаться.
– Тут где-то полынья, – сказала Смеяна. – А над ней снегу чуть-чуть. Я ее не вижу, но чую. Тут ведь река глубокая?
– Сажен с пять будет, – подтвердил Баян.
– Не зимой проверял? – спросила Смеяна, бегло глянув на него.
Она соскочила с коня, Держимир сделал движение, как будто хотел ей помочь, но не успел. Смеяна бросила повод и осторожно шагнула вперед.
– Ты сама-то… – обеспокоенно начал Держимир.
– Нет, я не провалюсь! – Смеяна успокоительно помахала рукой. – Она вон там, у берега, где ива с дуплом. В той иве, как видно, живет кто-то, вот и оставил себе чистой водички…
Слышавшие ее отроки стали поспешно рисовать на груди знак громового колеса, защищаясь от неизвестной речной нежити. Смеяна сделала еще шаг, вытянула шею, принюхалась, пытаясь определить размер полыньи.
Вдруг в вышине послышался легкий шелест; вскинув голову, Смеяна различила на голубом небе очерк хищной птицы с распахнутыми крыльями.
– Ой, смотрите! – воскликнула она, показывая на небо. – Это ястреб?
Вслед за ней все подняли головы.
– Эх ты, вещая дева! – насмешливо ответил Баян, вглядевшись. – Это сокол.
Сокол тем временем снижался, разглядывал людей, как будто выбирал из них кого-то.
– Эй, ты приглядись получше, светел-ясен сокол! – с шутливой боязнью крикнул ему Баян. – Мы тебе не мыши!
И вдруг сокол камнем упал с высоты и закружился над головой Смеяны. Держимир подался вперед и замахнулся плетью, но она закричала:
– Нет, нет, не трогай! Его нельзя!
Держимир и сам знал, что сокол – священная птица Перуна. Князя слишком напугало это нападение на Смеяну, но сокол, похоже, не собирался на нее охотиться. Он кружил, точно примеривался сесть ей на плечо, но Смеяна не умела обращаться с ловчими птицами и отмахивалась, недоуменно бормоча: «Да ты что? Ты куда? Уйди!»
Убедившись, что девушка не хочет взять его на привычное место – на плечо, сокол уселся на переднюю луку седла. Дрёмичи наблюдали за ним в изумленном молчании. Священная птица Перуна, ни с того ни с сего упавшая с неба, всем казалась вестником богов, но что она принесла?
– День тебе добрый, светел-ясен сокол! – сказала Смеяна, когда сокол утвердился на седле. – Ты к нам откуда?
Разумеется, сокол не ответил, только покачнулся на когтистых лапах и поглядел на Смеяну круглыми золотыми глазами.
– Ну коли прилетел, так поедем с нами! – предложила Смеяна.
Сокол не стал возражать. Тогда она подошла к коню, осторожно поднялась в седло, откинулась назад, чтобы не потревожить птицу. Баян подал ей поводья. Держимир первым тронул коня.
Осторожно обогнув полынью, дружина поехала дальше. Но теперь никто и не вспоминал о водяной нечисти: священный посланец Перуна надежно защищал их.
* * *Первый дрёмический городок на Краене назывался Исток и славился как могучая крепость: стены его были составлены из дубовых городен, которые Смеяна за два месяца с Держимиром научилась отличать от избушек, а поверх них тянулось забороло со скважнями-бойницами. Но сейчас ворота его стояли настежь, лед Краены с широко чернеющей прорубью посередине был усыпан сеном и сухими цветами. Здесь же бегали и возились дети, гулял народ, нарядный и уже хмельной к сумеркам, где-то впереди звенели бубенчики медвежьей пляски. Смеяна скривилась и чуть не захныкала от обиды, обернулась к Держимиру.
– Вот, все самое занятное мы пропустили! Ведь я тебе говорила: останемся в Цветыне, один день чем бы тебе помешал!
– Да, брате, тут уже все и сыты, и пьяны, и веселы! – с легкой досадой подхватил Баян. – А нам только и радости, что сокола поймали.
– Может, это он нас поймал! – усмехнулся Держимир, пропуская мимо ушей их причитания. – Ну вы, Перун с Яровитом! Носы держите повыше, важности во взоре побольше! А то меня с вами народ уважать не будет!
Теперь князь Держимир мог себе позволить посмеяться над этим. Смеяна нравилась людям и в Прямичеве, и в других городках, без устали заговаривала больные зубы и снимала другие хвори, и Держимир принял за нее немало благодарных поклонов. Не он один, а все дрёмичи, кто их видел, начинали верить, что новая князева ведунья принесет удачу всему племени.
Но обычная осторожность Держимиру не изменила, и превращать полюдье в долгий отдых он не собирался. Поездка по лесам между Ветляной и Краеной его утешила: на меже с южными рарогами было спокойно. Как рассказывали люди в приграничных городках, старый князь рарогов-прерадичей Твердислав был слишком занят дележом своего будущего наследства между пятью детьми от трех своих жен, чтобы думать о соседях. И, скорее всего, после смерти Твердислава дрёмичам можно будет еще долго не ждать неприятностей от рарогов-прерадичей: те будут слишком заняты своими внутренними делами.
Дозорные с заборола Истока издалека увидели дружину Держимира, и целая толпа горожан высыпала встречать князя.
– Да улыбнись же ты, чудо морское! – шептала Смеяна Держимиру в свой черед. – Видишь, люди гуляют, а ты едешь туча тучей!
Держимир косился на нее и не мог сдержать улыбки. Но ему можно было и не стараться: на него почти никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к Смеяне; как и в десятке других городков и огнищ, ее разглядывали со жгучим любопытством, переговаривались, иные даже протирали глаза. Румяная, веселая девушка вместо Звенилы казалась светлым солнышком после бледной луны. Что за чудо случилось с князем?
Истокский воевода Гневуша встречал князя перед крыльцом. Держимир соскочил с коня, бросил поводья отроку и сам снял с седла Смеяну. Она сошла осторожно, чтобы не задеть сокола. Посланец богов тоже соскочил с луки седла и закружился над Смеяной, опять примериваясь сесть на плечо. Со страхом косясь на его когти, она отмахивалась, но сокол не отставал. Даже воевода, приветствуя князя, с изумлением косился на сокола и путался в словах. Наконец сокол устроился на крыше крыльца и сидел там, не сводя со Смеяны круглых золотых глаз. «Приворожила я его, что ли?» – думала Смеяна, беспокоясь, что недостойна такой милости Перуна и не умеет ее истолковать.
– Вижу, княже наш, что и к тебе боги добры были! – говорил меж тем воевода Гневуша. – И здоров ты, и весел, и прежнюю ведунью на… на новую сменил, – едва нашелся он, чтобы не сказать: «этакое солнышко золотое». – Молодую, веселую! И жить нам теперь весело будет!
«Кто кого сменил? – возмутилась мысленно Смеяна. – Это не он ведунью сменил, а я князя сменила!» Но вслух она этого не сказала: нечто подобное она слышала уже не раз и научилась сдерживаться, чтобы не подрывать княжескую честь. Она бросила быстрый взгляд в сторону Баяна: только ему она и могла пожаловаться. Баян едва заметно подмигнул ей.
А Держимир, перехватив их взгляды, вдруг крепко сжал зубы, так что кожа на скулах натянулась и лицо его приняло всем знакомое суровое выражение. Он мучительно ревновал Смеяну к брату, который гораздо легче него находил с ней общий язык. Но вот в этом князь Держимир не мог признаться никому.
– Милости просим в палаты! – заторопился воевода, заметив тень на лице князя.
Дружину ждали в Истоке примерно в это время, и для встречи все было готово. В гриднице быстро расставили столы, отроки во весь опор скакали в разные стороны, чтобы звать на пир старейшин всех окрестных родов, на заднем дворе между погребами, клетями и хлевами суетилась челядь, ветерок тянул в отволоченные окошки запах паленой щетины. Держимир сидел на княжеском столе, над головой его, на высокой резной спинке, пристроился сокол, а Смеяна и Баян уселись, по обыкновению, на ступеньках возле ног князя. Сокол и теперь не сводил глаз со Смеяны и принять пищу согласился только из ее рук, презрительно отвернувшись от умелых княжеских ловчих-соколятников. Истокцы и Держимировы отроки перешептывались, приглядывались к Смеяне, как будто хотели разглядеть, почему боги так ясно указывают на нее. И это было счастливым знаком: Перунова птица, явившаяся в день начала весны, обещала всему племени благополучие и изобилие. И принести его должна была Смеяна. По Истоку уже ползли слухи, что это не ведунья, а невеста князя, и раздобыл он ее в дремучем лесу, отбив то ли у колдуна, то ли прямо у Змея…
– Ты, княже, к нам вовремя приехал, – рассказывал воевода Гневуша, пока готовился пир. – Ведь у нас с рарогами неспокойно.
– Вот тебе раз! – Держимир хлопнул себя по колену. Именно этого он и ожидал, поэтому весть Гневуши его не удивила и даже не огорчила. – Громовое колесо! Как знал! Если у прерадичей спокойно, так войданичи не дадут скучать! Что там опять князь Предибор натворил?
– Натворил он то, княже, что помер, – с лукавой насмешкой ответил Гневуша, смущенно поглаживая кончик уса. – Помер в самое предзимье. Теперь у них князем сидит его сын…
– Боримир! – воскликнул Баян. – Да?
– Слава Перуну и Макоши, других сыновей у князя Предибора не водилось! – со сдержанным удовольствием ответил воевода. – А жаль: они бы теперь, как Твердиславичи, наследство делили, а на нас не зарились. А Боримир…
– Если он не зарится, то я – корова крылатая! – поспешно вставил Баян.
Смеяна залилась хохотом, женщины и девушки, хлопотавшие возле длинных столов, зафыркали, прикрывая рты рукавами или пряча лица у плеча, одна даже уронила глиняное блюдо.
– Видели мы Боримира, – продолжал Гневуша, переждав смех. – За наши межи он не лез, но охотился по Краене уже не раз. Даже здесь с заборола слышно: рога трубят, кличане вопят… Мы тоже по своему берегу полки посылаем проехаться – ну, княже, чтобы кони не застоялись зимой-то…
– Ты вот что мне скажи! – хмуро перебил Держимир. – Почему раньше не дал знать, что у войданичей князь сменился?
– Хотел я, княже, сразу тебе весть дать, – спокойно ответил Гневуша. – Да тебя зимой не найти было.
Держимир промолчал, потому что это было правдой. Узнав о сватовстве Светловоя и Дарованы из купеческих пересудов, он хотел обезопасить свои собственные замыслы и держал их в тайне даже от прямичевских бояр.