Утренний Всадник

– Да ты не тревожься, княже! – бодро продолжал Гневуша. – Ныне к нам боги милостивы, всякое дитя видит. Даст Перун…

Он многозначительно посмотрел сначала на Смеяну, потом на сокола. Перехватив его взгляд, Держимир прояснился лицом.

– А чего он хочет, этот Боримир? – с любопытством спросила Смеяна.

– Известное дело: хочет всю Краену себе взять и к Ветляне выйти, – принялся рассказывать Гневуша, и Смеяна вдруг вспомнила деда Добреню: истокский воевода был так же нетороплив и приветлив, казался надежным и знакомым всю жизнь.

Позабыв про рарогов, она тихо вздохнула про себя. Легко приспосабливаясь ко всяким переменам, она давно привыкла к Держимиру и Баяну, привыкла к Озвеню и дружине «леших», привыкла даже считать племя дрёмичей своим собственным и принимала его заботы к самому сердцу. Но нередко ей вспоминался род Ольховиков, огнище, на котором она впервые увидела свет, и ей казалось, что когда-нибудь она непременно вернется туда. С беспокойством и чувством вины, которые уже стали привычны, она вспомнила Светловоя. Но это воспоминание навевало на нее такую тоску, что она скорее перевела взгляд на Держимира.

Как же они были не похожи! Светловой поначалу вызвал у нее восхищение, а Держимир – неприязнь и страх; но восхищение Светловоем постепенно перешло в тревожное сострадание, какое вызывает больной, а в чувствах к Держимиру заметно прибавилось уважения как к человеку здоровому и твердо стоящему на ногах. Разлученная со Светловоем, она страдала поначалу, а потом вдруг как прозрела и увидела, что Баян был прав: Светловой безумен. Она вспоминала его мечтательный взгляд, мягкую и отстраненную улыбку и всем существом ощущала прозрачную стену, которой Светловой был отделен от людей и от нее. Он жил в другом мире, куда увлекла его любовь к богине-весне, и даже самая горячая любовь земных девушек не смогла бы растопить эту ледяную стену.

Держимир улыбался гораздо реже и не умел мечтать. Часто Смеяна негодовала на его вспыльчивость и упрямство, не раз уже ссорилась с ним и грозила уйти, оставив его на растерзание прежней злой судьбе. Она знала, что Держимир думает о ней постоянно, то любит, то ненавидит, но всегда боится потерять. Потому она и оставалась с ним, хотя давно могла уйти. Она была ему нужна и не могла покинуть. Особенно теперь, когда они вступили на реку Краену. Где-то близко было святилище Макоши, заключившее в себе ее заветную цель – Чашу Судеб.

От задумчивости ее пробудил гулкий голос Озвеня.

– Вовремя князь Предибор помер! – радостно гудел воевода. – У нас с Боримиром никаких докончаний не положено, обетов мирных мы ему не давали! Вели, княже, рать собирать – пойдем и от Ратицы всех рарогов вышибем! Чтоб они про эту реку забыли, что она на свете есть, и на нашу сторону смотреть боялись!

– Да ты что! – возмущенно закричала Смеяна, пока Держимир не успел ответить. – Ты князя такому научишь, что ни дня мирного не будет! Не слушай его, княже! – горячо обратилась она к Держимиру. – Хоть у вас с Боримиром докончаний нет, но вы и повздорить еще не успели!

– Не надейся! – тут же вставил Баян. – Успели. Как сейчас помню…

– Тогда он был княжич, а теперь князь! Совсем иное дело!

– Едва ли сам Боримир с тобой согласится! – задумчиво сказал Держимир.

Но он не высказал согласия с Озвенем, и Смеяна видела, что ее горячая речь не пропала даром.

– Предложи ему мир! – продолжала она убеждать. – Сейчас, пока он еще на столе не укрепился, он согласится! И вовсе он не подумает, что ты слаб и боишься! – перебила она Озвеня, открывшего было рот, и так точно угадала, что воевода хотел сказать, что тот так и замер с раскрытым ртом.

Держимир ухмыльнулся, Баян насмешливо фыркнул. Истокцы, изумленные поначалу, что девица вмешивается в обсуждение таких важных княжеских дел, как мир или война, тоже заулыбались.

– Он не согласится. – Держимир мотнул головой. – Ты как мыслишь, посадник?

Гневуша неопределенно склонил голову к плечу.

– Раньше, по моему разумению, не согласился бы. А сейчас… – Воевода многозначительно посмотрел на Смеяну, потом на сокола. – А сейчас, может, и согласится. Если боги за нас…

– Согласится! – уверенно и настойчиво воскликнула Смеяна. – Вот увидишь! Зови его сюда! Далеко тут до… какой у них там стольный город?

Держимир посмотрел на Гневушу и слегка опустил веки, подтверждая приказ.

Утром, умываясь и заплетая косы, Смеяна заметила, что жена Гневуши и две его дочери, в горницах у которых она ночевала, посматривают на нее как-то необычно. В их взглядах было не просто любопытство, уже привычное ей, а и какой-то тайный смысл, то ли робость, то ли изумление. Они как будто подозревали в ней не то, что она есть на самом деле. Обеспокоившись – а вдруг они ясновидящие и сумеют разглядеть в ней рысь? – Смеяна привычно схватилась за рысий клык в янтарном ожерелье. И руки девушки, подававшей ей ленту, сильно вздрогнули, в лице мелькнули настоящий страх и трепет, как будто та боялась разгневать божество.

– Вы чего такие чудные? – прямо спросила Смеяна.

Две девушки переглянулись, опустили глаза. Им было лет по шестнадцать-семнадцать, но они были так похожи друг на друга, что она даже не понимала, которая из них старшая. Ничего общего с Гневушей в них не было, зато обе казались точными слепками со своей матери-боярыни. У них были заостренные черты лица, тонкие носы, огромные глаза под густыми бровями. И выговор их был странным, не дрёмическим, хотя и не совсем чужим.

– Мы не чудные, – наконец осмелилась ответить одна из девушек. – Пусть Золотая Рысь не гневается на нас. Мы никогда не видели таких высокородных женщин, любимых богами.

Смеяна даже не сразу сообразила, что это все о ней. Но ее назвали рысью, и от тревоги она ощутила жар на щеках. Ясновидящие они, что ли? И что теперь? А если Держимир узнает, что в ней живет рысь?

– Да вы откуда знаете? – сердито спросила она, полная решимости от всего отпираться.

– Мы знаем от матери, – сказала вторая девушка. – Наша мать – из племени рарогов-войданичей. Она рассказала нам, что Свентовид и небесный огонь отмечают своей милостью людей, у которых глаза и волосы как у тебя. Высокородная женщина с глазами цвета солнечного камня и волосами цвета пламени может стать самой старшей жрицей племени и женой князя. А у тебя одежда из рысьей шкуры, которую носят только высокородные женщины, и ожерелье из солнечного камня. Мы сразу поняли, что и князь наконец нашел подходящую жену для себя и жрицу для племени. Это очень хорошо! – Обе девушки разом подняли глаза на Смеяну и улыбнулись ей с робким обожанием. – Прежняя его жрица никуда не годилась. С ней было плохо. А с тобой все будет хорошо! Солнечная княгиня не сердится на нас?

Смеяна помотала головой в ответ на последний вопрос, но сама еще не осмыслила и половины сказанного. Стало быть, рысий мех, который в племенах речевинов и дрёмичей может носить любой удачливый охотник, у рарогов носят только князья? И рыжие, над которыми другие племена посмеиваются, у рарогов считаются избранниками богов? А ведь, наверное, Гневушина боярыня не единственная уроженка племени рарогов в здешних местах. И их верования здесь известны многим. Вот почему на нее здесь смотрели с еще боˊльшим удивлением, чем в других городках!

А ведь скоро здесь должен быть новый рарожский князь Боримир! Гневуша обещал послать за ним гонца на рассвете – должно быть, гонец уже ускакал! Смеяна принялась поспешно доплетать косу. Если и Боримир примет ее за… солнечную рысь, как они там говорили? – то уговорить его на мир будет не так уж и трудно.

– И сокол, птица Свентовида, провожает тебя! – продолжали девушки, почтительно оглядываясь на сокола.

Тот сидел на лопаске прялки, как невиданное украшение, и не сводил со Смеяны золотых глаз. Когда она вчера вечером уходила спать, он полетел за ней и устроился на ночь так, чтобы быть к ней поближе. Смеяна уже привыкла, что сокол старается держаться возле нее, а Баян даже успел пошутить, что сокол влюбился в Смеяну, и пообещал ревновать.

Где-то снаружи послышался звук боевого рога, приглушенный толстыми стенами и слюдой в окошках.

– Это на забороле! – защебетали разом обе боярышни. – Кто-то важный едет! Побежим… Солнечная княгиня не хочет пойти с нами на забороло и посмотреть, кто едет к Истоку?

Даже сейчас Смеяна мимолетно позавидовала: ей, как видно, никогда не научиться разговаривать так вежливо, так подбирать слова, как принято среди высокородных, произносить их с таким учтивым выражением. Вот что значит родиться боярской дочерью! Но тут же она отмахнулась: раз уж ее саму стали звать солнечной княгиней, то пусть другие думают, как бы повежливее обратиться к ней.

– Нет, я пойду к князю! – легко ответила она.

Девушки обменялись беглым взглядом: должно быть, у рарогов князь и княгиня встречают гостей по отдельности. Ну да пусть их!

Князь Боримир въехал во двор первым, позади него тянулась дружина. Держимир уже готов был произнести слова приветствия, но Боримир вдруг изумленно вскрикнул и натянул поводья. Конь его заплясал, ехавшие позади отроки чуть не наткнулись на князя. И тут же лица их исказились изумлением, они все смотрели куда-то вверх, как околдованные, не видя ни князя Держимира, ни Гневуши, ни истокских старейшин перед крыльцом терема.

Дрёмичи растерялись. А Боримир все смотрел вверх. И тут Смеяна вспомнила, что сокол вылетел из терема вместе с ней и уселся над крыльцом.

– Что вас так удивило, гости любезные? – первым опомнившись, спросил Гневуша.

Но князь Боримир, не слушая его, поднял руку и сделал непонятное движение, согнул руку перед грудью и приподнял локоть, словно приглашал сокола сесть. Его движение выглядело настолько привычным, что Смеяна догадалась: а ведь он, пожалуй, и есть хозяин этой упавшей с неба птицы.

Но сокол не двинулся с места. Тогда Боримир опустил глаза к людям на крыльце. Взгляд его упал на Смеяну, словно он ее одну и увидел в общей толпе. Ее рыжие косы лежали на груди, на пестром рысьем полушубке блестело янтарное ожерелье, сходное по цвету с ее глазами. И Боримир вздохнул глубже, как будто не мог опомниться от изумления. Похоже, рароги приехали сюда затем, чтобы изумляться.

Смеяна торопливо разглядывала гостя. Единственный сын князя Предибора, дарованный отцу уже в преклонных годах, был молод, лет двадцати пяти, и острые черты его лица с большими глазами и тонким носом сразу напомнили Смеяне двух Гневушиных боярышень. У него были пушистые русые брови и пышные русые волосы, вьющиеся тонкими прядями. Он был красив почти по-женски, казался изнеженным, и Смеяна подумала, что убедить его в чем-то будет легко. Такие красавцы редко обладают твердым нравом.

На память ей пришел Светловой, и она вздохнула.

– Я рад видеть тебя в моем городе так скоро! – сказал тем временем Держимир.

Голос его был ровен, полон достоинства, но и уважения к гостю, и Смеяна восхитилась в душе: и Крушимир может быть образцом для всякого правителя, если вдруг захочет!

– Я сам приехал сюда только вчера, но уже сегодня утром послал к тебе гонца с приглашением. Я рад, что твоя добрая воля опередила мою мысль.

– Я вовсе не по… – резко начал Боримир, и Смеяна вздрогнула от неожиданности.

Бросив еще один взгляд на сокола над крыльцом, князь рарогов сдержал резкие слова, но лицо его разительно переменилось. Светло-зеленые глаза смотрели умно и холодно, красивое лицо приобрело выражение надменной враждебности. Он стал похож на стальной клинок, красивый, холодный и смертельно опасный.

– Я искал мою священную птицу! – снова заговорил Боримир. – И я нашел ее здесь, в твоем доме. Как она здесь оказалась?

Держимир нахмурился, выражение спокойного радушия мгновенно сменилось более привычным выражением настороженной суровости. Смеяна ощутила укол тревоги: темное облако вражды повисло над княжеским двором. Как от встречи кремня с огнивом рождается искра, так от встречи этих двух мужчин родилась вражда, имевшая какую-то давнюю, неизвестную ей историю.

– Так это твоя священная птица! – протянул Держимир, тоже вспомнив о соколе над крыльцом. – Чем спрашивать, как он оказался у нас, сначала лучше расскажи, как ты ее потерял. Может быть, сокол сам решил сменить хозяина.

– Хозяин его – Свентовид-Огневик! – сурово ответил Боримир. Его лицо дышало подавляемой яростью: он готов был ненавидеть всех дрёмичей, но вынужден был сдерживаться, пока его священный сокол сидел на крыльце их дома. – Священная птица живет в храме и сидит на плече самого бога. Раз в год, в День Весеннего Огня, сокол вылетает из храма, чтобы указать солнцу дорогу в мир. Вчера он вылетел, но не вернулся. Мои жрецы сказали, что он не нашел солнца. Моя земля в тревоге.

– Пошли твоих жрецов пасти свиней, – непринужденно предложил Баян.

Гневуша передернулся, мгновенно вообразив кровавую схватку прямо здесь, на дворе, но Боримир промолчал: как видно, он и сам оценивал своих жрецов не очень высоко. А Баян весело продолжал, даже с любопытством ожидая возможной драки:

– Твой сокол гораздо умнее жрецов. Он нашел солнце. Он нашел Солнечную Деву, которая приносит землям удачу и милость богов. Она сама – солнце, и он хочет остаться с ней. Позови-ка его, – предложил он Смеяне.

Смеяна спустилась с крыльца, нашла взглядом сокола на крыше и слегка взмахнула рукой, не зная, как полагается его подзывать. Но сокол тут же с готовностью снялся с места, слетел вниз и стал кружить над ней, ожидая, что она подставит ему руку. Этого Смеяна не решилась сделать, боясь острых когтей хищной птицы. Тогда сокол уселся на поручни крыльца поближе к ней.

Изумленные рароги молчали.

– Зайди в дом, князь Боримир, – сказала Смеяна. – Твой священный сокол посчитал наш дом достойным себя, значит, и для тебя он достаточно хорош.

Пир, приготовленный для рарожского князя Боримира, был изобилен, но веселья не получалось. Сидя по правую руку от хозяина, Боримир оставался неразговорчив и все время прислушивался к возне сокола над головой Держимира. Быстро сообразив, почему Смеяна произвела такое впечатление на рарогов, Гневуша подсказал Держимиру посадить ее по левую руку от себя. Баян забавлялся от души и спокойно согласился уступить свое место женщине. Боримир часто оглядывался на Смеяну, и она изо всех сил старалась сохранять важный и гордый вид, как и положено… Огненной Рыси? Солнечной Деве? Как они там все ее называли, опять забыла!

– Между нашими землями больше раздоров, чем мне хотелось бы, – неспешно говорил Держимир. Он чувствовал, что из-за сокола надменный противник целиком в его руках и с достижением цели можно не спешить. – Мой отец, князь Молнеслав, немало бился с твоим отцом, князем Предибором, и я бился с ним. Но я не хотел бы продолжать вражду с тобой и завещать ее нашим будущим детям.

Смеяна мельком бросила взгляд на красивое лицо Боримира с гладко выбритыми щеками и подумала, что о будущих детях обоим князьям рано говорить. Отсутствие бороды у того и другого говорило и об отсутствии законной жены, высокородной женщины, дети которой станут полноправными наследниками.

– Моя вещая дева, еще вчера сказавшая мне о твоем приезде, передала мне волю богов, – без тени улыбки говорил Держимир, слегка наклонив голову в сторону Смеяны.

Она опять постаралась сделать важное лицо. «Эй, вы, Перун с Яровитом! – вспомнились ей насмешливые слова Держимира, сказанные им с Баяном при въезде в Исток. – Важности во взорах побольше!» И для того, чтобы удержать смех, ей потребовалось не меньше усилий, чем Святогору, когда он пытался поднять землю.

– Боги советуют нам с тобой дать мирные обеты, пока мы не успели обагрить оружие кровью друг друга, – невозмутимо продолжал Держимир и теперь старался не смотреть на Смеяну и Баяна, чтобы не сбиться с торжественного лада. – Твой сокол, приведший тебя ко мне, подтверждает волю богов. Ведь так?

– В прежние годы боги указывали нам на закат, – непримиримо ответил Боримир. – Когда племя рарогов, ведомое Огненным Соколом, пришло к берегу Полуночного моря, оно владело всей Краеной и выходило к Ветляне. Деды не простят нам утраты этих земель.

– А наши деды не простят, если мы утратим то, что было взято ими, – ровно и твердо ответил Держимир. – Племя дрёмичей существует, пока помнит заветы предков. Рароги получат Краену только тогда, когда у дрёмичей не останется ни одного мужчины, способного держать оружие. А до этого нам с тобой не дожить. Так что подумай: не разумнее ли тебе приберечь свою дружину? Или вас не беспокоят заморянцы? Или… земли на восходе вам не нравятся?

Боримир промолчал. На восток от рарогов начинались земли заморянцев, которые сами себя называли сэвейгами. Неисчислимый народ, состоящий из двенадцати многолюдных племен, владел всем побережьем внутренней части Полуночного моря и славился своей воинственностью.

– Священная птица требует от тебя мира, князь рарогов, – подала голос Смеяна.

Боримир тут же обернулся к ней, и она глубоко заглянула ему в глаза. Он дрогнул, и Смеяна шире раскрыла глаза, чувствуя, что он в ее власти. Вот бы ему сейчас увидеть в ней рысь!

Боримир опустил взгляд, помолчал, потом снова посмотрел на Смеяну:

– Священный сокол сам прилетел к тебе, Солнечная Дева?

– Да, он сам пал с неба, указав на нее, – подтвердил Держимир.

– Священный сокол избрал деву, достойную быть верховной жрицей Свентовида и Небесного Огня, – продолжал Боримир. – Верховная жрица много веков избирается богами из женщин моего рода. Сейчас там нет достойной, и Свентовид указал мне ее здесь. Воля богов такова: ты, князь Держимир, должен отдать мне Солнечную Деву, а я дам тебе клятву мира!

Держимир вскочил, как будто княжеский стол сам его подбросил. Даже сокол тревожно затрепетал крыльями, по гриднице плеснула волна общего движения. Лицо Держимира исказилось яростью, глаза метнули синие молнии. Боримир тоже встал, как будто ждал нападения.

– Как ты смеешь! – рявкнул Держимир, разом утратив уверенную важность и став тем Крушимиром, которого боялась временами собственная дружина. – Морок тебя дери, чего захотел!

Даже потребуй Боримир его голову, он не был бы так возмущен. Голова, как-никак, с ним родилась, а Смеяну он добыл сам, вырвал у судьбы свою удачу и до сих пор еще не был уверен, что она по-настоящему с ним.

Боримир вцепился в рукоять меча, воеводы и отроки повскакали с мест, готовые вмешаться.

– Если ты сомневаешься в воле богов, пусть боги нас рассудят! – резко ответил Боримир, холодными и решительными глазами глядя в бешеные глаза Держимира.

А Смеяна ломала руки, не находя вразумительных слов, ей хотелось плакать и смеяться. И этот туда же! Мало ей было прежних двух, Светловоя и Держимира! А ведь еще дома за нее устраивали поединок божьего суда! Да, каждый хочет получить удачу – но почему они думают, что ее можно взять силой? Им ведь в голову не придет спросить, чего хочет она сама. Они видят в ней бессловесную тварь, вроде этого сокола, которая выражает волю богов, но своей воли не имеет.

– Стой, княже, погоди! – Воевода Гневуша, без привычной улыбки, шагнул вперед и встал между Держимиром и Боримиром. – Опомнитесь! Вам боги на мир указали, а вы биться хотите!

– Я зову тебя на бой перед ликами богов! – мимо Гневуши глядя на Держимира, непримиримо твердил Боримир. – Мы будем биться насмерть, а победитель получит земли и все имущество побежденного.

И мысль о подобном поединке показалась Смеяне настолько ужасной, что она стряхнула оцепенение, бросилась вперед и встала между князьями, оттеснив Гневушу.

– Твой разум помрачен, князь Боримир! – гневно воскликнула она, едва удержавшись, чтобы не сказать: «Да ты сдурел совсем!» – Ты не можешь биться ни с князем Держимиром, ни даже с хромым стариком. Пока твой священный сокол не с тобой, тебе не может быть удачи ни в чем, даже самом малом деле. Боги не станут помогать тебе, пока ты его не вернешь. А он вернется к тебе при одном условии: если ты дашь князю Держимиру мирный обет.

В гриднице стало тихо, отроки, воеводы, князья слушали ее звонкий голос, как голос самой богини. Лицо Держимира постепенно смягчилось, пальцы на рукояти меча разжались.

Боримир молчал. Потеря священного сокола была его уязвимым местом, и слова Смеяны подтвердили его собственное сомнение. Не оглядываясь на свою дружину, он знал, что все до одного рароги верят каждому слову этой Солнечной Девы. Вздумай он сейчас биться с Держимиром – ни один из рарогов не будет верить в его победу. А как можно биться, если даже собственная дружина в тебя не верит?

Ничего не ответив, князь Боримир резко повернулся и пошел вон из гридницы. Дружина потянулась за ним, никто из дрёмичей их не удерживал.

Выезжая из ворот, Боримир обернулся. Княжьи хоромы молчали, скрывая в себе священную птицу.

До самой ночи в гриднице не стихали возбужденные голоса. Все мнения склонялись к тому, что Боримир поехал собирать войско и в самое ближайшее время следует ждать войны. Не теряя времени, Гневуша разослал гонцов по всем городкам Краены и Междуречного леса с приказом готовить полки.

Раздосадованный Держимир велел приковать сокола за ногу, не обращая внимания на бурное возмущение Смеяны. Ради священной птицы Баян снял с собственной шеи золотую цепь, и истокский ловчий-соколятник прикрепил ее к золотому колечку на ноге сокола. Другой конец цепи Держимир приказал укрепить на спинке княжеского престола, и сокол сидел у него над головой, как грозный знак войны.

– Да он, по всему видно, привычный на цепи сидеть! – успокаивал соколятник Смеяну. – Он у них, у рарогов, в святилище на плече у бога Свентовида тоже на цепочке сидит, так что никакой обиды ему не будет!

– Так то у бога! – возмущалась Смеяна. – Он сам к нам прилетел, а мы его на цепь, словно пса! Боги нам его послали, боги и отнимут! А силой все равно не удержать! Отпусти его, княже, слышишь!

– Не отпущу! – Хмурый Держимир упрямо тряс головой. – Вот как этот жеребец рарожский мне в вечном мире поклянется, так получит своего сокола! А до тех пор пусть так живет – смирнее будет!

Он старался не смотреть в лицо разгневанной Смеяне, но не сдавался: великое упрямство родилось раньше него самого.

– Отдай, отдай, я тебе говорю! – горячо настаивала она. – Зачем тебе чужой оберег, чужое счастье? Знаешь, как говорят: за чужим погонишься, свое потеряешь! Не гневи богов – они жадных не любят и не жалуют!

– Боримиру скажи – пусть он на мои земли не зарится! Улетело от него счастье – знать, плохо держал! А я своего не выпущу! Уразумела?

Держимир глянул в глаза Смеяне, и ей вдруг стало не по себе: она поняла, что он сказал это не столько о соколе, сколько о ней самой. Жар досады и обиды прихлынул к щекам, Смеяна хотела крикнуть в ответ что-то резкое, гневное, но не нашла слов, а просто повернулась и выбежала из гридницы. Когда Держимир бывал таким, ей хотелось сейчас же исчезнуть и никогда больше его не видеть.

Больше она в этот вечер в гридницу не вышла и улеглась спать, сердитая и обиженная. Лежа на лавке и натянув мягкое соболье одеяло – подарок Гневушиной боярыни – до самого затылка, она упрямо сжимала веки, пытаясь заснуть, но снизу из гридницы еще долго неслись голоса и выкрики шумного говора.

Наконец внизу все затихло, Смеяна начала дремать. В тишине было ясно слышно, как кто-то поскребся в дверь горницы. Смеяна вскинула голову; в дверь легонько стукнули. Нет, не послышалось. Торопясь, пока не проснулись боярышни, Смеяна соскользнула с лавки и открыла дверь. В верхних сенях стоял Баян, почти не видный в темноте.

– Ты чего Полуночником бродишь? – сердито шепнула Смеяна. Почему-то она ждала совсем другого и рассердилась на Баяна за обманутое ожидание. – От удали не спится?

Глянув поверх ее головы на лежанку девушек, Баян взял Смеяну за руки, вытащил в верхние сени и закрыл за ней дверь горницы.

– Ты, Солнечная Дева! – без особой нежности зашипел он. – Иди, поговори с ним! Он заснуть не может. Я-то его знаю: так теперь до утра просидит, а днем злой будет, как тыща игрецов! С ним такое раньше бывало, а теперь опять! Я как увидел, меня аж замутило! Как будто Звенила вернулась, волк ее ешь!

– Чего с ним? – не поняла Смеяна.

– После рарогов началось. Чего-то он там… не то думает. А тут ты еще…

Баян задумчиво потер кончик носа и посмотрел на Смеяну. Ее желтые глаза мягко светились в темных сенях.

– Чего он думает? – подозрительно спросила она.

– Ну ты же его знаешь… – Баян, несмотря на известное легкомыслие и бесстыдство, сейчас чего-то не решался сказать. – Ревнует, что ли?

– Кого?

– Лешачью бабушку! Ну тебя, рыжую, кого же еще?

– И к кому же? – притворно фыркнула Смеяна, скрывая беспокойство. – Не к тебе ли, черному?

– Ко мне – уже дело прошлое, я уж отказался и поклялся. А вот…

– Чего? – изумленно перебила Смеяна и вцепилась в плечо Баяна, чтобы он как-нибудь не вздумал сбежать от ответа. – Чего ты отказался и поклялся?