Ветер с Варяжского моря

– Тармо, – подсказала Загляда, не отрывая глаз от бусин. – Тармо сын Кетту.

– Как не знать такого человека! – живо откликнулся Крушина. – Только ежели ты его по торговым делам ищешь, то понапрасну, так-то!

– Почему же? – Загляда обернулась.

– Не будет он торговать теперь. Не до того ему, так-то!

– С иными не знаю, а уж с нами торговать он будет! – уверенно ответил Милута. – Ты, друже, будь ласков, скажи, где его сыскать, а уж прочее – наша забота.

– В горести ныне Тармо, ни о чем речи не ведет.

– Что же за горесть? – спросил Милута.

– Сын у него пропал, так-то! – значительно сказал Крушина, делая вид, что очень сочувствует чудскому старейшине. – Люди говорят, что украли его варяги. Был у него давеча варяг, Гуннар Лось, а чудины его зовут Гуннар Хирви…

– А, такого человека я знаю! – воскликнул Тормод. – Но я слышал о нем мало хорошего.

– Вот видишь, батюшка! – Загляда всплеснула руками. – И он то же самое говорил!

– Да где же нам этого Тармо сыскать? – в десятый, кажется, раз спросил Милута.

– Да в Княщину он пошел с родичами, к воеводе варяжскому, – обидевшись, что прервали его рассказ, сварливо бросил Крушина. – Там его и ищите, коли что.

– В Княщину нам недосуг… – Милута покачал головой. – А нет ли кого из его родичей здесь, на торгу?

– Мало ли у него родичей, за всеми не усмотришь…

Видя, что от неприветливого собеседника больше ничего не добиться, Милута и Загляда отошли.

– Видно, к Мостке надо, – вздохнул Милута. – Надо было сразу Спеха к нему послать. Да, а Спех-то где?

– Да уж не потеряется! – отмахнулась Загляда. – Этого палкой не отгонишь…

Потерять Спеха и правда не получилось бы при всем желании – в любой толпе он выделялся, как яркий мухомор среди блеклых осенних листьев. Он нарядился в белую рубаха с вышивкой, красный плащ, широкий пояс из пестрой тесьмы с кистями. Сын полоцкого гончара любил щегольнуть и на торжище ходил, чтобы, как говорят, на людей посмотреть и себя показать. Держался Спех так вольно и весело, все рассматривал, ко всему прицениваясь и над всеми вокруг подшучивая, что походил скорее на купеческого сына, чем на простого работника.

– Ты глянь! – восхищенно тянул он, провожая глазами идущую мимо девушку-чудинку.

Светловолосая, голубоглазая, с мягкими чертами лица и розовым румянцем на щеках, девушка напоминала полусозревшую ягодку-земляничку. И одета она была под стать: верхнюю рубаху из некрашеной белой шерсти украшала красно-зеленая тесьма, бронзовая бахрома покачивалась у края подола, а плечи покрывала зеленая накидка, сколотая на груди круглой серебряной застежкой. Волосы придерживал кожаный ремешок с нашитыми на него блестящими медными бляшками.

Девушка-земляничка остановилась возле сундука с бусами, где недавно стояли Милута с дочерью, и принялась рассматривать украшения. Но как ни была она ими увлечена, а все же заметила восхищение Спеха и пару раз метнула на него быстрый любопытный взгляд поверх сердоликовой и хрустальной россыпи.

Обрадованный Спех приосанился, поправил вихры надо лбом и двинулся к девушке. Видя только ее и не выбирая дороги, он толкнул кого-то в толпе и вдруг получил в ответ такой толчок, что покачнулся и едва удержался на ногах. С возмущением обернувшись, он увидел перед собой высокого светловолосого парня с серо-голубыми холодными глазами. Высокий лоб, прямой ровный нос и жесткий подбородок указывали на варяга, равно как и одежда, и застежка плаща, на которой застыли, подняв головы, два серебряных дракона. Молодой варяг стоял возле одного из прилавков и держал нож с резной костяной рукоятью. Окинув Спеха пренебрежительным взглядом с высоты своего роста, молодой норманн обернулся, посмотрел на девушку-земляничку и понимающе усмехнулся. И его усмешка очень не понравилась Спеху.

– Ну, ты полегче! – воскликнул он и упер руки в бока. – Ты здесь не у себя, чтоб кого попало толкать!

– Ты тише, в драку-то не лезь! – пыталась унять его Загляда, но Спех ее не слушал.

Молодой варяг бросил нож обратно в сундук и повернулся к Спеху. Нашла коса на камень: своим окриком Спех только раззадорил его.

– А ну, пусти! – Спех, которого никогда не называли робким, придвинулся ближе. – Стал на дороге столбом – лучше добром уйди, а не то сдвину!

В ответ варяг смерил Спеха глазами, словно сомневался, способен ли он хоть на что-нибудь. Он не произнес ни слова, но от его молчаливой насмешки вся кровь вскипела в сердце Спеха. Он с размаху толкнул варяга в плечо и в ответ получил такой удар в ухо, что в глазах потемнело и взор на миг окутала тьма.

Даже будучи сыном простого гончара, Спех никому не прощал таких обид. Не помня себя, он бросился на варяга с кулаками. И тут выяснилось, что потасовки парней гончарного конца, в которых ему до сих пор случалось принимать участие, были всего лишь детской возней. Длинные руки молодого варяга оказались налиты силой, а ярость не слепила ему глаза, так что удары железных кулаков сыпались на Спеха градом и неизменно попадали в цель. «Не за тем верх, кто сильно бьет, а за тем, кто нежданно попадает!» – говорил один из посадничьих гридей, и теперь Спех на себе убедился в его правоте.

Загляда во весь голос звала на помощь. Вокруг визжали женщины, разбегаясь в стороны. Одни боги знают, кто задел короб с бусами, но только тот вдруг с грохотом опрокинулся и рухнул на землю с чурбака, на котором стоял. Бусины, как осколки солнечных лучей, брызнули во все стороны. Тут же к визгу женщин и гулу толпы присоединились истошные вопли Крушины.

– Ой, разбой, лиходейство! – орал он, подпрыгивая на месте, но не приближаясь к дерущимся. – Скорей к мытнику бегите за гридями, вяжите злодеев!

Но драка продолжалась недолго. Даже к мытнику за помощью не успели послать, а Спех уже лежал на земле, с болью во всем теле, ничего не видя от залившей ему глаза крови, которая текла из ссадины на рассеченной брови. Молодой варяг стоял над ним, брезгливо вытирая о штаны замаранный кулак.

Загляда бросилась к Спеху, приподняла его голову и попыталась вытереть лицо, не замечая, что кровь капает на ее нарядную рубаху. Спех застонал и попытался повернуться.

– Да дайте ж воды! – крикнула Загляда и вдруг наткнулась на пронзительный взгляд молодого варяга. Серые глаза его блестели, будто сталь.

Варяг все еще стоял на прежнем месте и смотрел сверху на своего поверженного противника. Девушка бросила на него только один сердитый взгляд и отвернулась. Лицо Спехова обидчика показалось ей некрасивым, а глубоко посаженные серо-голубые глаза – холодными и жесткими. Она не знала, что сам скандинав после беглого обмена взглядами остался о ней совсем другого мнения. Ему было жаль, что такая красивая девушка на него сердита, но он не жалел о том, что сделал.

Собравшийся вокруг народ возмущенно и опасливо гудел, слышались возгласы на разных языках. Привлеченные криками люди Милуты спешили к месту событий. А за спиной молодого варяга уже собрались его товарищи – молодые и средних лет, светловолосые, высоколобые, с холодными и решительными светлыми глазами. Судя по виду, они совсем недавно прибыли откуда-то из свейских земель, вероятно, из Уппланда. Положив руки на рукояти крепких франкских мечей, они всем обликом выражали готовность постоять за своего.

– А мое добро кто возвернет?! – Не помня себя от возмущения, Крушина метался вокруг, отыскивая виноватых, указывая то на опрокинутый короб, то на рассыпанные бусины, которые украдкой подбирали дети из толпы, то на ясное небо, и призывал в свидетели всех богов.

Вперед торопливо пробирался Милута.

– Вот Велес наказывает! – с досадой бормотал он. – Или мы его жертвами обидели? Мало нам забот с утопленником, так и Спех теперь… Жив он?

Милута наклонился к парню.

– Жив. Поднимите, – велел он своим людям, разгибаясь. – Вставай, душа моя.

Протянув руки дочери, он поднял ее с земли. Загляда дрожала от волнения и возмущения и все оглядывалась на длинного варяга.

– И чего он в драку-то полез? Все красуется! Вот, докрасовался! – досадливо говорил Милута. – Знай сверчок свой шесток!

– За девку сцепились, – подсказал кто-то из толпы.

– Какую девку? – Милута встревоженно обернулся к дочери.

Расстроенно хмурясь, та платком вытирала руки, на которых засыхала кровь, с досадой рассматривала темные пятна на желтой ткани рубахи. Новую надела ради праздничка – вот, догулялась!

– Да не твоя – чудинка.

Милуте указали стоявшую в стороне девушку, в испуге перебиравшую фигурки лосей и уточек у себя на груди.

– Нет, нет, девка ничего, ничего! – протестующе заговорили рядом чудины. Один из них, пожилой и приземистый, схватил девушку за руку – видно, это был ее отец.

– Мы – своя дорога, они – своя дорога! – торопливо оправдываясь, восклицал он. – Мы их не знать, они нас не знать – наша вина нет!

А молодой варяг тем временем шагнул к Милуте.