Оружие Скальда. Книга 2

– Да, умные люди так говорят. Но я никогда не считал себя особенно умным! И не притворяюсь, так что имей в виду.

– И не надо! – Ингитора с горделивой небрежностью махнула рукой, и он отметил, как красиво эта белая рука смотрится в темноте: словно волшебная птица. – С меня достаточно того, что ты не посягаешь на мою честь. А здравым рассудком я и сама не отличаюсь, так что мы отличная пара!

– Вот и договорились! – Аск тоже рассмеялся в ответ. – А что, ты мою цель одобряешь?

– Я не знаю, сумеешь ли ты, но его надо остановить, – теперь уже безо всякого смеха сказала Ингитора. – Он сказал однажды… Сказал, что вымостит человеческими головами всю дорогу в Хель. Что даст своей матери столько спутников туда, сколько не имела ни одна женщина. Вот ты говорил – человека ведет его цель и делается его хозяином! А он… Его цель – месть, ты понимаешь, только месть, всем подряд, всем, кто родился в землях слэттов и фьяллей. Его цель не ведет, а гонит! Нет – она его съела! Это страшный человек! Он – уже не человек, его сожрала его месть! Это страшно! Это так гадко, так отвратительно! Он думает только о мести, больше ни о чем, и потому он уже мертв, ты понимаешь, мертв! Он не видит ни людей, ни обстоятельств, он не способен ни слушать, ни понимать! Он живет в своем мире, и этот мир – Хель! Он сам – ходячий кусок Хель среди живых! Месть тянет вниз, она служит только смерти! А он ничего другого не хочет знать, не может знать! Он – не человек, он дракон! Нидхёгг!

Ингитора почти кричала, сжимала кулаки перед грудью, стремясь выпустить тот ужас темной бездны, которую увидела в глазах Бергвида и едва ли когда-нибудь забудет.

– Да я знаю, – спокойно сказал Аск, и Ингитора замолчала, чувствуя, что он действительно знает и убеждать его не надо. И ей стало гораздо легче от ощущения, что другой человек понимает все то, что ее так мучает, тем более такой сильный и уверенный, как Аск.

А ему очень хотелось спросить, где и как она увидела Бергвида. Но он воздерживался, понимая, что воспоминания эти могут быть слишком неприятны. И ему в голову не могло прийти, что подобный ужас перед самим понятием мести может испытывать Ингитора дочь Скельвира, прозванная Мстительным Скальдом.

– Знаешь что… – подумав, сказал Аск. – Я все-таки думаю, что этих двоих мы с тобой сейчас можем не бояться. Эта, с желтыми глазами, тебя не тронет, пока я рядом. У меня есть одна вещь, которую она очень хочет получить, но непременно по доброй воле, так что сейчас ей невыгодно со мной ссориться. И Бергвида она сюда не приведет, потому что в последние годы он бегает не за мной, а от меня. Поэтому от свиданий они пока воздержатся. А если что, то я, поверь мне, не только глухарей умею потрошить. Так что спи.

Но Ингитора не надеялась скоро заснуть и продолжала сидеть, кутаясь в плащ и сжимая ткань у горла.

– Так значит, ты из Аскефьорда? – спросила она, вдруг вспомнив слово, которое зацепило ее в самом начале этого разговора. – Ты же сказал, что «у вас в Аскефьорде» есть ясновидящие.

– Да, – неохотно отозвался он, недовольный, что отчасти проговорился.

– Почему-то все фьялли, которых я встречала, были из Аскефьорда.

– Ну, вообще-то у нас там много народа, сотни три или даже больше. Это если считать только по берегам, а не вглубь. А кого ты еще встречала?

Ингитора поколебалась. Если сказать, что она видела Ормкеля Неспящего Глаза, то это как по ниточке вытащит и все остальное. Вплоть до его героической гибели под секирой Бергвида Черной Шкуры, а это воспоминание было и опасно, и болезненно само по себе.

– Если ты из Аскефьорда, то ты, наверное, знаешь вашего конунга, – вместо этого сказала она. – Говорят, у вас там его все рыбаки знают.

– Это правда.

– И ты знаешь?

– Ну, да, – еще более неохотно отозвался он. – В общем-то можно сказать, что я его знаю.

«Насколько каждый человек может утверждать, что знает самого себя!» – мысленно добавил он. Но вот сознаваться, что он сам в последние пять лет и является конунгом фьяллей, в его замыслы совершенно не входило. Для того он и оделся попроще, и бороду перестал брить перед этим походом, чтобы спрятать свой слишком знаменитый шрам на щеке и не оповещать любого встречного, что Торвард сын Торбранда самолично, притом в полном одиночестве, находится в глубинах Медного Леса.

– Это один торговец говорил. – Ингитора колебалась, не зная, стоит ли об этом продолжать. Начав расспрашивать, она неминуемо подошла бы слишком близко к той черте, за которой выдала бы саму себя. – Его звали Анвуд, он торговал шелками.

– Не знаю такого, – в задумчивости отозвался Торвард, а потом сообразил, что она говорит об Оддбранде Наследство. – А, знаю. Я так и подумал, что ты из Слэттенланда, – добавил он чуть погодя.

– Почему?

– Потому что Анвуд отправился в Эльвенэс. К Хеймиру конунгу. Постой! – Он вдруг быстро подался к ней и схватил за руку, так что Ингитора вздрогнула от неожиданности и отпрянула, и он выпустил ее. – Ты меня прости за нескромность, но… – с волнением и изумлением от пришедшей мысли заговорил он. – Ты, часом, не Вальборг, дочь Хеймира конунга?

– Вальборг? Я? – Ингитора изумилась даже сильнее, чем если бы он назвал ее настоящее имя, и сама подалась к нему. – С чего ты взял?

Мысль о том, что благоразумная йомфру Вальборг, отлично знающая, что можно, а что нельзя, вдруг оказалась бы на ее месте в этих лесах, была так нелепа, что Ингитора недоумевала, как могло возникнуть такое дикое предположение. То, что сама она в этой плачевной поездке заняла место Вальборг, сейчас не пришло ей в голову, потому что с самого начала она воспринимала это дело как свое и ничье больше.

Но ее собеседник молчал. Рассказывать о том, что его мать приворожила к нему Вальборг дочь Хеймира, было совсем ни к чему. Но сам он, помня о той ворожбе, не слишком удивился бы, если бы Вальборг свалилась ему на голову прямо с неба, прямо в глуши Медного Леса.

– Я – не Вальборг, – твердо ответила девушка. – Могу тебе поклясться.

Торвард молчал. Знатная девушка, слэттинский выговор, совсем одна. Признавалась, что не любит фьяллей. Знакома с Бергвидом и в ужасе от этого знакомства. Именно сейчас! Допустим, она не Вальборг, но дочь конунга не путешествует одна, с ней должны быть всякие родственницы, дочери ярлов. Хотя бы тех самых, что сидят в корабельных сараях Трехрогого фьорда. Да нет же, тот парень, что с Болли Рыжим, уверял, что женщина на корабле находилась одна. В зеленом платье, а на этой синее…

– У тебя, часом, недавно не было зеленого платья? – спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо, которое уже стало видно, потому что короткая летняя ночь кончалась.

– Не припомню, – честно ответила она, и на лице ее отражалось недоумение. – Я вообще зеленого не люблю.

– Ты любишь красное? – уточнил Торвард, просто так, чтобы проверить свое впечатление.

– А как ты догадался?

– Да просто тебе пошло бы. Ты вся какая-то… Как факел.

И вот тут Ингитора ощутила, что самое для нее лучшее – немедленно лечь и заснуть. Этот разговор совершенно отвлек ее от ночных страхов и заменил их заботой о сохранении своей тайны, ради чего лучше замолчать.

Глава 3

Когда она проснулась, солнце сияло вовсю и даже роса высохла, а воздух совсем потеплел, то есть утро было не такое уж раннее. Но зато все ночные тревоги ушли далеко, будто на луну, она прекрасно выспалась и рассматривала голубое небо в просветах зеленых ветвей с большим удовольствием. Приятно шелестела листва, звонко, бодро попискивали птички – по всем ощущениям, она находилась здесь одна. Повернув голову, Ингитора обнаружила на лежанке Аска брошенные плащ и рубаху, поблизости – уже знакомый ей ремень, копье и лук, а сам Аск и его меч отсутствовали. Куда он ушел с мечом и что там делает, Ингитора не спрашивала: и так ясно, что каждый воин, если он не хочет растерять силу и навыки, должен упражняться каждый день, где бы он ни был. Слава асам, что у Аска нет возможности (или необходимости) «упражняться» в настоящем бою!

Пользуясь тем, что он ее не видит, она быстро выползла из-под своего плаща, умылась в озере и надела платье. Она уже расчесывала волосы, когда он появился – веселый, довольный, с мокрыми концами волос, с каплями воды на смуглой коже, источая всем обликом утреннюю бодрость, и подмигнул Ингиторе, так что она не могла не улыбнуться в ответ. Золотых браслетов оказалось не два, а три: третий был надет на левую руку почти под локтем, так что раньше его скрывал рукав. На груди его висел на тонком ремешке маленький молоточек-торсхаммер, но не серебряный и не бронзовый, а из настоящего кремня. Такого амулета Ингитора еще не видела… и рассмотрела бы его получше, если бы в глаза ей не бросилось несколько кривых, белых, старых шрамов у Аска на груди и на плечах. Ничего удивительного, ясно же, что это не первый его поход. Но почему-то эти шрамы ее так взволновали, что она вздрогнула и отвернулась.

– А ты умеешь плавать под щитом? – спросила она, сама не зная, почему этот вопрос вдруг пришел ей в голову.

– Умею, – отозвался Аск, просовывая голову в ворот рубахи. – Но доказать не могу, потому что щита у меня тут нет, и придется тебе поверить мне на слово.

– Что же ты его не захватил? – поддела его Ингитора, хотя и сама догадывалась, что в долгом пешем походе лишняя тяжесть ни к чему.

– А я умею обходиться без него.

– А я думала, однажды ты его сгрыз,[5 - Во всех работах о берсерках обязательно упоминается, что «в ярости они кусали свои щиты».] – с мнимо-опасливым видом отозвалась она.

– Да разве я похож на берсерка? – Аск вдруг встал на колени почти вплотную к сидящей на лежанке Ингиторе и заглянул ей в глаза. – Посмотри, разве похож?

Ингитора молчала. Глаза у него были умные, ясные, дивного темно-карего цвета, с длинными черными ресницами, которые украсили бы даже женщину, с густыми, красиво изогнутыми черными бровями, из-под которых взгляд казался еще значительнее. Они смотрели друг на друга, как настоящие Аск и Эмбла, впервые очнувшиеся на берегу моря и обнаружившие один другого. У Ингиторы вдруг так бурно забилось сердце, что стало трудно дышать: он был какой-то слишком сильный, яркий, как живой огонь. Нет, конечно, он не берсерк, и эти мощные, прекрасно развитые руки и плечи говорят вовсе не о слепой ярости зверя, а совсем наоборот: о том, что он свою силу прекрасно осознает и четко ею управляет. Никого похожего она не встречала, хотя затруднилась бы объяснить, чем же Аск отличается от прочих. Он был какой-то слишком… богатый, разнообразный и притом цельный. Он так ловко потрошит глухарей, словно для него это самое привычное дело, но когда он обещает так же отрезать голову Бергвиду Черной Шкуре, это не кажется бахвальством и звучит очень достоверно. Всего ее воображения, всего ее привычного умения подбирать слова не хватало, чтобы осмыслить впечатление, которое он на нее производил. Дело было тут не в силе, не в знатности, не в золотых браслетах, которые он просто не догадался снять для этого похода, потому что привык к ним и не замечает… Так в чем же?

Вдруг он опустил глаза и бережно провел по ее руке тыльной стороной своей ладони.

– И если бы такая прекрасная белая лебедь мне позволила ее обнять, я не помял бы ни единого нежного перышка! – услышала Ингитора тихий, пониженный, полный тайного волнения голос, и ее облила горячая дрожь, а сердце упало куда-то вниз, так что она испугалась, что не сможет вдохнуть.

Сказал он это или ей померещилось? Или ее воображение само облекло в слова то, что отразилось в его глазах? Ингитора не успела даже испугаться этих слов, как он быстро встал и уже другим, будничным голосом сказал:

– Без щита я обходиться умею, а вот… гребень я забыл. Ты мне не одолжишь?

И изумленная Ингитора, не успев опомниться от всего этого, протянула ему свой красивый резной гребень, которым только что расчесывалась сама, подарок щедрой йомфру Хильды. И только когда Аск перехватил прядь своих черных волос возле головы и стал немилосердно раздирать концы пряди костяными зубьями, она сообразила, что сделала. Она всегда была довольно брезглива, а гребень и вовсе никогда никому не дала бы.[6 - Поскольку через волосы особенно легко сглазить человека, гребень, то есть предмет ухода за ними, требовалось оберегать особенно тщательно.] А ему дала, и почему-то не видела в этом ничего ужасного. Между ним и собой она, как ни странно, не ощущала той преграды, которая отделяет себя от прочих людей. Но это случилось с ней в первый раз, и она еще не понимала, что это значит.

– Подожди! – с мольбой воскликнула она и протянула к нему руки. – Поди сюда, несчастный! У вас во Фьялленланде нет запрета подпускать чужих к своей голове?