Оценить:
 Рейтинг: 0

Свенельд. Оружие Вёльвы

<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 20 >>
На страницу:
9 из 20
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Они еще помолчали. Им не требовалось обсуждать положение дел, чтобы понять: если они смирятся с бесчестьем и изгнанием Ульвара, тень бесчестья упадет и на них. Чтобы от него избавиться, Снефрид будет лучше порвать с беглым мужем, поскорее снова выйдя замуж.

– Так понадобится ли ему доброе имя в наших краях? – через какое-то время сказал Асбранд. – Стоит ли нам бояться, что ему присудят изгнание, если он уже сам себя изгнал?

– А удача? Обесчещенным удачи не будет – ни Ульвару, ни нам.

Вспоминая, как бросала кости с Фроди, Снефрид вспомнила и тот далекий-далекий день, когда она, десятилетняя, бросала кости с Ульваром. Она обманула Фроди, сказав, что в тот раз Ульвар ее обыграл. На деле это она его обыграла, за что он и провез ее на спине до самого выгона, где стоит поминальный камень Асбранда Снежного. Значит, у нее удачи больше. И сейчас Снефрид впервые задала себе вопрос: не ошиблась ли она, выйдя замуж за человека, чья удача слабее?

Но в сердце зашевелилась жалость. Она не сердилась на Ульвара, даже веря, что он и правда проиграл товар и навлек на них эти неприятности. Он всегда был таким – верящим в то, что норны его любят и не дадут в обиду. За эту преданную веру Девы Источника и правда могли бы быть к нему подобрее! Если они с отцом откажутся выплатить всю сумму долга, она никогда больше не увидит мужа. Весь корабельный округ отнесется с одобрением к ее новому браку, с человеком понадежнее. Но что-то в ней противилось мысли порвать с Ульваром. В юности она любила его такого, какой он есть – именно такого, за какого она выходила замуж. Снефрид ведь и тогда понимала его нрав, только, по слабости жизненного опыта, не могла предвидеть, к чему это может их привести. Он никогда и ни в чем ее не упрекал, не перечил, принимал любое ее решение и всегда считал, что она всякое дело делает наилучшим образом. И даже если она и правда делала все наилучшим образом – многих жен, мужей, дочерей и сестер это не спасает от попреков. Любила ли она его сейчас? В первый год она по нему скучала, а потом привыкла жить без мужа. Если подумать, его отсутствие не причиняло ей иных страданий, кроме тревоги за его и свою участь. Но Ульвар всегда был на ее стороне, и она чувствовала, что ее долг – остаться на его стороне.

Но если он никогда не вернется, этим решением она погубит себя, а ему вовсе не поможет. Он даже не узнает о том, что и это дело она выполнила наилучшим образом. Останется надежда лишь на то, что благое решение поможет их общей удаче и принесет счастье, пусть даже они больше никогда не увидят друг друга…

– Знаешь что, Снеф… – Голос отца прервал ее раздумья. – Пожалуй, схожу-ка я за советом к старому Хравну, твоему деду.

От этих слов в теплом покое повеяло могильным холодом.

– Ты думаешь… нужно? – Снефрид повернулась к Асбранду и широко раскрыла глаза. – И прямо сейчас?

– Если уж нам приходится выбирать между двумя бедами… стоит хотя бы попытаться выяснить, а нужно ли выбирать. Может, Кальв еще никого не найдет и ничего не докажет. Этой весной точно ничего не решится, может, только следующей. Но если норн приговор для нас неблагоприятен, об этом стоит знать заранее.

– Но сейчас, зимой! Это будет для тебя слишком опасно. Может, подождать до Середины Лета? Ведь время у нас еще есть.

– Я хорошо подготовлюсь. И я как раз хочу узнать – есть ли у нас время.

* * *

Хравн, отец Хравнхильд и Виглинд, умер, когда Снефрид было два года от роду. Ей казалось, она однажды его видела, когда Виглинд привозила ее в Каменистое Озеро, но со временем она начала сомневаться, что старик с длинной седой бородой и лохматыми черными бровями, который предстал сидящим у очага в полутьме и дал маленькой девочке подержать странную палочку из бронзы, на самом деле был ее родной дед, живой человек – он больше походил на духа, способного принимать облик ворона или человека. В округе его считали колдуном, большим умельцем наводить проклятья, и сторонились. Тоже со временем Снефрид начала удивляться, как у ее отца хватило духу жениться на дочери такого человека. Отец немного рассказывал ей, что когда ему было лет шестнадцать-семнадцать, он порой наезжал к Хравну, чтобы поучиться резать сильные руны, и там познакомился с обеими его дочерьми. Но если старшая дочь, Хравнхильд, охотно перенимала все, чему отец – да и мать, – могли ее научить, то Виглинд избегала этих дел и стремилась уйти из дому, где витало слишком много колдовства и слишком часто гостили духи. Она рассказывала Снефрид сказки о том, как некий человек забрался в дремучий лес, чтобы попросить колдуна о помощи, как тот задавал ему опасные задания, но тот все преодолел благодаря помощи прекрасной дочери колдуна, которую потом похитил. Когда мать уже умерла, Снефрид стала думать, что в этих сказках было что-то из жизни самой Виглинд. После замужества та не совсем порвала с родными, – навещала же она сестру и родителей, пока те были живы, – но Асбранд никогда, сколько Снефрид помнила, к ним не ездил и не принимал их у себя, кроме того дня, когда сестра с матерью приезжали помогать Виглинд при родах. Да и то отец, кажется, жалел, что не позвал вместо них каких-нибудь других женщин.

Несклонность Виглинд иметь дело с колдовством в немалой мере повлияло и на желание Снефрид держаться от этих дел подальше. Дед, бабка – жена Хравна пережила его на два года, а эти годы провела в полном молчании, – внушали девочке страх, а теперь, в воспоминаниях, казались скорее выходцами из Утгарда, чем живыми людьми, к тому же связанными с нею близким кровным родством.

Асбранд никогда, сколько Снефрид знала, не пользовался вредоносным колдовством. Знал ли он такие способы – она не спрашивала. Но он владел искусством «лежать на кургане», то есть общаться с мертвыми. Само по себе это действо было трудным и опасным, и ясно было: если уж Асбранд считает нужным незамедлительно к нему прибегнуть, значит, находит их положение угрожающим.

– Может, мне стоит снова съездить к Хравнхильд? – поеживаясь, предложила Снефрид. – Она, конечно, будет торжествовать, что нам понадобилась ее помощь… как она и предсказывала, но, может быть…

«Никто из этих жалких людишек не посмеет больше тебе докучать… Ты станешь могущественной, как королева…» – что-то такое говорила ей тетка минувшей осенью. Но одновременно Снефрид вспомнила и цену, которую придется заплатить за могущество. Из этой реки нельзя черпнуть ковшом ровно столько, сколько тебе нужно, и уйти, не замочив ног. Чтобы получить силу, придется взамен отдать саму себя, погрузиться в эту реку с головой и делать все то, что она потребует. Всю оставшуюся жизнь. Поэтому она малодушно обрадовалась, когда отец покачал головой:

– Хравнхильд уже сказала свое слово. Посмотрим, что скажет старик.

Немного выжав до подходящего дня, Асбранд отправился в путь. С собой он взял свернутую медвежью шкуру и топор. Путь его лежал к Каменистому Озеру – старика и его жену похоронили поблизости от их хутора. Там же виднелись невысокие старые холмики, служившие посмертным домом их предков, но курган Хравна был самым высоким. Асбранд и его работники помогали его возводить, надеясь этим успокоить дух старика и помешать ему тревожить живых.

Когда Асбранд добрался до места, уже темнело. Погода в последние дни стояла теплая для зимы, Каменистое озеро было почти свободно, только у самого берега, среди камней, лежали куски старого белого льда, будто расстеленное полотно, а шагов через десять начиналась чистая вода. На хутор Асбранд заезжать не стал, не имея никакого желания видеться с Хравнхильд.

Курган Хравна стоял посреди широкой поляны, свободный от снега, покрытый блеклой, полусгнившей прошлогодней травой. Привязав лошадь на опушке, в ельнике Асбранд нарубил лапника и устроил из него подстилку на самой вершине кургана.

Взошла луна – полная, одетая желто-красной дымкой. Асбранд улегся на лапник, накрылся медвежьей шкурой, укутался в нее с головой и стал призывать дух Хравна. Через какое-то время сознание поплыло, а потом рот сам собой растянулся в широком зевке – это входил призванный дух. И будто черная бездна властно потянула его к себе – далеко внизу мелькнули запрокинутые лица каких-то женщин, и все погасло.

…Очнулся Асбранд от сильной дрожи, сотрясавшей все тело, и с широко раскрытым ртом – только что чужой дух покинул его тело. Закрыв рот, он с трудом сосредоточился. Сел, сбросив край шкуры с головы. Глубоко вдохнул свежий воздух зимней ночи и закашлялся. Луна немного сместилась – уже миновала полночь. Дрожь не проходила. Собравшись с силами, Асбранд поднялся на ноги, кое-как свернул шкуру и направился к своей лошади.

Снефрид не ложилась спать. Вдвоем с Мьёлль они сидели у горящего очага, но не разговаривали, тишину нарушал только храп двоих работников на спальном помосте, и они сразу расслышали стук у ворот.

Асбранд с трудом слез с лошади – Снефрид пришлось его поддержать и помочь войти в дом, пока Мьёлль уводила лошадь в стойло. Держа отца под руку, Снефрид ощущала, что он дрожит. Усадив его у очага, она накрыла его плечи теплой овчиной и подала горшочек с отваром душицы с добавлением меда: она приготовила его заранее и держала возле очага.

– Ничего не говори, – сказала она, с тревогой заметив, как осунулось его лицо. – Это потом. Сначала отдохни.

Асбранд слегка кивнул, грея руки о теплый горшочек. Коснувшись его плеча, Снефрид убедилась, что он все еще дрожит, и ее саму пробрала дрожь. В этой дрожи она ощутила холод оставшейся снаружи ночи – владения дев зимы, рожденных среди ётунов, холод земли, что тянется вглубь до самого Нифльхель. А главное… ей вдруг почудилось, что они здесь не одни. Что здесь не только она, отец и Мьёлль, пришедшая из хлева. Здесь кто-то еще, невидимый и опасный…

Снефрид помогла отцу улечься и накрыла его двумя лишними шкурами. Он заснул, а она не спала еще долго, прислушиваясь к его храпу – он часто прерывался кашлем. Асбранд с молодости хворал грудью – сказывалась каменная пыль, которую он глотал, и многие дни, проводимые за работой под открытым небом в любую пору года. Иногда кашель так его мучил, что он почти задыхался, и с детства Снефрид помнила тревогу матери, что однажды он совсем не сможет дышать и умрет у них на глазах. Еще и поэтому она знала, как опасно ему «сидеть на кургане».

Утром Снефрид проснулась совсем рано и подошла проверить, как отец. Едва коснувшись его лица, в испуге отдернула руку – лоб оказался горяч, как камень очага. Асбранд находился в сознании, но его трясло от лихорадки и он чувствовал большую слабость. Снефрид разожгла огонь посильнее, послала Мьёлль скорее подоить трех коз, принесших козлят осенью и потому доившихся всю зиму. Есть Асбранд совсем не хотел, но удалось напоить его горячим козьим молоком с медом и отваром ивовой коры и шалфея. Искусству применения трав Снефрид охотно училась у Хравнхильд с детства, и каждую весну и лето собирала достаточный запас. От жара помогает отвар побегов и сушеные ягоды малины, липовый цвет, душица, чабрец, цветы бузины, почки смородины – все это у нее имелось, как и кадушка меда. Процеживая отвары через окрашенный в красный цвет лоскут, она шептала:

– Тор, Один и Вёлунд, альвов князь, шли втроем по дороге. Встретили они Турса Длинного, Турса Долгого и с ними третьего – старика Хравна из могилы. «Куда идете?» – спросил их Один. – «В корабельный округ Лебяжьего Камня, на хутор Оленьи Поляны», – отвечают турсы. «Что вам там делать?» – спросил Тор. – «Мы запустим старого Хравна в дом Асбранда Эриля, чтобы он давил ему на грудь, пил его кровь, ломал его кости». – «Нет, я запрещаю вам это, – сказал Вёлунд, князь альвов. – Властью моей я отсылаю старого Хравна обратно под землю, в его могилу, во владения Хель, чтобы он не смел чинить вреда Асбранду Эрилю, моему родичу». «Да будет так!» – сказал Один. «Да будет так!» – сказал Тор. Мертвец мертв и бессилен причинить вред…

Произнося это заклинание, Снефрид так ясно видела каменистую дорогу среди скал, трех богов и трех злыдней, встретившихся в долине, слышала их речи. Вёлунд, князь альвов, был отцом той светловолосой девы, Скульд Серебряный Взор, что однажды провела ночь с Асбрандом Снежным, а через год вручила ему их общего сына; и Асбранд, и Снефрид были потомками того ребенка, а значит, и самого Вёлунда. Знаком того родства были их глаза – светло-серые, серебристого отлива, с легким оттенком лепестка лесной фиалки. Вёлунд не оставит их без помощи, верила Снефрид, и несколько раз в день взывала к нему:

Вёлунд, нам даруй защиту,
Силу дай рукам целящим,
Старый злыдень будет изгнан,
Альвов князь прогонит Хравна.
Асбранд Эриль исцелится,
Стрелы дверга вынет Вёлунд,
Крепкий щит от зла он держит,
Грудь и спину прикрывает.
Сердце, печень, глаз и ухо
От разящих стрел укрыты,
Злобный враг вредить бессилен,
Тор и Один мне опора!

Каждый раз при этом у нее усиливалось чувство близкой опасности, но и чувство присутствия некой силы, способной отогнать тьму.

Заканчивался второй день после того, как Асбранд вернулся от Каменистого озера, но ему становилось только хуже. Приступы жара и озноба чередовались, он то сбрасывал все одеяла, то знаком просил снова накрыть его; его сотрясал кашель, и при этом он хватался за левый бок – боль в этом месте была очень дурным знаком. Снефрид делала ему свежие отвары трав, поила его козьим молоком и кормила размоченной толченой овсянкой, но ел он очень мало и слабел на глазах.

Старый Хравн, тебя я вижу!
Выйди вон, носитель хворей!

– гневно шептала она, склоняясь над заснувшим отцом – тихо, чтобы не потревожить больного.

Три страданья ты познаешь,
Испытаешь девять болей!
Забирай свои невзгоды —
Воля Вёлунда священна.
Хравн, ступай к себе в могилу,
Тор и Один мне опора!

Кроме заговоров, Снефрид знала целящие руны. Как могла бы не знать их единственная дочь лучшего эриля в округе, хотя с отцом она не дерзала бы состязаться. Однако все, чему Асбранд смог ее научить, теперь должно было послужить к его спасению. Принеся из леса березовую ветку, Снефрид вырезала на палочке руны Кеназ-Перт-Ингуз и положила отцу под подушку, прошептав:

Тор наполнит силой руны,
Тор и Один мне подмога!

В этот час она жалела, что отказалась от науки Хравнхильд во всей полноте – собственных ее умений, доступных любой женщине, могло оказаться недостаточно.
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 20 >>
На страницу:
9 из 20