Несносный Шварцвальд

– Я – Селена Гомес.

– Тор, – поднимает два пальца подкаченный мальчишка рядом с сердцеедом.

– Мы группа Время и Стекло, раз уж мы на стиле, – издает симпатичная девчонка с высоким хвостом и указывает на рядом сидящего мальчишку.

Черт, это должно быть круто. Правда потрудиться придется с мейком, костюмами, но, если что займем у других, не проблема. Шестеренки в мозгу начинают скрипеть от силы вращения, пока я уже в красках представляю выступление нашего отряда перед всем лагерем. Реквизитов в драмкружке хватает, так что думаю, мы заделаем самую настоящую бомбу.

– Обалдеть, вы супер, котики! – чуть не визжу от восторга. – Выберем музыку на тихом часе, по тридцать секунд вполне хватит, чтобы каждому показать себя. С костюмами мы поможем, да, Юр?

– Естественно, мы ж синяки, ну в смысле банда, – конский гогот раскатывается по беседке. Видимо, это название нашло отклик в душе каждого.

– А кем ты будешь, Альбин? – с любопытством интересуется Даша.

– Мммм, думаю Харли Квинн.

– Ваааау, тебе пойдет!

– А ты, Юр? – спрашиваю у своего со-синяка.

– Еще не знаю, надо подумать, – неясно пожимает плечами, – может Багировым выряжусь.

Вот гад, знает же, что это мой любимый певец. Прищуриваюсь, улавливая связь с таким ничего незначащим выбором.

– Ты специально, да?

– Ну что ты, Аль? Просто пришло на ум.

– Обожаю Стаса, точно, давай ты будешь им. У меня и треков его полно, если надо, – слышу чей-то восторженный голос справа.

– И у меня.

– И у меня, – воодушевляется вся женская половина отряда.

– У меня тоже есть. Все. – подвожу черту, как самая ярая фанатка самого талантливого и горячего певца современной эстрады.

Обсудив еще кое-какие мелочи, мы дружно направляемся в столовую, к которой уже подтягиваются остальные отряды. Из открытого помещения с множеством столиков внутри ароматно пахнет сырниками, и мой желудок настоятельно требует вкусняшек. Перебрасываемся парой слов с остальными вожатыми и, услышав долгожданное «входите», резко отступаем в сторону, дабы не быть снесенными стадом голодных мамонтов, несущимся поглощать казенный завтрак.

Столики на четверых для ребят, а вожатые едят отдельно вдвоем, но так уж повелось еще с прошлого года, что завтракаем мы вместе с Аниткой, а Юра со своим приятелем Сеней. Поэтому заняв родненькие пригретые места, мы в унисон хмурим носы на невзрачную представительницу истинного английского завтрака, её величество овсянку, и приступаем к более вкусной части завтрака – сырникам.

– Ну что, подруга, выспалась? – с ехидной улыбкой интересуется Нита, накалывая на вилку творожный десерт.

– О да, я бы еще поспала, конечно, но, – развожу руками и отпиваю глоток приторно сладкого чая.

– Ну я могу себе представить, после такой-то ночи сутки можно спать, – темные брови игриво перекатываются, не оставляя без упоминания мою оплошность. Черт, она мне теперь до конца смены об этом вспоминать будет.

– Вот откуда ты знаешь, какая у нас была ночь? Может всё плохо и мальчик не смог?

Сказала и поняла, как нелепо это звучит. Его «не смог» до сих пор напоминает о себе легким тянущим ощущением внизу живота.

Анита только головой качает.

– Даже если ты мне подтверждающее видео предоставишь, я все равно не поверю, что он не смог. Кстати, ты заметила, как он вчера тебя глазами поедал на планерке и сегодня тоже?

– Ничего он не поедал, – фыркаю, доедая сырник, а у самой перед глазами его взгляд нахальный. Засранец каждый раз, когда я на него смотрю, взглядом меня таким пробирающим одаривает, что мне спрятаться хочется тут же. Чувствую себя голой перед ним.

– Чего ты отнекиваешься, Аль, вот скажи? Классный же парень!

– И ничего не классный! – говорю слишком громко, а потом, опомнившись, резко понижаю голос, – С чего ты взяла, что я отнекиваюсь? И что у нас вообще что-то может быть? Ну переспали один раз и всё. Большего мне не надо.

– Ты до сих пор Никитку своего забыть не можешь? – с жалостью заглядывает в глаза, один из которых начинает нервно дергаться при упоминании о бывшем.

– Я не могу забыть то, как он поступил со мной, а этот Шварцвальд точно такой же. Уж поверь. Эти богатенькие папенькины Буратино все одинаковые. Отличаются только длиной … носа.

– Можно поподробнее? – глаза подруги загораются предвкушающим блеском, пока она перегибается через стол в надежде услышать детальное описание выдающийся части тела Шварца.

– Да, мне тоже интересно, – гремит над ухом издевательский голос, заставляя нас обеих вздрогнуть от неожиданности. Нитка давится куском сырника, а я поднимаю голову и натыкаюсь на светло коричневый взгляд с крошечными чертятами, отплясывающими тверк.

Черт, как долго он здесь стоит? Рич облокачивается бедром на угол стола прямо рядом со мной и складывает руки на груди.

– Так что там с носом, длинный?

Повторяю его жест, откинувшись на спинку стула. Думаешь, так легко меня смутить?

– Нууу, такое. Папа Карло явно пожалел дерева на бедного ребенка, – сочувственно склоняю на бок голову, ожидая гневной тирады, но говнюк не ведется. Растекается в широченной улыбке. Знает зараза, что это полная чушь, и папа Карло оказался непомерно щедрым родителем.

– Тогда думаю нужно провести осмотр носа еще раз. По-моему, ты не рассмотрела.

– Что ты здесь делаешь, Щварцвальд? – психую я.

– Апельсинку тебе принес, – удивляет меня вдруг, разжимая руки, и с ангельским выражением лица кладет на стол большой аппетитный фрукт.

– А мнеее? – с обидой в голове тянет Анита, оклемавшись от миновавшей смерти, – За что это ей такие привилегии?

– За выдающиеся заслуги перед отечеством! То есть передо мной.

Я фыркаю, но не успеваю возразить ничего ядовитого в ответ, потому что подруга натягивает на лицо свою самую обворожительную улыбку и пытается сразить поставщика фруктов томным взглядом:

– Так может и я могу чего заслужить? Я бы тоже от апельсинов не отказалась.

– Мммм, интересное предложение, Анит, – не знаю почему, но их диалог начинает меня раздражать, особенно когда Шварцвальд отвечает на её взгляд своим уже более громкоговорящим. Нашли где флиртовать. Еще бы прямо посреди столовой примостились, чего уж тут, у окна в углу? – Но апельсин у меня только один, и тот для Альбины. Поэтому, Нит, кушай овсянку, она тоже полезная. А ты, – обращает свое внимание на меня, – Набирайся витаминов, они тебе пригодятся.

– Это еще для чего?

– Организму, который тратит много энергии, нужны витамины, – а потом вдруг склоняется и добавляет тихо, подгоняя кровь по моим кровеносным сосудам, – А ты ее в скором времени будешь очень много тратить.

Замираю, когда в ноздри мимо воли проникает аромат мужского тела, приправленный горьковато-терпким запахом туалетной воды. Он пробирается в легкие и начинает отравлять этой гремучей смесью, разъедая сознание. Я даже не сразу нахожусь с ответом, а когда готова послать его подальше, он и сам выпрямляется, успев перед этим слегка прикусить мочку моего уха, а потом разворачивается и уходит.

Табун мурашек расползается вниз по шее, пока я, превозмогая нахлынувшую слабость, неловко осматриваюсь по сторонам, надеясь, что никто не заметил дерзкой выходки несносного идиота. Щеки пылают, а подруга напротив издевательски шкерится.