Давай останемся никем

– Да. Она не перенесла его смерти и пустилась во все тяжкие.

К горлу подкатывает ком.

– Вероятно, она его очень любила, раз не смогла отпустить.

– Вероятно больше, чем меня.

Сердце с болью сжимается. Возвращаю на него взгляд. Хочется крепко обнять, чтобы дать ему частичку любви, которой ему так не хватило от родной матери. Как так можно – настолько погрязнуть в горе, чтобы забыть о собственном ребенке? Мне становится так больно за него и обидно. Выпускаю подвеску и, проехав ладонью по твердой груди и животу, нахожу его руку и крепко сжимаю. Мои холодные пальцы буквально плавятся на его разгоряченных.

– Но ты справился. Я не представляю, через что тебе пришлось пройти в интернате, но…

– Мляяя, вы можете не трещать, – рявкает Зак, вынуждая меня вздрогнуть.

Возмущенно оборачиваюсь к этому невоспитанному.

– Зак, в чем твоя проблема? Какая муха тебя сегодня укусила?

– Муха?

– Да, муха! Что с настроением?!

Но вместо ответа он тычет пальцем на кнопку на панели, из-за чего салон взрывают басы рока. Такие громкие, что я едва не глохну.

Что за человек, блин?!

– Сделай тише, – требую, но он не реагирует. – Идиот.

Тянусь вперед, чтобы самой приглушить громкость, но Зак совсем расставшись с умом, резко даёт влево. Я чуть не падаю на него, когда чувствую на своей талии крепкий захват, и меня в секунду дергают назад. Приземляюсь на ногу Скайлера, успев при этом таки удариться головой о крышу.

– Ты больной? – выкрикиваю и даю психу в плечо.

Тара быстро сбавляет громкость.

– Придурок! А если бы она вперед улетела в стекло, – кричит на него, тоже ударяя, но уже по бедру.

Брат начинает смеяться.

– Я же не по тормозам дал, а налево.

– Налево это ты умеешь лучше всего, – припечатывает его подруга.

– Слышь, тормози кусаться, муха! – выпаливает тут же он.

Карие глаза Тары приставляют к виску брата невидимое дуло пистолета, и я почти слышу, как раздается выстрел. Он закатывает глаза и, шумно вздохнув, отворачивается на дорогу. Только костяшки пальцев белеют.

Осознав, что все мы тут прекрасно поняли, кто здесь «кусающаяся муха», она оборачивается на меня и губами произносит «потом».

Закусываю губы, чтобы широко не улыбаться. Наивная я. Думала, что они только дружат так странно, а всё оказалось куда глубже.

Съезжаю с ноги Скайлера и ловлю на себе его взгляд. Мол, я же говорил.

«Я уже поняла», – отвечаю ментально.

А потом понимаю, что с ноги-то его я съехала, но всё еще крепко припечатана к его телу. Такому теплому, сильному, рядом с которым всегда безопасно. И вот сейчас тоже. Настолько, что и отлепляться почему-то не хочется.

Но тем не менее я неспешно пересаживаюсь дальше по сиденью.

– Прости, я тебя практически обездвижила, – отвечаю на его вопросительный взгляд.

– Если бы меня что-то не устраивало, я бы сказал.

Откидываю голову на подголовник.

Ну, не возвращаться же уже обратно…

Глава 37

Оливия

– Дедуля, – первой выскакиваю из машины и с ходу оказываюсь в крепких объятиях дедушки.

– Привет, девочка моя, – смеется он, целуя меня в макушку. Отстраняет от себя и внимательно рассматривает. – Ну ты и вымахала за год!

– Полтора!

У меня на глаза слезы наворачиваются. Впиваюсь в него жадным взглядом, рассматривая все едва различимые изменения. Он почти не изменился. Морщины только немного глубже стали, а так всё такой же, каким я его помню – высокий, статный, с полностью седой головой. Но мой дедушка разительно отличается от остальных. Несмотря на его возраст он выглядит молодо. У него потрясающая обезоруживающая улыбка и хитринка в глазах, которая мне всегда так безумно нравилась. Да и энергией он обладает недюжей. Такой, что даже мой отец не в состоянии с ним тягаться.

Боже, как я оказывается скучала! Крепче обхватываю его руками и заглядываю в глаза. В них только тепло и безграничная нежность. Ни капли обиды, или осуждения. Хотя я их и заслуживаю.

– Прости меня! – выпаливаю, не в силах сдержать слез. Утыкаюсь ему в грудь носом и втягиваю родной запах. От него как всегда пахнет свежим деревом и лосьоном после бриться. – Я такая глупая!

– Ну-ну, ты не глупая, ты просто еще маленькая. Я всё понимаю. Родители – это святое, – треплет он меня по волосам, но из рук не выпускает. Качает из стороны в сторону, как младенца, а я от этого только сильнее реву.

Шмыгаю носом, как самый настоящий ребенок и даже в глаза ему смотреть не осмеливаюсь.

– Нет, – мотаю головой, злясь сама на себя за свой извечный страх и нерешительность, – я должна была не слушать их. А я как всегда! Трусиха!

– Так, прекращай, ты у меня не трусиха! Ты моя золотая девочка, – он еще раз звонко чмокает меня в макушку, а позади внезапно раздается знакомое хмыканье.

– Золотая девочка, – подтверждает Скайлер, напоминая о том, что я здесь не одна.

Отстраняюсь от дедушки и оборачиваюсь к парню.

– Так меня дедушка называет.

– Не только он, – широкая бровь красноречиво ползет вверх, вызывая у меня улыбку.

– Дедуль, знакомься, это Скайлер. А это мой дедушка, Уильям.