Пламя незабываемой встречи

Дульси прикусила губу, прогоняя воспоминания прочь. Воспоминания о Томми были более болезненными. Этот парень вообще не подходил ей. Вот почему он ей так нравился, вот почему она бегала за ним в школе Святого Мартина. Его прошлое было полной противоположностью ее собственному. Томми не интересовался этикетом и так называемыми приличиями. И вообще, что такое приличия? Притворство и показуха. Это было музыкой для ее двадцатилетних ушей. Ей нравилось, что он не лез из кожи вон, пытаясь произвести впечатление на ее родителей. Не то что Чарли!

Нет, Томми не был подлизой. Он был ее символом бунтарства, способом показать средний палец ее собственному классу и всему тому, что она в нем ненавидела. Но за то, чтобы быть с Томми, приходилось платить. Долгая ночь в камере после того, как их с Томми арестовали за хранение наркотиков на вечеринке в Фулхэме, шокировала ее родителей, а затем оттолкнула их друг от друга.

Не важно, что в маленьком пакетике, который дал ей Томми, была обычная травка. Не важно, что ее потом отпустили без обвинений. В доме ее родителей Томми стал нежеланным гостем. Тогда ей пришлось выбрать сторону, и, да поможет ей Бог, она выбрала сторону Томми, потому что он сказал, что любит ее, и она хотела в это верить.

Но ей становилось все труднее и труднее видеть боль и непонимание в глазах родителей, потому что они были хорошими людьми. Это была не их вина, что они не знали, откуда берется ее гнев, не их вина, что она так и не смогла заставить себя рассказать им о Чарли, о том, что он пытался сделать, о том, что он всем рассказал о ней потом. Они не знали, с чем ей приходилось жить в своей шикарной школе, почему она «внезапно» решила, что хочет поступить в колледж, вместо того чтобы доучиться до выпускного.

Они списали это на подростковую прихоть, так что ей удалось избежать неприятностей, заперев весь гнев и негодование внутри. Но пять лет спустя, слушая разглагольствования Томми о правах привилегированных классов, она решила, что с нее хватит. Окончив колледж, она бросила Томми и переехала в Девон, потому что это было далеко от дома, далеко от всего. Она арендовала небольшую студию в тихой деревне и погрузилась в работу. Она ставила штамп «Дульси Браун» на обратной стороне своих керамических изделий, потому что чувствовала себя именно так. Но на свадьбе Джорджи ей предстояло снова стать леди Дульчибеллой Дэвенпорт-Браун. Ей придется улыбаться и пожимать руки тем, кто много лет назад шепотом передавал ложь Чарли по кругу…

Она посмотрела на башни Гауди. Почему она вообще думает об этом? Надо покончить с этим прямо сейчас. Девушка поднялась со скамейки, поправляя свою сумку. Она пришла сюда ради Антонио Гауди и, черт возьми, собиралась наслаждаться каждой секундой, проведенной с ним.

Протиснувшись через толпу, Дульси опустилась на одну из каменных скамеек, расположенных под сверкающими витражами. Она чувствовала, как у нее перехватывает дыхание и как слезы наворачиваются на глаза.

Атмосфера внутри базилики была божественная. Яркий свет пробивался сквозь сверкающие овальные окна, зеленые, золотые и оранжевые лучи лились внутрь, заливая пол, разбрызгиваясь по могучим колоннам из древесных стволов.

Я – свет этого мира.

Дульси не была религиозной, но эта фраза вертелась у нее в голове с того момента, как она вошла внутрь и почувствовала, как перехватило дыхание. Она обвела глазами обширное сводчатое пространство, отгородившись от толпы, сосредоточившись на созерцании купола.

– Завораживает, не правда ли?

Потребовалась доля секунды, чтобы уловить глубокие бархатные ноты мужского голоса, еще доля секунды, чтобы осознать, что он ей знаком, и еще две доли секунды, чтобы ее сердце забилось быстрее. Как это ни удивительно, Рафаэль сидел на другом конце скамьи, подняв голову вверх и разглядывая потолок.

Дульси скользнула взглядом по его красивому профилю, чувствуя, как внутри ее разливается тепло. Она едва не растаяла.

Нет! Надо собраться! Она закусила губу. Не нужно показывать Рафу, как он влияет на нее.

– Да, завораживает. – Дульси нахмурилась. – Я прошу прощения, но… ты преследуешь меня?

Его взгляд метнулся к ней.

– Вовсе нет. – Раф улыбнулся. – Я не был уверен, стоит ли мне подходить или нет, но мне показалось невежливым этого не сделать. Особенно после пережитого вместе в лифте. Но если ты хочешь побыть одна, то без проблем, я все понимаю.

– Нет! Все в порядке. – Скорее идеально, чем просто прекрасно, но она не собиралась говорить это ему. – Я имею в виду, что ты мне не мешаешь. И потом… – Дульси занервничала, как сказать ему то, что она хочет сказать, и не поставить их обоих в неловкое положение. Но он ведь сделал первый шаг, он сидит здесь, рядом с ней. Она почувствовала, как на ее лице появляется улыбка. – Я рада тебя видеть.

В его глазах вспыхнул огонек, от которого по ее венам разлился внезапный жар. Дульси быстро отвела взгляд, с колотящимся сердцем наблюдая за парой, улыбающейся в телефон на селфи-палке. Чувствовал ли он тоже это, этот безумный порыв притяжения, эту глубокую, текучую боль?

– Я тоже рад тебя видеть.

Такой соблазнительный акцент. Русский? Норвежский? – подумала Дульси.

– И потом… – он заколебался, – после того, как я ушел, я подумал, что, может быть, мне следовало предложить выпить кофе или что-нибудь в этом роде, вместо того чтобы убегать…

Ее сердце затрепетало. Изумительно! Он взял инициативу на себя! Она чувствовала, как воздух между ними наэлектризовался. Напряженный момент. Ей будет трудно говорить ровным голосом, еще труднее будет сдерживать улыбку. Она перевела дыхание.

– Кофе был бы очень кстати. Лучше поздно, чем никогда, – широко улыбнулась она.

Рафаэль улыбнулся в ответ:

– А с чуррос будет еще лучше.

* * *

Дульси пожала плечами:

– Извини, Раф, мне очень неловко, но я ничего не знаю о Бростовении.

Что идеально, учитывая, что ему не хотелось говорить о своей стране. Раф бы вообще не упоминал об этом, если бы она не спросила о его акценте.

– Не извиняйся. – Раф взял чашку. – Я ведь тоже не эксперт по Англии.

Ее глаза округлились.

– О, я могу сделать из тебя эксперта по Англии за пару секунд. Шекспир, Букингемский дворец, фиш энд чипс, фунт стерлингов, Гай Фокс, Ковент-Гарден, Оксфорд, Кембридж, дождь – особенно в праздничные дни, – Блэкпульский северный пирс, Брайтонский дворцовый пирс, скачки в Аскоте и Гранд-Нэшнл, Уимблдонский турнир, заповедники Даунс и Дейлс, национальные парки Эксмур и Дартмур, а также пабы. Пабы – это очень важно!

Невозможно было не улыбаться, слушая ее. Невозможно было не поддаваться ее обаянию с каждой секундой, а это было именно то, что, как он знал, произойдет, если проведет с ней больше времени.

Дульси обвинила его в том, что он преследовал ее, но в действительности к собору Саграда Фамилия его привела ностальгия.

Теплые воспоминания о прогулках с отцом и разговор в лифте с Дульси, должно быть, что-то пробудили в нем. На полпути по Ла Рамбла он почувствовал внезапное, непреодолимое желание пойти в базилику, раствориться в ее замысловатой необъятности и забыть о предстоящих испытаниях и несвободе. А потом каким-то образом там оказалась Дульси, сидящая на скамье в луче золотистого света и смотрящая вверх сияющими глазами. Раф почувствовал, как его сердце выпрыгивает из груди от множества противоречивых эмоций. Подходить или нет, рисковать разжечь огонь, который может погубить и его, и ее.

Но потом, наблюдая за ней, становясь свидетелем ее эмоциональной связи с собором, который он так любил, Раф решил, что это знак судьбы. Дважды Дульси оказывалась у него на пути. Дважды! Мог ли он это проигнорировать? В тот момент ему так не показалось. Ему вдруг захотелось узнать, было ли то чувство, что возникло между ними в лифте, реальностью или просто полетом отчаянной фантазии. Подойти и поговорить с ней казалось отличным способом во всем разобраться.

От ее улыбки у него перехватывало дыхание, она заставляла его смеяться, заставляла его кровь быстрее бежать по венам. Сейчас он был в ее власти.

– У вас в Бростовении есть пабы? – Дульси смотрела на него поверх края своей чашки, и озорные искорки сияли в ее голубых глазах.

Раф сделал глоток и поставил свою чашку на стол.

– Нет. У нас есть кафе-бары. – Он с трудом оторвал от нее взгляд и огляделся, рассматривая столики и красный навес над их головами. – Очень похоже на это, но, честно говоря, я мало что знаю о барах в Бростовении. Я учился в университете в Штатах, так что я лучше знаком с американскими барами. Не то чтобы я завсегдатай баров, но…

– Это обнадеживает. – Дульси поставила чашку и посмотрела ему в глаза. – Итак, что ты изучал и где?

Раф почувствовал, как расслабляется. На эту тему он был рад поговорить.

– Архитектура. Корнеллский университет, Итака, штат Нью-Йорк.

– Так вот откуда ты все знаешь о лифтах и зданиях. – Ее глаза вспыхнули. – Значит, встреча в отеле была связана с каким-то проектом? Ты что-то строишь здесь, в Барселоне?

Тоска сжала его сердце. Семь лет обучения, шесть лет практики – и все впустую, потому что теперь больше не будет ни проектирования, ни созидания. Все кончено. Раф взял чашку и медленно сделал глоток.

– К сожалению, нет. Просто нужно было кое-то доделать… до открытия конференции.

– О, ясно. – Ее взгляд прояснился. – Ты имеешь в виду конференцию по архитектуре во Всемирном торговом центре?

– Да, именно так. – Раф пожал плечами. – Я один из многих закулисных подручных.

– Здорово! Эта конференция привлекла мое внимание, потому что там выставка дизайна интерьера…