Золотой бутон

– Никто и не думал тебя его лишать.

– Я хочу чувствовать себя на нем уютно, – попыталась объяснить Фейт. Уютно и уверенно. Оно для меня сейчас что-то вроде якоря. И если ты меня его лишишь…

– С какой, черт возьми, стати я должен это сделать? – Говард казался искренне удивленным.

– Ты можешь сделать так, что мне будет слишком сложно на нем оставаться.

– Думаешь, я собираюсь гоняться за тобой по офису и, поймав, валить на ковер? – с холодной иронией осведомился он. – Только идиоты смешивают дело и удовольствие, Фейт. Я тебе когда-нибудь казался идиотом?

– Нет.

– Я тебя слишком уважаю, чтобы принуждать к чему бы то ни было вопреки твоей воле.

– Прости. Я, наверное, действительно все не так поняла, – начала оправдываться смутившаяся Фейт. – Мне не следовало думать, что ты хочешь…

Говард не дал ей закончить.

– Дело в том, что я как раз хочу, Фейт. И был бы полным идиотом, если бы не хотел заниматься с тобой любовью при любой возможности. Но только вне офиса.

Спокойные интонации Говарда не оставили у Фейт сомнений, что каждое произнесенное им слово – правда. Одного раза ему недостаточно. Он хочет продолжения, и одна лишь мысль о том, что он этого хочет, наполнила ощущением приятного ожидания ее тело, которое жаждало того же.

– Однако мне было бы отвратительно думать, что ты делаешь это по принуждению, – добавил он, и гадливые нотки, проскользнувшие в его голосе, свидетельствовали, что Говард совершенно искренен.

Другими словами, он дал понять, что выбор за ней, и Фейт должна была бы почувствовать облегчение, если бы не буря самых противоречивых эмоций, захлестнувшая ее, если бы не решительный отказ мозга выдать хоть одну связную мысль.

– Все должно быть по взаимному желанию, – продолжал Говард. – Так, как это было сегодня. Ты ведь хотела меня сегодня, Фейт, и не пытайся это отрицать. И вовсе не из-за Льюка. Ты хотела меня.

Фейт ответила не сразу, потрясенная страстью, прорвавшейся сквозь внешнее спокойствие Говарда и хорошо показывающей, чего ему это спокойствие стоит.

– Любая женщина захотела бы тебя! – не сдержавшись, выпалила она.

Говард посмотрел на нее с негодованием.

– Ты не любая женщина. Боже мой, Фейт, неужели ты и вправду думаешь, что я отношусь к тебе так же, как к другим?!

Фейт пожала плечами.

– Откуда же мне знать? Этих других ты меняешь слишком часто…

– Только потому, что, убедившись, что женщина мне не подходит, я не держу ее в качестве запасного варианта, обманывая до бесконечности, как твой драгоценный Льюк.

– Прекрасно! – выкрикнула она, почувствовав, как сжалось от боли сердце.

– Только не надейся, что я буду раз за разом повторять такие представления, как сегодня, в ожидании, пока ты решишь, что я тебе не подхожу. Покорнейше благодарю, но лучше уж я уйду сама.

Говард резко повернулся к ней, и, уловив исходящие от него волны агрессивности, Фейт на мгновение почувствовала желание сжаться, сделаться маленькой и незаметной. Гордость заставила ее выпрямиться. Нет, ему не удастся ее запугать! Воспоминание о матери, раболепствующей перед отцом, молнией промелькнуло в ее сознании. Говард обладает той же, что и отец, способностью подчинять себе людей, но она не поддастся. Никогда! Чем бы неповиновение ей ни грозило.

Он, должно быть, ощутил ее гневный вызов – что-то в его облике неуловимо изменилось. Агрессивность исчезла, сменившись страстным порывом к взаимопониманию. Это Фейт почувствовала даже раньше, чем Говард примиряюще протянул к ней руки.

– Это могло бы стать чем-то очень особенным для нас обоих, – мягко сказал он.

Фейт почувствовала, что пламя, бушевавшее в ней, стихает, оставляя только боль.

– Это и так было очень особенным… Пусть таким и останется, – тихо попросила она. – Я не хочу сражаться с тобой, Говард.

– Я тоже этого не хочу. – Он криво улыбнулся. – Как не хочу и того, чтобы ты пожалела об этом вечере.

«Ты об этом еще пожалеешь!» – вспомнила Фейт прощальный вопль Льюка, и все в ней восстало против этого зловещего предсказания. Кроме всего прочего, сам Льюк ни разу не дал ей такого наслаждения, ни разу не распахнул перед ней дверь волшебного мира прекрасных и всепоглощающих ощущений. Это дано лишь Говарду, и она никогда не забудет сегодняшнего вечера, единственного и неповторимого, ставшего возможным в результате уникального стечения обстоятельств.

– Я никогда ни о чем не пожалею, Говард. Для меня это был более чем особенный вечер, – повторила она, потому что это было правдой, и Говард имел право об этом знать.

Улыбка на его лице стала шире, лаская Фейт напоминанием о пережитом удовольствии.

– Значит, воспоминания об этом вечере ты отнесешь к числу приятных? спросил он.

Он уступает… Он отпускает меня…

– Да, – сказала Фейт, страшась поверить.

– Надеюсь, если тебе когда-нибудь захочется их освежить, ты сразу же вспомнишь обо мне, – шутливо попросил он.

– Обязательно! – облегченно, хотя и несколько нервно рассмеялась Фейт.

Перед ней снова был прежний Говард, тот, которого она знала как облупленного и с которым прекрасно умела ладить. Она почувствовала благодарность, что он вернулся в эту ипостась. – Обратиться к кому-то другому мне теперь и в голову не придет.

– Буду довольствоваться этим, – сказал Говард, и эти слова послужили печатью, скрепляющей то чувство уверенности, о котором она его просила. – И запомни, Фейт: ты в этом мире не одна и всегда можешь на меня рассчитывать.

Фейт перестала смеяться, и на ее глаза навернулись слезы.

– Спасибо, Говард, – хрипло выдавила она, переполняемая смесью чувств, которые и сама не смогла бы точно определить.

– Все в полном порядке, – заверил он, затем сделал шаг вперед, по-дружески обнял Фейт за плечи и, осторожно убрав в сторону волосы, поцеловал в лоб. – Спокойной ночи, Фейт. Ни о чем не беспокойся. И не опаздывай в понедельник на работу.

Фейт попыталась сглотнуть вставший в горле комок и не смогла. Молча она смотрела, как Говард идет к двери. Тело ее, мгновенно объятое пожаром желания, требовало, чтобы она его окликнула, остановила, увлекла в постель и оставалась с ним там так долго, как только возможно. Но Фейт продолжала стоять безмолвно и неподвижно, пока не услышала звук захлопнувшейся двери.

– Доброй ночи, – шепнула она.

Эта ночь действительно была доброй, потому что ею заканчивался добрый и чудесный вечер. И Фейт очень хотелось, чтобы таковым он остался в ее памяти навсегда.

Несмотря на заверения Говарда, нервы Фейт, когда она утром в понедельник входила в здание фирмы, звенели подобно туго натянутым струнам. Настроение у нее было самое решительное. Я не должна, глядя на Говарда, представлять его обнаженным, я должна полностью сосредоточиться на работе и вести себя естественно, заклинала себя Фейт.

Естественность поведения имеет первостепенное значение. Никаких внешних проявлений напряженности, возбуждения и никаких глупых шуточек. Трижды подумай, прежде чем что-либо сказать, повторяла она себе снова и снова.

Вообрази, что это понедельник предыдущей недели или понедельник следующей.

Все, что тебе нужно, это пережить несколько ближайших часов, а дальше все войдет в колею.

– Привет, Лесли! – изобразив на лице бодрую улыбку, поздоровалась она с секретаршей.