Точка отсчета

– Лея, деточка, – мама протягивает руку, вновь возникая в дверях. – Артур, помоги её вытащить, она не в себе. Посмотри на её огромные глаза!

Моё тело словно окоченело, ни одна косточка и мышца не хотели работать. «Привязать друг к другу» – проносится в голове последнее сообщение Уэйна, только тут я одна и его рядом нет.

Мама куда-то убегает, отец усаживается рядом со мной, мягко гладит ладонь, всё ещё прижатую к груди. Мой телефон выпадает из рук, папа берёт его, а я с ужасом смотрю, как он читает сообщения. Сначала он кажется растерянным, потом как ни в чём не бывало убирает его в мою сумочку, тянет на себя и вытаскивает из машины. Тут же около нас появляется медсестра, она помогает мне сесть в кресло, как будто я инвалид.

Чёртов страх сковал тело, мгновенно я пошла в минус, настроение упало до минимума. Именно поэтому я хотела избавиться от Уайлда, выплеснув все свои гормоны на него, я потеряла весь свой запас энергии, которых мне хватило бы в отношениях с Юджином на месяцы. Когда меня привезли в клинику, я обратила внимание на таких же людей, как я, они опустошены. Биполярные люди – люди-батарейки. Мы очень быстро разряжаемся, очень часто впустую выпадаем из жизни.

Ступени, парапеты, коридоры и люди в белых халатах. Приветливые лица и знакомые ощущения, а ещё воспоминания, тут… они более насыщенные. Что-то очень знакомое и такое странно родное, дерева, апельсинового дерева, пачули и запах чистоты. Что же мне напоминает всё это?

– Доброе утро, я сейчас сделаю вам снимок. Потом вы получите рекомендации от вашего врача, – говорит молодая медсестра, указывая мне на камеру. – Нам стоит ввести успокоительное? – она спрашивает моих родителей, не меня.

– Да, пожалуйста. Общий наркоз, – отец гладит моё плечо. – У нас есть предписание. – Протягивает бумагу, и девушка, согласно кивнув, удаляется назад за ширму.

Я слышу, как она ломает стеклянное горлышко препарата, разрывает упаковку шприца, нажимает ногой на металлическое ведро и выкидывает мусор. Появляется передо мной, проводит спиртовой салфеткой по венам и вонзает иглу. Всё плывёт перед глазами, тело расслабляется, и я, наконец, могу ощущать свои мышцы. Меня переносят на стол, чтобы сделать магнитно-резонансную томографию. Я не собираюсь бороться со сном, тем более когда передо мной возникает образ моего брата, одетого как в тот день на реке. Протягиваю ему руку и хватаюсь за него, боясь споткнуться. Я понимаю, что мы на самом деле не летим с ним по тоннелю, это всё наркоз. И все эти странные розовые волны всего лишь моё воображение. Только мне хорошо рядом с ним, спокойно. Нас покачивает на волнах, расслабляя. Я не знаю, сколько времени я нахожусь в этом состоянии, но для меня это буквально миг, потому что, проснувшись, я теперь лежу на кушетке в кабинете врача, которого даже не вижу. Попытавшись привстать, снова падаю на спину и сдаюсь, что уж послушаю и здесь. Приглушённый разговор и голос, отдалённо напоминающий Уайлда, только этот серьёзный и более грубый. У меня теперь все будут на него похожи, нельзя столько говорить с человеком.

– Я рекомендую прекратить приём препарата с содержанием лития, – твёрдо говорит врач.

– Но это невозможно, – тут же отвечает, начиная волноваться, отец, – она становится неуправляемой, иногда срывы приводят к травмам.

– Хочу вас уверить, я сопоставил данные о структуре её мозга. Участки гиппокампа уменьшаются при биполярном расстройстве. В вашем случае при приёме этих препаратов вызывает периоды маний. Они работают по определённой схеме, сначала контролируют её настроение, только не распределяют жизненные ресурсы. Сегодня она смеётся в течение нескольких часов, завтра не сможет подняться с кровати… настолько будет вымотана. У людей, страдающих биполярным аффективным расстройством, мозг похож на «карту» поражаемых зон мозга. Мы многое знаем, но лечение практически всегда выбрано методом проб и ошибок. Литий не ваш случай, – объясняет врач. – Серое вещество, основной компонент центральной нервной системы человека, в нём содержатся клеточные тела нейронов. Самые сильные потери серого вещества наблюдаются в лобной и височной долях коры головного мозга – зонах, связанных в том числе с регуляцией функций мышления, речи и слуховым восприятием. Простым языком, Лее стало хуже.

– Но доктор Шмидт советовал… – моя мать замолкает, всхлипнув.

– Он ошибся, – огорчённо говорит доктор, – они все ошиблись. Лечение не должно вредить организму. Точно так же не надо экспериментировать, перетаскивая девушку из одной клиники в другую. Она провела здесь достаточно времени, чтобы я мог сделать вывод. Я предлагаю вам альтернативу. Это новая методика, и никто не исключает, что это плацебо. Она молодая, и столько времени прошло с того дня… – он замолкает, и я дёргаю занавеску, привлекая к себе внимание, но меня будто нет для них, не существую.

– Эй, ребятки, хватит говорить обо мне в третьем лице! Я не умираю, окей, мне стало страшно, но сейчас всё нормально, – громко говорю я, перебивая собравшуюся компанию. – Мам, помоги мне встать, – чувствую прилив сил и даже какой-то странной агрессии. – Ма!

Снова приподнимаюсь, но тело всё ещё не отошло от наркоза.

– Лея молодая, и если её организм до сих пор нормально функционирует, сердце продолжает работу, как и мозг, – у нас есть все шансы, – голос врача реально похож на Уэйна, я снова дёргаю шторку и успеваю заметить синий халат и кусок резиновой тапки, в котором обычно ходят врачи по больнице. Отлично. Я никогда не узнаю, кто там такой умный и невежественный. Будто я здесь никто и меня просто игнорируют.

– Это моя маленькая девочка, моя дочь, я всё отдам ради неё, – говорит папа, и у меня ускоряется сердцебиение. – Никакие ваши убеждения не заставят отменить препарат! Категорически нет! Дайте мне документы, доказывающие, что лечение доктора Шмидта не помогает. Если у вас нет никаких доказательств, катитесь в ад.

– Артур, – мама всхлипывает, – а если поможет?

– Даже думать об этом не хочу! Прекрати рыдать, Марика, она справится! У Шмидта такой опыт! – папе бы за демократов выступать с этим лозунгом, потрясающий тон, способный выдавить слезу у кого угодно. – Молодой человек, займитесь своей работой!

Я поняла, что никто не собирается обращать на меня внимание, может, не слышат или мне кажется, что дверь близко к моей кушетке. Не знаю. Только вот взглянуть бы в лицо этого любителя пугать.

– Сегодня и завтра мы посмотрим, как поведёт себя контрастное вещество, и продолжим лечение. Доброго дня, – врач, кажется, уходит, и, сказать честно, я разочарована, взглянуть бы на него одним глазком, мало ли, может, он вызовет во мне симпатию.

Ожидание никогда не было моей сильной стороной, в данную минуту я всё так же лежу на кушетке и пялюсь в потолок. Мои родители, видимо, решили испытать судьбу и мои повёрнутые мозги, раз уж тянут время. Сначала появляется заплаканная мама, она останавливается надо мной и начинает причитать, гладя меня по голове.

– Мам, прекращай, я не умерла, – бубню я, желая всеми фибрами души откинуть её руку от своего лица, но долбаный наркоз снова сделал меня обессиленной.

– Лея, – она тяжело вздыхает и начинает гладить моё лицо.

– Мам, – шепчу я, – помоги мне встать, или я сделаю это сама, – и вот, будто, наконец, очнувшись, моя родительница, широко распахнув глаза, обнаруживает, что вот она я. – Ты проснулась!

– Я даже успела покричать вам, если уж на то пошло, – констатирую факт, и, кажется, это никак не влияет на ход дальнейших событий.

Мне помогают подняться, пересаживают в кресло и везут к машине. Чуть поодаль от нас идёт мой отец, он задумчив и мрачен. И мне становится интересно, что же ещё ему сказал такого доктор. Неужели мои дела действительно настолько плохи? Чувствительность возвращается в моё тело, очень аккуратно я привстаю и пересаживаюсь в машину, родители страхуют меня, но в этом уже нет необходимости.

– Лея, – папа садится ближе ко мне, – бывают ли у тебя странные ощущения?

Я прячу телефон под своё бедро, делаю вид, что задумалась, но меня не очень интересует этот разговор.

– Жизнь вообще странная штука, пап, – закатываю глаза, усмехнувшись, – что для тебя странность?

– Выбрось из головы, это был глупый вопрос, – он усаживается удобнее и смотрит перед собой.

У меня ни разу не было представления на такую фразу, как «я слышу твои мысли или думай тише», но сейчас был именно этот момент. Отец в буквальном смысле сверлил пустоту взглядом и решал задачу, не подвластную для его ума. Могло показаться, что он силой мысли старается изменить что-то, но не выходит.

– Я только хотел, чтобы ты знала… как сильно люблю тебя, – произносит он неожиданно и прижимает меня к себе, неловкое движение, и я роняю свой телефон на пол, так и не посмотрев, пришло ли сообщение. – Что ты там постоянно смотришь? – он поднимает мой телефон, крутит его в руках.

– Это личное, – только уже поздно пытаться забрать смартфон, экран загорается и… что за чертовщина?

– Я заметил это только сегодня и спросил у твоего доктора, может ли это быть последствиями от неправильного лечения? И он предложил мне вывести тебя на честный разговор, собрать больше информации. Теперь ты можешь рассказать мне о своих странных ощущениях или поведении? – он тяжело вздыхает, отдаёт мне телефон. – Давно ты пишешь сообщения сама себе?

– Не надо, – я начинаю прокручивать всю переписку, ничего не понимая и отказываясь верить в это. – Я не сумасшедшая! Этот телефон сломался и, видимо, просто заглючил. – Нервно нажимаю на кнопки. Затем с силой бью его об пол, наступаю каблуками на сенсор, пока сенсор не превращается в крошку. – Я не сошла с ума! Мне написал реальный человек, и у меня нет ни одной долбаной идеи, куда делись его сообщения! – поднимаю растерзанный смартфон, нажимаю на кнопку открытия окна и вышвыриваю его. – Мне плевать, что ты думаешь! Плевать, что вы говорите при враче обо мне в третьем лице.

– Лея, детка, подожди, – останавливает меня мама.

– Никто не смеет копаться в моём грязном белье, ясно? Не надо смотреть на меня так, у меня есть личная жизнь, есть парень, и никакая болезнь не заставит меня сдаться, – слезы внезапно брызгают из моих глаз. – Я не хочу больше вас видеть! Пусть водитель остановит машину! – ору не своим голосом.

– Успокойся, сядь, пожалуйста, прошу тебя, – восклицает мама и лезет в сумочку, отец резко наваливается на меня всем телом и удерживает полулёжа на сидении.

– Слезь с меня! Я ненавижу тебя! – хриплю под его весом, моё дыхание становится тяжёлым, глаза будто выдавливают из глазниц. Резкая боль в руке, я вырываюсь из рук отца, но всё тщетно.

– Тебе надо чётко разграничивать реальное от выдуманного, иначе ты никогда не проснёшься, – шёпотом произносит отец.

Мои веки наливаются свинцом, хватка на мне слабеет, что-то мягкое появляется под моей головой, и я засыпаю безмятежным сном.

Глава 6

Вчера мне пришлось остаться с ночёвкой дома. И проспав практически до обеда следующего дня, я не хотела вспоминать о произошедшем. Только не могла остановиться думать, накручивать и усложнять. Другой вычеркнет произошедшее и любое упоминание «о нём».

– Доброе утро, мисс. Вы должны принять лекарства во время завтрака. Не разжёвывая капсулы, только запивая достаточным количеством воды, – горничная ставит пластиковый столик на мои ноги, затем размещает поднос.

Это начинается снова, значит, отец сообщил врачу о моих «странностях», разговоре с «собой» и агрессии. А ещё моя истерика и сопротивление, конечно, не прошли даром ни для кого. Наверно, поэтому мой день не начался с приветливой улыбки родителей и прислуги. А что они хотели?

В каждой из моих справок написано короткое – БАР. Каждый раз, когда меняется погода или я очень сильно расстроюсь, мозг начинает забавляться, переключая канал на неадекватную часть меня. В пятнадцать я сбежала в другой штат, пока мой теперь уже бывший парень был на важном совещании, потеряла свой телефон и подселилась в захудалую гостиницу с клопами. Чувствовала себя такой не нужной этому миру, мне не было места в нем.

В девятнадцать пыталась утопиться в чёрной реке… Затем перерезать вены… Что дальше?

Жизнь с этим расстройством – это мой личный ад. Я даже не подозревала, что это уже не в первый раз я веду себя странным образом. Если объяснить на понятном языке: я радио или телевизор со сломанной антенной, постоянно есть помехи, которые мешают системе работать без сбоев. Мысли и настроение находятся вне баланса, скорее, в его поиске. Нет палитры цветов, только две палочки на маленьком тесте. И они обязательно чёрная и белая. На меня словно не хватило краски, и все, что мне осталось, это выживать. Я – ошибка по распределению жизненных ресурсов…

В данный момент вокруг меня вились две девчонки горничные. Они расставляли приборы и боялись поднять на меня глаза, обиделись с того раза. Плохо выходить из себя и сваливать вину на других, только я ведь не со зла. Смиренно я открываю ненавистный йогурт, на кончике ложки застывает белая жидкость. Отправляю её в рот, чувствую кисловатый привкус, он растворяется на моём языке, отправляется в желудок. Четыре разноцветные таблетки выставляю в ряд по цветовой гамме. Белый конверт на новом телефоне манит открыть его, покончить с ожиданием, в то же самое время пугает. Гаджет принесли совсем недавно, и ещё ни одна душа, в том числе и я, не знает новый номер. Что же за сообщение может висеть уже битый час?