Я (не) в порядке

Ника входит внутрь и закрывает за собой дверь. Руки трясутся. Чтобы унять дрожь, прячет их в карманы и опускает голову.

В узком и маленьком кабинете с белыми и пустыми стенами ярко светит лампа. Ее желтое свечение – единственный источник света, потому что окно плотно зашторено. За темным столом, прямо напротив входа, сидит женщина, одетая в странную рубашку с пальмовыми листьями, на ее макушке взлохмаченный пучок, а с шеи свисает цепочка с золотой и узорчатой буквой «А». Она не очень похожа на психологшу, больше на какого-то подростка, который не хочет затмеваться среди прочих людей.

– Здравствуй, Ника. Рада, что ты пришла! Садись, пожалуйста, – приветливо отзывается психологша в странной рубашке и подзывает гостью сесть в кресло, что стоит рядом у стены.

Ника проходит мимо деревянного стеллажа такого же оттенка как стол и садится в мягкое кресло кофейного оттенка. Опустив взгляд на носочки ботинок, девочка нервно ждет, когда же женщина начнет свою триаду. В ногах какой-то зуд. Ей хочется вскочить и убежать отсюда.

– Если ты вдруг забыла, то меня зовут Софи Павловна. Или просто Софи. Как тебе удобно, – мягко произносит женщина и достает из стола какую-то голубую папку с надписью в углу «Потемкина Н.». Девочка ковыряет заусенец на большом пальце и ерзает, как будто под ней колкие иголки.

Написав что-то, женщина закрывает папку и убирает на край стола. Складывает руки на столе.

– Ника, – спрашивает осторожно, – ты помнишь, почему здесь?

Не поднимая головы, та кивает и поджимает губы.

Конечно же, она помнит.

В кабинете директора напряженная обстановка. Мало того, что помещение небольшое и его законную половину занимает Г-образный стол, так еще и люди столпились так, что не продохнуть.

Ника стоит около двери, прижавшись спиной к стене, и бездумно глядит в пол, спрятав руки в карманы худи. С ее мамой разговаривает директор. Рядом с ними стоит замдиректора, классная руководительница и психологша, внимательно следя за разговорами. Владислав Давыдович, с напряжением, нахмурив брови, смотрит на мать ученицы и требует объяснений:

– Мне позвонили с больницы и рассказали о том, что ваша дочь пыталась сделать. Как вы это объясните?

Женщина вздыхает, теребит сережку и отвечает:

– Понимаете. Дочка потеряла месяц назад своего дедушку и поэтому…

Ника морщит нос и горько усмехается. Слова матери, как соль в открытую рану. Женщина готова придумать и приплести хоть что, лишь бы отвести подозрения от своего мужа. Смерть дедушки был толчком в решении, но не основном причиной. Поискать причину стоит в каждом дне, когда девочка не может проглотить ком в горле и задыхается от боли и унижения.

– Тогда она должна посещать школьного психолога, – заключает директор, встав из-за стола.

В беседу подключается женщина, стоящая рядом:

– Думаю, ей стоит приходить ко мне три раза в неделю.

Мать протестует, выпрямив спину:

– Нет уж! Мы с дочерью поговорили, и она поняла, что совершила ошибку. Больше такого не будет.

– То, что вы поговорили с ней – это правильно, но… – психологша делает шаг вперед, – видите ли, у тех, кто пытался совершить подобное, может появиться желание доделать все до конца. Они могут притворяться и говорить всем, что больше так не будут, а в голове придумают план очередной попытки. Очень важно в этот период следить за человеком.

Сердце в груди подскакивает. Ника поднимает голову и натыкается на взгляд Софи Павловны. В ее карих глазах читается сочувствие с поднятыми бровями «домиком». На мгновение, девочке кажется, что психологша понимает ее.

В тот день мама девочки смогла настоять на том, чтобы ее дочь ходила только раз в неделю и не больше. День же выбрали «понедельник». Так сказать, расписали жизнь Ники без ее участия. А как иначе? Ведь взрослые знают как лучше. Перед тем, как все разошлись, директор настоял, чтобы о случае с Потемкиной никто не узнал, дабы уберечь ее от лишнего внимания и вопросов. В этом девочка была с ним согласна.

Софи Павловна переехала этим летом и заменила прошлого психолога, потому что та вышла на пенсию. Наверное, поэтому, женщина так бойко отстаивает право на приход к ней Ники и остро реагирует на проблему. Прошлая не стала бы настаивать и согласилась с матерью девочки, пустив все на самотек. Директору бы сказала что-то разумное, дав пустых обещаний, и на этом все бы закончилось. Она всегда считала, что излечить любые душевные болезни можно только отдыхом.

Потемкина считает, что новая психологша не сможет продержаться так долго заботливой и чуткой к другим. В конце концов, все будут игнорировать проблемы, потому что это куда проще, чем пытаться их исправить.

– 2-

В течение десяти минут Софи Павловна разговаривает с Потемкиной, задавай различные вопросы, но девочка как сидела молча, так и сидит. Только ковыряет заусенец на большом пальце.

Если ей нужно приходить сюда, то это не значит, что необходимо отвечать и поддерживать разговор. Одного присутствия хватит.

Наконец, психологша сдается. Тяжело вздыхает и молчит некоторое время, зажав переносицу двумя пальцами.

– Ника, если ты так и будешь молчать, я не смогу помочь тебе, – говорит спокойно.

Она опускает руку и тихо добавляет:

– Пожалуйста, откройся мне.

Девочка прекращает мучить заусенец. Сжимает руки в кулаки, впивая ногти в ладони. Краснеет и молчит.

Софи отпускает девочку домой, так и не дождавшись ни одного слова.

Ника быстро сбегает вниз по лестнице, надевая наушники. Забирает в открытой и пустой гардеробной свой маленький черный зон и выходит на улицу. Прохладный воздух с дождем охлаждает опаленные щеки. Становится легче дышать.

Ливень, шедший утром, превращается в изморось – в маленькие, едва видимые капли сырости, заволакивающие здания, прохожих и проезжающие мимо автомобили сероватой дымкой.

Огибая здоровые лужи на черной земле, тянущейся по обе стороны от мокрого асфальта, Ника слушает музыку и думает о том, как все поменялось в ее жизни. В прошлом году, в это же самое время она бежала домой, чтобы не опоздать ни на одну секунду. Ведь родители всегда следят за временем. В ней билось желание жить с каждым новым стуком сердца. Сейчас этого и близко нет. Ничего нет. Кроме одного единственного – страха. И… злости?

Вспомнив о новеньком, Ника замедляет шаг. Серая лужа под ногами отражает темное и размытое очертание фигуры с зонтом. Ее. Потемкина и не знает теперь, почему так рассердилась на Сафронова. Он не кричал и не говорил каких-то плохих слов в ее адрес. Спокойно сказал, что не нуждается в помощи. Так что в нем рассердило ее?

Догадка приходит внезапно, как молния, сверкнувшая где-то позади. Ее фигура, от яркого свечения, становится еще темней, отражаясь в лужах. Она – дочь своего отца. Вот почему в ней злость. От него.

Сглотнув вязкий ком в горле, девочка ускоряет шаг. Вскоре показывается ее улица. У деревянного чуть покосившего забора стоит «Тиран». Черный автомобиль с высокой посадкой, длинным кузовом и кенгурятником впереди, похож на свирепую собаку в наморднике. Только увидев машину, сердце ухает вниз, тяжелым камнем. Отец дома.

Пересилив страх, Ника входит в ограду и поднимается по ступеням. Отрясает зонт от влаги и входит внутрь, оказавшись в небольшой, но темной прихожей, которая превращается в короткий коридор и соединяет собой проемы помещений. С правой стороны ванная комната и спальня родителей, а слева зал и кухня. Ее собственный укромный уголок находится впереди, где раньше, до ее рождения, была кладовая.

Родители слышат, как она заходит в дом, потому прекращают говорить и строгий голос отца зовет дочь:

– Ника. Быстро иди сюда.

Ему не нужно повышать нотки в голосе, чтобы позвать ее. Даже если в доме будет очень шумно, она услышит его металлический скрежет слов и прибежит, чем бы ни занималась.

Как можно быстрее, девочка снимет обувь, оставляет ее стекать на коврик, вешает зонт на крючок и идет к родителям.

Кухня не шибко большая, но и не сказать что маленькая. Стены помещения обклеены желтыми обоями с маленькими коричневыми цветочками, местами они выцвели, а в углах стали выпуклыми. Напротив проема расположено окно, закрытое сейчас шторами грязного оттенка, а единственный источник света – люстра с тремя лампами, из которых работает лишь одна. Кухонные шкафы заставлены грязной посудой из-за недавней готовки, а на плите и само блюдо. Судя по запаху – это рассольник с солеными огурцами. За квадратным столом, с тонкими ножками у стены, сидит отец. Перед его носом жена забирает уже пустую тарелку, и тряпкой счищает крошки хлеба. Он же, как хозяин дома, ждет своего напитка, а пока прожигает взглядом девочку в проеме.

– Почему так поздно? – спрашивает с раздражением.

– Была у Софи Павловны, – отвечает дочь, разглядывая неровности на полу.

– Ты ничего ей не сказала?

Понимая, на что намекает отец, она машет головой в стороны.