Несудьба

– Что? – Поднимаю голову и смотрю на него, а он улыбается отчего-то и добивает меня:

– Ты очень красивая.

Мило, конечно. Чувствую, как краснею, боже, как пятиклассница какая-то. Организм, что за предательство? Обязательно реагировать на него именно так?

Не решаюсь ему ответить хоть что-то. Во-первых, у меня наверняка будет дрожать голос после его слов. Во-вторых, я вообще не представляю, что говорить. А в-третьих… какой смысл в словах? Их стоило бы сказать гораздо раньше, а не сейчас, когда мы уже абсолютно чужие друг другу люди.

– Готово, – говорю, закрепляя повязку. Встаю и отхожу к своему столу, начиная бездумно перекладывать вещи с места на место, имитируя бурную деятельность. Только бы занять руки хоть чем-то и сделать вид вселенской занятости. – Постарайся сильно не напрягать ногу, важно не сделать хуже.

– После игры зайду, – звучит за спиной после секундной паузы, и через несколько мгновений я слышу звук закрывшейся двери.

Хорошо, что сейчас ему нужно спешить на третий период. Эта неловкость от его слов… мы бы не смогли продолжить нормальный разговор после этого.

Осталось только каким-то чудом после игры поставить ему укол с холодной головой и уговорить свои руки не дрожать при виде него.

На третий период выхожу совершенно с другими эмоциями. Первые два я смотрела на свою нынешнюю и прошлую команду, сейчас же мне приходится смотреть на парня, в которого я была безответно влюблена и страдала от разбитого сердца, когда мне пришлось уехать в другой город.

Кажется, теперь я замечаю его везде. Фамилия «Булгаков» мелькает перед глазами чаще остальных, хотя оба периода до этого я и правда ее просто не замечала.

Я вижу еще одно его падение и морщусь болезненно вместе с ним. Боже… надеюсь, он не сделал хуже, неужели нельзя играть как-то аккуратнее?

До конца игры доживаю практически не дыша. Сердце то стучит слишком быстро, то замедляется и вообще отказывается работать. Я почти никогда не смотрю хоккей с такими эмоциями, но сегодняшняя игра просто разбивает меня на мелкие осколки.

Нельзя встретить свою первую любовь и не ощутить при этом никаких эмоций. Я уверена, что каждый человек в подобной ситуации хоть что-то, но почувствовал бы. В моем случае это «хоть что-то» ломает меня изнутри.

«Феникс» выигрывает. Забивает решающую шайбу на последних секундах, и я в глубине души радуюсь за них, естественно, не показывая этих эмоций. Моя команда не поймет.

Убегаю в свой кабинет под расстроенный гул трибун самой первой из всех. Мне нужно спрятаться, срочно, так быстро, как только возможно.

На самом деле хочется по-детски сбежать домой. Быстро собраться, поймать такси и молча уйти. А потом сказать, что просто забыла об уколах и еще одном осмотре травмы Сережи.

Только моя ответственность не дает облегчить себе жизнь, и я сажусь за отчетность сразу, как только вхожу в кабинет, чтобы занять мысли хоть чем-то, кроме…

Сережа приходит очень быстро, на самом деле. Я едва успеваю разложить все документы и включить ноутбук, погрузиться в отчетность и выдохнуть, как снова мне приходится ощущать все те эмоции, от которых я так отчаянно пыталась сбежать.

Я слышу стук в дверь, и даже это относит меня на два года назад, когда я каждый день с замиранием сердца ждала именно этого стука.

Три коротких и быстрых и один – самый сильный и громкий, как точка. Он всегда так стучал, только он. Это было своеобразным кодом, по которому я сразу понимала, кто стоит за дверью, и… И сейчас понимаю тоже.

Нужно срочно взять себя в руки.

Он входит, хромая, мне совсем не нравится это. Нужно отправить его на рентген, чтобы исключить серьезные травмы. Не хватало еще ему добить себя и уехать на скорой.

– Привет еще раз, – говорит как будто бы и не своим голосом. Сейчас он уже не в форме, в обычной одежде, и это еще сильнее вводит меня в ступор.

Руки почти полностью забиты татуировками, а черная футболка облегает все слишком уж четко очерченные мускулы торса и рук. Это выглядит почти неприлично, но я совру, если скажу, что это не привлекательно.

Все еще не понимаю, как за два года можно стать абсолютно другим человеком. И пока еще не знаю, какая из версий Сережи нравится мне больше…

– Садись, я осмотрю ногу, – киваю на кушетку, отхожу к раковине вымыть руки и снова чувствую слишком пристальный взгляд на своем затылке. Да чтоб тебя, Булгаков, уезжай туда, откуда приехал!

– Тебе очень хорошо с такой прической, – говорит мне, под «такой» имея в виду высокий хвост. Раньше я носила только косу, с другой прической он меня и не видел, и мне льстит, конечно, что он запомнил, но и одновременно с этим бесит.

– Спасибо, – отвечаю сухо. Стараюсь. Зачем он все это сейчас? Я не вижу смысла, правда. – Штанину задирай.

Пока осматриваю ногу – молчит. Хоть на это ему хватает ума, потому что разговоров, пока сижу перед ним, я не выдержала бы. Это уж точно слишком.

Кажется, хуже он не сделал, но на рентген отправлю на всякий случай, чтобы точно удостовериться. Не хочу ошибиться и сделать парня инвалидом в двадцать один год.

– Нужно поставить укол.

– Снимать штаны? – веселится.

– В колено. Терпи, будет больно. Потом выпишу направление на рентген в нашу местную поликлинику, сходишь, сделаешь, результаты принесешь, понял?

– Понял, принял, осознал, запомнил, будет исполнен… ай! – прерывается на болезненный стон, когда ставлю ему кол. Он действительно не из приятных. – Предупреждать же надо.

– Так я предупредила, – говорю, пока ввожу лекарство. – Сказала, что будет больно. Готово.

Отхожу к столу, выписывая направление. Хочу побыстрее с этим покончить.

– Этот «Титан» тебя заморозил, ты стала ледяной принцессой, – шутливо ворчит Сережа, но мне не до смеха. Потому что это не «Титан» меня заморозил, если уж совсем честно. – Возвращайся к нам, а? Будешь самым красивым «Фениксом» стаи.

Я упорно его игнорирую. С таким Сережей я еще не встречалась. Два года назад он лишнее слово сказать не решался, а тут намеки какие-то, предложения. С ума сойти.

– Вот направление, – протягиваю ему бумагу, – там с утра до двенадцати принимают. Можешь идти.

Говорю и увожу взгляд обратно в ноутбук, всем своим видом показывая занятость и незаинтересованность в дальнейшем диалоге. Но Сережу, кажется, это не особо волнует. Он, как настоящий вандал, закрывает мой ноут и опирается локтями на стол, оказываясь слишком уж близко ко мне. Мы практически касаемся носами, мне дико неловко.

– А если я не хочу идти? – говорит негромко, посылая этим шепотом по моим рукам мурашки.

– Тогда ползи. У меня много работы.

– Давай погуляем? – предлагает неожиданно. У меня глаза чуть не выпадают из орбит от этих слов. Он серьезно сейчас?

– Боюсь, тренер и команда не оценят, если я пойду гулять с одним из соперников как раз в период важнейших игр, – отодвигаюсь от него, упираясь спинкой стула в стену. Я в ловушке, вот же…

– Только это тебя останавливает? – Он спрашивает это с какой-то странной эмоцией, я не успеваю уловить. В моменте мне кажется, что он надо мной насмехается, и меня тут же прорывает на справедливость.

Чтобы выбраться из ловушки и слишком навязчивого аромата его парфюма, встаю на ноги и складываю руки на груди. Сереже тоже приходится подняться, он даже заинтересованно поднимает брови, явно намереваясь услышать какую-то крутую историю, но-о-о-о… Я выдаю самый банальный, но правдивый ответ. Где беру на это силы и смелость, не знаю, но вдыхаю побольше воздуха и говорю:

– Я не пойду с тобой гулять по той же причине, по которой я не реагирую и не собираюсь реагировать на твои комплименты и любые другие слова в мою сторону, Сереж. Слишком поздно. Два года назад я бы радовалась этому как дура, но не сейчас. Так что давай сделаем так, чтобы на этом вашем выезде единственное, что будет нас с тобой сталкивать, – это твоя стремительно восстанавливающаяся нога. Хорошо?

Он молчит несколько секунд. Смотрит прямо в глаза, думает о чем-то, наверное, прищуривается немного, а потом выдает лаконичное:

– Нет.

Глава 10