Одно к одному. Полина и Измайлов

Я оглянулась и увидела тело Лени.

Тут позвонил главный редактор, с которым я связалась после налета телевизионщиков:

– Держишь оборону, Полина? Держи, девочка, держи. Будут еще всякие обзывать нашу газету занюханным изданием.

– Будут, – вздохнула я. – Потерпите, попридержите информацию, все-таки необходимо получить разрешение.

– Не придерживал бы, ты не сказала бы, что будут, – вздохнул порядочный журналист старой формации.

– Я в том смысле, что никчемных и бездарных никто никак не обзывает. Погодите…

Ко мне сомнамбулически приближалась Ленка. После укола она валялась в полузабытьи в гостиной.

– Лен, можно сообщить общественности о гибели Леонида? – спросила я.

– А ты советовалась с адвокатами? – взвилась вдруг она.

Натренировал ее Леня. Я посоветовалась с адвокатами по телефону. Трое лысых мужчин в вызывающе элегантных костюмах примчались через двадцать семь минут, что означало их житье за городом в собственных коттеджах. Они мягко упрекнули Ленку в скрытности, мол, не подружкам, а им надо первым сообщать абсолютно все. Потом схватились, кто за голову, кто за сердце, кто за поясницу при упоминании телевидения. Их руки вернулись в висячее положение лишь после моих уверений в том, что кроме кадров с унитазом и умывальником Садовниковых ребятам ничего не досталось.

– Шила в мешке не утаишь, – пробормотал самый старший из троицы.

И они пообещали не предъявлять претензий, если наше сообщение о смерти господина Садовникова «не будет изобиловать подробностями и домыслами».

– Это будет очень короткое и корректное сообщение, – сказала я. – Что еще я могу сделать для Лены и Лени? Ну, а уж потом другие грязи пональют.

Ленка снова зарыдала. Я быстро позвонила в редакцию и отвела приятельницу в спальню на второй этаж. Не успела спуститься с лестницы в холл, как туда вошли парни Виктора Николаевича Измайлова – капитаны Сергей Балков, Борис Юрьев и старший лейтенант Костя Воробьев. Значит, местные кадры сообщили наверх, начальство Вика вошло в курс дела и выходить не собиралось. Высоко котировался Леонид Александрович Садовников на Москве. Если бы он мог знать, кто будет разбираться в обстоятельствах его ранней странной смерти, остался бы доволен. Но сейчас за него удовлетворенно склонили лысины адвокаты.

Узрев меня, Борис Юрьев споткнулся на ровном месте. Сельские райотдельщики, которым не терпелось покинуть досконально осмотренный и со скуки подробно обсужденный дом Садовниковых, удивленно на него зыркнули, что еще сильнее настроило Борю против меня. В глубине души этот перспективный умник подозревает, что все трупы, возле которых я невольно кручусь, на моей совести. Я клянусь, что просто с очень многими и разными в городе знакома в силу непоседливости и любознательности, а с людьми ведь постоянно что-то происходит, включая неприятности и даже трагедии – не верит. Я могу поставлять ему по два убийцы на каждую жертву – не поможет. И боготворимый учитель Бориса Виктор Николаевич Измайлов тоже в понимании ученика своего рода жертва. Околдовала я мудреца. Не мог он по доброй воле влюбиться в беспокойную тощую, среднего роста брюнетку. Тогда как Боря прочил ему в дамы сердца вальяжную рослую, пышногрудую блондинку.

Когда-то Настасья подарила мне словесную картинку с натуры: анатомичка, запах формалина, дежурные принесли на лотке так называемые препараты – мозг, гениталии, внутренние органы – в зависимости от темы занятия. Младший курс, офонаревший от зубрежки латинских названий, боящийся расчлененной человеческой плоти, хоть и храбрящийся перед студентами других институтов, затравленно смотрит на очень немолодую преподавательницу. Та водит по журналу рукой, отпрепарировавшей не одну сотню трупов, и для затравки учит группу жизни:

– Вы, мальчики, не свихивайтесь на дылдах моделях. Помните, маленькая женщина – украшение дома, большая – украшение улицы.

Я все никак не найду случая рассказать об этом Борису. Молча украшаю, что положено, то есть мою, стираю, убираю, причем у мужчины, который до моего появления в его судьбе прекрасно справлялся своими силами. А именно, не мусорил, регулярно носил белье в прачечную и не ел дома ничего, кроме шоколадной пасты и мягких батонов.

А вот Сергей Балков приемлет любой выбор своего наставника, хотя ему, степенному, моя импульсивность в тягость. Кстати, Юрьев не задумывался, каково Сереже выносить его истероидную артистичность? Но я никак не могу внушить Вику, что Балков более благодарный и чуткий последователь. Полковник упорно считает основательного Балкова рабочим приложением к интуитивному, творческому Юрьеву. Как бы то ни было, с Сергеем мы дружим.

Косте Воробьеву равно плевать на всех, кроме жены и новорожденного сына. Вообще-то в смысле пользы я ценюсь им выше, чем Измайлов, Балков и Юрьев вместе взятые. Потому что сто-о-лько знаю о памперсах, смесях для детского питания, диатезе и прямой связи младенцев с космосом. Костя даже считает долгом благодарности после каждой консультации делать мне скучные комплименты.

Итак, при виде меня Юрьев скуксился. Он же лицезрел убийцу Садовникова, вину которой опять не получится доказать. Странно, но выражения его и охранника лиц были очень похожими. «Надо бы к зеркалу подойти, – промелькнуло в моей голове. – Я из дома выскочила впопыхах, поэтому запросто могла чего-то не одеть или забыть снять». Балков приветливо кивнул и улыбнулся улыбкой ребенка, к которому неожиданно сам собой прикатился мячик. А Воробьев тихо засмеялся, предвкушая возможность беседы о рекордной продолжительности ночной сухости грудничка, дабы его мама во сне набиралась сил на дневные кормления. Я оглядела их вместе и невольно криво усмехнулась. Юрьев высок и тонок, Балков невысок и коренаст, а Воробьев – нечто среднее между ними. Подумала: «Насколько интереснее было бы по-другому. Но у природы все сгруппировано, типаж есть типаж, и никуда от него. А если и есть, куда, то, видно, не нам». Спасительные мои отключки – неожиданные мысли не по теме. Отвлекшись типажом, я не расслышала, что прошипел Борис, и необходимость немедленно придумывать обидный ответ отпала. На время, надо полагать.

Ребят затормошили истомившиеся коллеги. После довольно беглого осмотра парни Измайлова внимательно изучили ту самую справку о введении в организм Лени препарата, который реагирует на алкоголь по принципу «лучше смерть». Бумажка лаконично предупреждала о возможных жутких последствиях даже крохотных и случайных доз спиртного и рекомендовала предъявлять саму себя реаниматологам в случае срыва. Если успеется, конечно.

– А на кой он себе другое зелье в вену вкатил? – озадачился Воробьев. – И так бы окочурился.

– Может, не верил, что действительно умрет от водки? – предположил Балков.

– Думал облегчить или ускорить процесс, – пояснил догадливый Юрьев.

– Или пытался самостоятельно спастись, – влезла я.

Тут безудержно завыла незаметно появившаяся на пороге кабинета Ленка. К прочим своим достоинствам еще и галантный Борис вскочил и принялся утешать новоиспеченную вдову. Поскольку тело Лени выносить не торопились, прикрыть не догадывались, а смотреть мимо никак не получалось, я выскользнула за дверь и потащилась в кухню. При этом лгала себе, будто совсем не чувствую дурноты, а просто собираюсь принести страдалице хозяйке свежей водички. За столом я обнаружила Настасью и санинструктора. Крепкие нервишками экстремалы не без аппетита поглощали яичницу с колбасой.

– Я сутки на ногах без пищи. И парень от голода еле жив, – объяснила Настасья. – Ленка проснулась?

– Она в руках оперативников, – промямлила я.

И ретировалась.

Когда я вернулась в кабинет, Ленка затихала в углу дивана, Балков с Воробьевым перебирали какие-то бумаги на письменном столе, неизвестно откуда взявшиеся эксперты снимали отпечатки пальцев со всего, что попадалось им на глаза, а уединившийся возле окна Борис Юрьев по телефону жалобно ябедничал Виктору Николаевичу Измайлову на мое невыносимое присутствие, хотя лично ему я ни слова не сказала, кроме «привет».

– Наверное, вдова пригласила, – предположил Вик.

Ну, нормальный человек, все понимает.

– Опять пришла, – застонал Юрьев.

– Гоните ее оттуда при первой возможности. Сева капризничает без мамы. Не предполагал, что она ему настолько нужна, – рыкнул полковник.

Знал, змей, что я максимально приближусь к Юрьеву, чтобы уловить, о чем речь. Борис победно посмотрел на меня, но в приличествующий его убийственному комментарию момент мне на грудь бросилась недоутешенная им Ленка. Из недр дома вылезли адвокаты и заметались в поисках валерьянки.

Полковник поинтересовался, почему все толкутся в одной комнате. Возмущение выражал крепкими словами.

– Только разгоним, снова, как саранча, слетаются, – пожаловался Юрьев. – Здесь технические неувязки с местными, Виктор Николаевич. Сейчас запрем всех приятелей Садовниковых где-нибудь. Они просьб не путаться под ногами не понимают. Правда, место происшествия далеко обходят.

Вероятно, Измайлов спросил, не с дворцовую ли залу злосчастный кабинет размером.

– Вроде того, – буркнул Юрьев.

– Не хамите там от раздражительности, – устало велел полковник. – Особенно за Балковым следи.

Кое-как вытолкали в соседнюю курительную хозяйку с адвокатами, но меня не успели.

– Довольно филонить, – разъяренно фыркнула я. – Технические неувязки у них! Плохо стороживших сторожей будем опрашивать?

– Уже, – выдохнул Сережа Балков. – Они хорошо сторожили, Поля, не греши.

– А где эта клиника для пропойц? Где врач, который его лечил?

– Найдем завтра утром, – неутомимо демонстрировал миролюбие Сергей.

– Отчитайся перед ней, отчитайся, – проворчал Юрьев. – Ее полковник велел домой к сыну гнать.

Я дышала ему в затылок, когда он говорил с Виком, и все слышала. Но таким образом Борис намекал, что ко всем моим недостаткам добавляет глухоту и слабоумие. Я снова не обиделась, потому что засмотрелась на труп Лени. Хоть тресни, придраться было не к чему. Самоубийство. Громадный кабинет в строгом порядке. По стенам картины. Высокие книжные шкафы. Кожаные диваны и кресла. Потухший камин. Возле него изящный резной столик и оттоманка, заметно облегчающие сдержанный стиль помещения. Они совершенно не вязались со шприцами, жгутами, ампулами. Даже с бутылкой – Леонид предпочитал хрустальные графины. Впрочем, сама смерть с этим милым предкаминьем не вязалась. «Почему? – терзалась я. – Зачем этак-то? Ему и пистолет купить – не проблема, и быстрого яда достать. Ведь и обкуренный доктор, и адекватная Настасья уверяли, что он умирал мучительно и совсем не молниеносно»…

– Виктор Николаевич когда-то сказал, что многие так себя наказывают, – словно откликнулся на мои сомнения Борис Юрьев.

Я обалдело подняла глаза на телепата. А, Боря читал лекцию Балкову и Воробьеву: