Дженис Джоплин – жемчужина рок-н-ролла

Я высматриваю ее дом на Плаза Драйв, которая извилисто тянется через один из престижных районов Прескотта. Она предупредила меня по телефону, что это будет здание «с настоящей лужайкой перед ним, что для Прескотта довольно необычно, здесь не принято выращивать траву». Невысокий дом зеленого цвета в стиле ранчо[15 - Популярный архитектурный стиль, возникший в США в 1920-е годы. Основные особенности: один этаж, раздвижные стеклянные двери, низкая крыша и т. д.] построен из камня и нескольких видов дерева. В открытом гараже стоит шикарная машина.

Дороти радушно приветствует меня в дверях и извиняется за то, что не приглашает в дом, объясняя, что с трудом может говорить и должна быть в постели. Мы буквально минуту говорим о Дженис, и я упоминаю, что Pearl сейчас считается лучшим альбомом, записанным женщиной. «Я вижу, вам нравится музыка Дженис, – говорит она, ее голубые глаза мигают. – Мне нравилась одна из ее песен».

«Какая?»

«Она была на первом альбоме».

Я спрашиваю, не Summertime ли это, но она не уверена. Ее глаза слезятся. «Я думаю, что буду горевать до последнего дня моей жизни», – произносит она.

Пытаясь хоть как-то подбодрить ее, я говорю, что Дженис может быть сейчас лучше, чем нам. «Господу понадобился хороший сильный голос». Она улыбается: «Может быть. Я всегда была активной прихожанкой».

Когда я сообщаю, что принес все материалы, она жадно тянется к ним. После того как бумаги попадают в ее руки, она произносит то, из-за чего я чувствую себя так, будто меня обвели вокруг пальца. «Моя дочь Лора сама кто-то вроде писательницы. Я не смогу больше беседовать с вами, до тех пор пока не посоветуюсь с близкими. Кроме того, у нас есть адвокат».

Проходят недели, я так и не получаю никакого ответа, тогда как адвокат присылает мне строгое письмо. Семья протестует против того, что я упомянул о моей встрече с миссис Джоплин в опроснике, который раздал выпускникам школы Томаса Джефферсона 1960 года. Пару месяцев спустя в Порт-Артуре одноклассница Дженис Линда Хиггинботэм Кэрролл показывает мне письмо, разосланное Лорой Джоплин выпускникам 1960-го, судя по которому, у нее сложилось ложное впечатление о моей встрече с ее матерью. Лора утверждает, что я приехал без предупреждения, но на самом-то деле я звонил миссис Джоплин за день до визита.

В конце письма Лора настаивает, что все воспоминания о Дженис получатели должны отправлять семье Джоплин. В 1988-м Лора решила написать собственную книгу и предлагала выпустить ее различным издательствам Нью-Йорка.

Впоследствии, во время моего очередного визита в администрацию Порт-Артура, Ивонн Саверлин сообщает мне, что миссис Джоплин «расстроена» из-за меня. Несмотря на это, я опять отправляюсь в Прескотт и звоню миссис Джоплин, в этот раз она резка. «Кто вы такой?» – спрашивает она. И, когда я напоминаю ей, говорит: «А, тот мужчина, что стоял в дверях моего дома четыре минуты». В этот раз она отказывается от разговора, объясняя, что «это нехорошо для ее душевного здоровья». Ей трудно примириться со смертью Дженис, и она холодно сообщает, что не собирается говорить с кем-то вроде меня. В конце тон ее становится мягче: «Я желаю вам удачи с вашей книгой». Джоплины переехали в Прескотт после того, как мистер Джоплин вышел на пенсию в 1976-м. По версии их соседа из Порт-Артура Боди Прайора, дурная слава Дженис вынудила их покинуть город. «Дошло до того, что я уже просто не мог ничего сказать им о Дженис – ни хорошего, ни плохого, – говорит Прайор. – У мистера и миссис Джоплин развился рак.

Они оба сумели побороть его, но это стало еще одной причиной желания уехать». «В Прескотте они вели жизнь пенсионеров, – добавляет он. – Им нравилось играть в бридж. Они стали инструкторами по бриджу». В 1987-м мистер Джоплин скончался в возрасте семидесяти семи лет в Явапайском Региональном медицинском центре.

До того как перебраться в Порт-Артур из Амарилло, Сет Уорд Джоплин окончил Техасский университет A&M. Переехав, он работал инженером-механиком в отделе упаковки в Texaco, где дорос до должности старшего контролера. «Один из самых приятных джентльменов, с которыми мне довелось работать», – рассказывает Глэдис Лейси, которая была его коллегой в Texaco в 1942–1944 годах. «Его установка – „живи и дай жить другим“. Именно так он и поступал. Он мне очень нравился. Он относился к другим по-христиански и никогда не вел непристойных разговоров».

Сет женился довольно поздно, надеясь сначала обзавестись кое-какими сбережениями, а потом они с Дороти откладывали рождение детей. В Техасе последствия Великой депрессии ощущались еще на протяжении значительной части 1940-х годов. Когда родилась Дженис, Сету было тридцать три – он был несколько старше и, наверное, менее уступчив, чем большинство отцов. В течение следующих лет родились еще одна дочь и сын, и первым уроком, который должны были усвоить дети, было воздержание. Для Дженис, маленькой девочки с копной волос и серо-голубыми глазами, этот урок пропал даром.

Дженис не только рассчитывала пойти собственным путем, но и полагала, что все должны аплодировать ей за то, что она сметает все препятствия на пути. Ее первая неудача случилась в возрасте четырех лет. Билл Уилсон, ходивший с Дженис в детский сад, вспоминает, как несчастлива она была, когда ее семья переехала из маленького дома на улице Проктер. Хотя их новый большой дом на Тридцать Второй, 4330, был не так уж далеко, для Порт-Артура 1940-х такой переезд был равен переселению в деревню. «Дженис рыдала, сокрушаясь, что они уехали слишком далеко и теперь она не сможет ходить в церковь», – вспоминает Уилсон. Потом его семья тоже переехала, и они вместе с Дженис пошли в начальную школу Тайрелл. «Она была стеснительной и милой», – говорит

Билл.

Мать Дженис преподавала в воскресной школе Первой Христианской церкви (Ученики Христа), и одной из ее учениц была Линда Паркер. В 1991 году, во время моей встречи с матерью Линды в церкви, она вспоминает: «Дороти прекрасно обращалась с детьми. Я помню, что Дженис носила белое кружевное платьице с вышивкой и выглядела как обычная маленькая девочка». Мать Билла Уилсона, Зенобия, вместе с Дороти состояла в Объединении женщин-христианок. Раз в месяц они собирались дома у кого-нибудь из членов организации. Дороти «была очень умна и отлично могла выразить свои мысли, – говорит Зенобия. – Она мне нравилась. Она была очень приятной». В доме Дороти женщинам подавали сэндвичи, мороженое, торты и Kool-Aid[16 - Популярный в США напиток – сухой растворимый лимонад.]. «Она была застенчивой маленькой девочкой. Таким же был и Билл. Он мог молчать часами, а потом расплакаться из-за того, что нужно было идти домой», – рассказывает Зенобия.

Джеймс Даттало, одноклассник Дженис со второго по шестой класс в начальной школе, называет ее «чрезвычайно умной маленькой девочкой с веснушками». Джеймс Рэй Гуидри вспоминает, что Дженис отлично училась. Он рассказывает, что на уроках чтения учеников делили на три группы: «умные, нормальные и отсталые – и мы с Дженис всегда были в первой. Я помнил бы ее, даже не стань она знаменитой. Она подошла ко мне в начальной школе и сказала: „Ты мне нравишься“. Мы решили, что поженимся в 21 год, и разговаривали об этом по телефону. К третьему классу мы уже были помолвлены. Я был у нее дома много раз. Один раз я пришел, когда все они собирались в отпуск, а Дженис разгуливала на деревянных ходулях и вела себя крайне беспокойно и даже неистово. Но она была по-настоящему милой маленькой девочкой из хорошей семьи. Как-то она пришла ко мне домой, и я попытался поцеловать ее, но она подняла руку и сказала: «Нет». Я ответил: «Хорошо, я все равно не знаю, как это делается». А однажды она сказала, что теперь ей нравится Билл Бейли, но мы остались друзьями. Билл был пухлым, похожим на Слагго[17 - Характерный персонаж комиксов.]».

Первая Христианская церковь устраивала однонедельные летние лагеря для детей в Вудвилле, Техас. И Рой Мерфи III, который сегодня работает юристом в Хьюстоне, вспоминает, как они с Дженис устраивали соревнования по «выплевыванию Coca-Cola». Девочки и мальчики жили в шести домиках, посвящая время изучению Библии, волейболу и покупке шоколадных батончиков и газированных напитков в столовой лагеря. Рой называет Дженис «обычной маленькой девочкой из семьи, жившей в Библейском поясе и посещавшей церковь каждое воскресенье». У родителей Роя был выгон с коровами и лошадьми. По его словам, Дженис часто приезжала туда, ей нравились животные.

И ребенком, и повзрослев, Дженис воспринимала мир как сверкающий дворец удовольствий, которыми следует насладиться здесь и сейчас. Этим устремлениям часто мешала ее мать, чья сила и воля были более чем сопоставимы с ее собственными. Любовь между матерью и дочерью была сильна и способна пережить испытания, которые им еще предстояли, однако почти с рождения Дженис и Дороти находились в состоянии войны друг с другом. Дженис в итоге превратилась в непослушного ребенка.

«Однажды Дженис пришла в воскресную школу в джодхпурах», – говорит мать Роя Мерфи. Мы беседуем перед утренней службой в Первой Христианской церкви незадолго до Рождества 1990-го, во время моей второй поездки в город. «Джодхпуры? – я пытаюсь представить, что это. – Вы имеете в виду бриджи для верховой езды?» Она кивает, а я спрашиваю: «Но разве это не смешно? Почему миссис Джоплин позволила ей сделать это?»

«Она считала, что должна поощрять стремление к самовыражению. Но не понимала, что это приведет к насмешкам».

Хотя Дженис сногсшибательно выглядела в детских платьях, в которые ее наряжала мать, она упорно стремилась носить брюки, что было неслыханно для Порт-Артура, да и почти всего остального света в 1940-е и 1950-е. Джерди Фонте-но, парикмахер Сета Джоплина, вспоминает: «Дженис всегда приходила с отцом, когда он стригся, и я ровняла ей челку. Даже в детстве она всегда была в брюках».

Она сквернословила. «Иногда Дженис грязно шутила в машине, – говорит Мэри Лоуфер, отвозившая детей в начальную школу. – Это удивляло остальных детей. Хотя чаще всего она хорошо себя вела, но в отдельные дни эта маленькая милая девочка шокировала нас». Мэри кажется, что дело было, когда Дженис ходила в пятый или шестой класс.

Дженис унаследовала любовь к музыке от обоих родителей, однако это качество она приобрела не самым радостным способом. Сет обычно усаживал в круг своих детей, включал им записи Пабло Казальса[18 - Пабло Казальс (исп. Pablo Casals, 29.12.1876–22.10.1973) – каталонский виолончелист, дирижер, композитор, музыкально-общественный деятель.], исполняющего Kol Nidre, и подчеркивал, как грустна эта музыка. Ее мать пела в церковном хоре и даже получила стипендию на изучение музыки в Техасском Христианском университете в Форт-Уэрте. Но когда Дженис была маленькой девочкой, ее матери сделали операцию на щитовидной железе, в ходе которой хирург случайно повредил нерв, соединяющийся с голосовыми связками, что навсегда лишило Дороти возможности петь. Сет продал ее пианино.

Печальный музыкальный опыт мамы глубоко повлиял на Дженис, у которой позднее развились двойственные чувства по отношению к пению. Тем не менее в детстве она любила свой голос и, чтобы заснуть, ночью часто напевала себе народные песни и спиричуэлс черных американцев, выученные в начальной школе. Поступление в хор Первой Христианской церкви дало Дженис все, в чем она нуждалась: Бога и секс. Во время встречи выпускников в 1970-м она скажет своему однокласснику Биллу МакКьюшену, ставшему священником: «Так значит, ты на другой стороне. Шучу. На самом деле мы с тобой на одной стороне. Просто у нас разные методы». Для Дженис Бог и секс – духовность, свобода и удовольствие – были неделимой сущностью жизни. Ее одинаково радовало как таинство крещения и пение псалмов в церкви, так и то, как мальчишки тискали ее грудь после занятий в хоре. Она любила жизнь, и что-то подсказывало ей, что если от чего-то хорошо, то только это и следует делать. Преподобный Даррелл Эванс, который ныне является пастором Христианской церкви Вест-бери в Хьюстоне, рассказывает: «Мы вместе с Дженис пели в церковном хоре. Она была очень активной, и среди мальчиков пошел слух, что если привести Дженис домой, с ней можно будет целоваться. После занятий в хоре мальчики кидали монетку, чтобы выбрать того, кто на этот раз попробует подкатить к ней.

Я хорошо ее знал, она была необыкновенной, сложной и заботливой, беспокоилась о других людях. Когда тебе было плохо, она всегда пыталась помочь. Она была стеснительной, но пробовала все на свете. Ее родители были хорошими людьми. Сет время от времени посещал церковь. Он был оригиналом со странным, нестандартным взглядом на вещи. Дороти же считала, что „не нужно раскачивать лодку“. Дженис не ладила с мамой – их взаимоотношения можно отнести к категории любовь-ненависть. Дженис любила ее, но и стыдилась, и чем более критично люди относились к самой Дженис, тем более мятежной она становилась. По сути, в основе всего негодования жителей Порт-Артура по поводу Дженис лежала следующая мысль: «Она занималась тем, чем я сам хотел бы заниматься, но боялся так поступать».

В неполной средней школе Вудро Вильсона Джоплин проявила себя очень способной ученицей: как талантливый автор школьной газеты Sea Breeze и издававшегося на мимеографе литературного журнала Driftwood, а также как замечательная художница. Работая волонтером в библиотеке, она создала серию иллюстраций для «Волшебника страны Оз» для летней программы чтения[19 - Summer reading programs – распространенная в США и Канаде практика в публичных библиотеках, нацеленная на поддержание интереса к чтению летом.]. Ее одноклассник Дэвид У. МакФэдден рассказывает: «Ходили слухи, что после работы Дженис целовалась с парнями за зданием библиотеки».

Если в школе ей нравился какой-нибудь симпатичный парень, вроде светловолосого Тима Берримана, она пыталась очаровать его остроумными непристойностями. Тим и Дженис вместе проходили юношеский курс по спасению утопающих, и ему приходилось тащить ее через школьный бассейн в позиции захвата через грудь. «Она была плоскогрудой мелочью в свои четырнадцать, как и все остальные девчонки здесь», – говорит Тим. Но Дженис было трудно противостоять, если она положила глаз на кого-то. Однажды Тим стоял в коридоре рядом с классной комнатой миссис О. Фламмерфелт, Дженис подошла к нему и вручила коробку. «Взгляни на это», – сказала она. На коробке была этикетка «Семейные драгоценности», и когда Тим открыл ее, он увидел два покрытых блестками грецких ореха, подвешенных и связанных вместе золотыми лентами. Как говорит Тим сейчас: «Молодые леди четырнадцати лет не делали ничего подобного в Порт-Артуре».

Дженис, взбалмошная, неординарная, с грубыми чертами лица, не пользовалась популярностью. Парни сторонились ее, предпочитая красивых и скромных девушек. Спустя годы в интервью Джону Бауэрсу для Playboy Дженис сумела выразить трагедию своей юности всего одной фразой: «В четырнадцать лет у меня совсем не было сисек». Ее одноклассник Джеймс Рэй Гуидри говорит: «Я был удивлен, когда услышал ее заявления о том, что в нее кидались камнями, потому что с самого начала учебы в неполной средней школе ее попросту игнорировали. В детстве Дженис была милой и симпатичной девочкой, но она не превратилась в девушку с тонкой талией, красивым лицом и соблазнительными формами. Средняя школа – самое ужасное время в жизни, время полового созревания и принятия сексуальной идентичности, формирования собственного образа. В этот период определяется, кто из мальчиков будет выглядеть взросло и солидно, а кто – останется ботаником. Девочки либо становятся принцессами, либо непопулярными тихонями. Для Дженис Джоплин была придумана отдельная категория: шлюха. В школьные годы ее не жаловали».

Неприятие со стороны мальчиков стало причиной антисоциального поведения. По рассказам Гуидри, Дженис начала общаться со шпаной. Милтон Хэни встретил ее на танцах на улице Проктер летом 1957-го, они вместе решили стащить выпивку. «Я украл Southern Comfort[20 - Southern Comfort (в переводе с англ. – «Южный комфорт») – ликер, созданный в Новом Орлеане Мартином Вилкисом Хероном в 1874 году и запатентованный в 1898-м.], а Дженис – Johnnie Walker Black, после чего мы убежали на дамбу. Я сделал глоток Southern Comfort и сказал: „Слишком сладко“. Она ответила: „Я возьму“. Мы обменялись бутылками и продолжили вечеринку на дамбе. В конце концов, я ушел с другой девушкой, а Дженис осталась там и выпила все сама».

В интервью Джону Бауэрсу из Playboy Дженис рассказывала, что пользовалась вешалками для одежды, чтобы вскрывать машины. Она не уточняла, когда это происходило, но, скорее всего, примерно в то же время. В выпускном альбоме Сидни Лэнга Дженис назвала себя трудным ребенком, добавив, что ей было очень нелегко. Как-то на приеме у врача ее предостерегли, что если она не изменится, то к двадцати одному году окажется в тюрьме или в психиатрической больнице. Неизбежно поползли слухи, связанные с нескромными высказываниями самой Дженис. Несмотря на то что мать всегда наставляла ее «думать перед тем, как что-либо говорить», она не видела причин молчать. Как-никак ей нравилось, что ее тело развивается, а вместе с тем появляются новые приятные ощущения. Как она позднее споет в песне Tell Mama, с четырнадцати лет ей было известно, что суть жизни – в любви и сексе[21 - If you ever, if you were lookin’, if you were lonely If you were lookin’, or lonely I know what you’re lookin’ for And I figured it out at fourteen years old And I been lookin’ for it every since, too, man].

Летом 1957-го, когда Дженис переходила из неполной средней в среднюю школу, она познакомилась с Джеймсом Лэнгдоном, вместе с ней игравшим в небольшой театральной постановке «Женщина-солдат». «Ее мать поразила меня – она была очень прямолинейной, критичной, непреклонной и холодной, – говорит Лэнгдон. – Дженис почитала и очень любила своего отца, считая его музыкально образованным. Однажды он сел, включил мне пластинку Казальса с исполнением виолончельных сюит Баха и расплакался».

Дженис как-то пожаловалась журналистам на то, что родители записали ее в «пропащие», еще когда она была совсем юной, и не меняли своего мнения, пока она не стала звездой. Довольная, что наконец получила признание матери, она заявила, что была в ссоре с ней с четырнадцати лет. Очевидно, это был тот самый возраст, на который пришлось испытание очень жестокой любовью, ведь позднее Дженис однозначно заявила журналисту Дэвиду Далтону: «Моя мать вышвырнула меня из дома, когда мне было четырнадцать». И возразила джазовому критику Нэту Хентоффу: «Моя мать пробовала сделать меня такой, как все… но я никогда бы не смогла».

Хьюстонский юрист Рой Мерфи III говорит: «Дженис пошла своей дорогой, когда ей было четырнадцать. Многие считали ее сумасшедшей. Ходил слух, что она заделалась художницей – ездила на территорию старого заброшенного автокинотеатра Surf Drive-in Theater рядом со школой, выставляла там мольберт и рисовала. Она была дикой, странной и необычной».

Осенью 1957-го она поступила в среднюю школу Томаса Джефферсона. «Несомненно, с ней происходило что-то не то, – говорит ее старый друг Чарли Уильямс. – Распространялись слухи, что Дженис напивается и спит с кем попало, что, конечно же, сказалось на ее репутации, которая катилась ко всем чертям. Она была мила и вдруг стала уродлива. Как будто бы ее самоуважение подверглось артиллерийской атаке».

Несмотря на отчаянное желание быть в центре внимания, Дженис понимала, что ей никогда не победить в любом из конкурсов: на лучшую чирлидершу, «Королевскую осанку», «Мисс идеальную секретаршу», «Футбольную милашку», «Типаж» или CavOilCade Queen[22 - Cavalcade queen (в переводе с англ. – «Королева кавалькады») – типичный конкурс во время проведения родео на юге США. В свою очередь, в Порт-Артуре существовали собственные аналогичные конкурсы, в названии которых отражена главенствующая роль нефтеперерабатывающей промышленности в городской жизни (в переводе с англ. «oil» – «нефть»).]. Больше всего она желала оказаться среди членов элитного отряда марширующих барабанщиков и горнистов Red Hussars, выступавшего на Cotton Bowl Classic[23 - The Cotton Bowl Classic или просто Cotton Bowl – далласский ежегодный, с 1937 года, матч между университетскими командами по американскому футболу.] и инаугурационных парадах в столице. К счастью для Дженис, в «Красные гусары» брали, основываясь на таланте кандидата, а не на результатах голосования. Учитывая ее энергичность и любовь к пению и танцам, она считала, что сможет попасть в него.

Аннет Ирвин, сидевшая прямо перед Дженис на уроках английского, тоже пробовалась в Hussars. Изнурительный процесс из пяти или шести этапов в течение двух осенних месяцев включал в себя оценку осанки, памяти, вокальных и танцевальных способностей, владение инструментами. Можно было вылететь на любом этапе. В том году прошли лишь 24 из 150 претендентов. Даже подруга Дженис Кэрол Скалко, которая была и чирлидершей, и «Самой популярной девушкой», и «Спортивной милашкой», не попала в Red Hussars из-за несоответствия требованиям к росту. В школе Томаса Джефферсона ходила шутка: «Чирлидерша – это неудавшийся Hussars».

Аннетт вспоминает: «Дженис и я выбыли одновременно, примерно на пятом этапе. Я помню, как она сверилась со списком в спортивном зале и зарыдала, когда не обнаружила себя. Я обняла ее и сказала, что все хорошо. Я часто задумывалась о том, сложилась бы ее жизнь иначе, будь она принята в Hussars. Может быть, этот отказ был очень важным для нее».

Так и есть. Друг Дженис Грант Лайонс, бывший футболист, рассказывает: «Она должна была снять блузку на собрании учеников перед матчем. Она определенно хотела, чтобы у окружающих создалось впечатление, что она очень дикая девчонка, шлюха». Нельзя сказать, что у нее не было друзей и поклонников. Продолжает Дэвид Макфаддена: «Она была очень веселой, умной и талантливой. Могла пошутить, принять типичную тинейджерскую остроту в свой адрес и находчиво ответить. Она выглядела по-мальчишески, а ее грубоватая манера поведения часто приводила к перепалкам с другими людьми. Любой, кто захотел бы посмеяться над ней, получил бы достойный отпор».

Одним из ее поклонников был Майк Ховард, который ценил Дженис за талант и сексуальность. Однажды они с другом отправились к Дженис домой, чтобы рисовать плакаты к предстоящим выборам. Визит закончился игрой в «пуговичный покер» – замедленную версию покера на раздевание. К концу игры у Дженис были расстегнуты три пуговицы на рубашке, и парни сумели хорошо поразглядывать ее лифчик. Как говорит Майк, «этого было достаточно для бесконечных фантазий на многие дни вперед. Эй, для 1959-го это было очень горячо. Мы с другом поделились историей о покере с Дженис с другими приятелями, и я подозреваю, что в школьных сплетнях речь уже шла о том, что мы катались по полу в чем мать родила, обмазавшись растительным маслом. Конечно же, нам с другом совершенно не хотелось разоблачать нелепицы, ведь мы выглядели так круто!» Подписывая Майку выпускной альбом «Желтая куртка», Дженис нарисовала комбинацию из трех игральных карт червонной масти.

Дженис собиралась стать художницей и начала рисовать многочисленные полотна, хотя и знала, что ей нужна будет какая-нибудь профессия, чтобы обеспечить себя в случае чего. Она намеревалась стать медсестрой после окончания средней школы, где активно посещала курсы «Будущие медсестры Америки». Как-то на занятии преподаватель рассказывал: «Для того чтобы определить, есть ли у пациента паразиты, нужно взять образцы анализов».

«Как это сделать?» – спросила одна из учениц. «Посрать», – заявила Дженис.

Однажды девушки поехали на экскурсию в больницу в Хьюстоне, где наблюдали за операцией на желчном пузыре. Некоторым стало дурно, но Дженис «…смотрела не отрывая глаз, – говорит Линда Хиггинботэм Кэрролл, одна из двадцати восьми девочек. – Врачи доставали внутренности, фууу, они выглядели как спагетти!» Сразу после операции Дженис толкнула локтем Линду, сидевшую с головой между коленями, и сказала: «Теперь можешь смотреть. Они уже закончили зашивать. Пойдем в кафе и поедим!»

В этот вечер девушки решили улизнуть из номера в отеле, чтобы провести ночь в городе. Кто-то донес сопровождающему, и по возвращении в Порт-Артур их вызвали на ковер. «Девушки свалили все на Дженис, – говорит Линда. – Они сказали директору школы: „Это Дженис подбила нас“. Подстава. Они знали, что им поверят, если они скажут, что Дженис сделала это. Меня спросили, и я ответила: „Я тоже хотела пойти. Но никто не выкручивал мне руки“. Я не знаю, почему они не отстранили меня от занятий, я тоже была не особо популярна в школе. Но они отстранили Дженис».

В первый год учебы в средней школе, с 1958-го по 1959-й, Дженис сошлась с группой ярких привлекательных парней. С ними у нее началась та жизнь, о которой она всегда мечтала; трое из них первыми поддержали ее устремления стать великой певицей. Джим Лэнгдон, Дэйв Мориарти и Грант Лайонс были красивы, умны, порядочны и обладали тонким музыкальным вкусом. Они ответственны за тот год, который, возможно, был самым счастливым в жизни Дженис.

Джим играл на тромбоне, Дэйв был редактором школьной газеты, а Грант – игроком футбольной команды университета. У них никогда не было проблем в общении со сверстниками, но они все равно были такими же, как Дженис, аутсайдерами, ненавидящими провинциальность жителей Порт-Артура. Поначалу они противились дружбе. Она не унималась и наконец, как говорит Джим, «прокралась» в компанию. Их близость была больше нацелена на совместные пьянки, шалости и на музыку, чем на секс, однако они получили некоторый ранний сексуальный опыт. «Ни у кого из нас не было романтических привязанностей, – говорит Джим. – Что не означает отсутствия случайных сексуальных контактов. Все мы были молоды и использовали это время для экспериментов, я – точно, может быть, и еще несколько парней в компании. Время от времени – на тусовках и просто когда слонялись вместе».

Я решил узнать мнение звезды футбола по этому вопросу. Во время визита к Гранту Лайонсу в Сан-Антонио я спрашиваю: «Я так понимаю, сексуальных экспериментов хватало». «Еще как», – отвечает Грант.

* * *

С тех пор как она стала частью компании, никто в средней школе не смел ее трогать. Грант умудряется выглядеть одновременно угрожающе и деликатно, и ни при каких обстоятельствах вам не захочется связываться с ним. Он пытается заверить меня, что их компания не организовывала специального защитного отряда для Дженис, но ясно, что в школе пошли слухи о том, что с ней лучше не шутить или придется иметь дело с ее новыми друзьями. Обсуждая Джима, Гранта и Дэйва во время интервью для Playboy, Дженис говорила: «Они читали книги, они размышляли, и я начала тереться возле них. Мы считали себя интеллектуалами, и, как мне кажется, мы ими и были».

В один вечер они напились и забрались на мост Рэйнбоу высотой триста футов, пересекающий реку Сабин. Грант рассказывает: «Это необычный мост – высокий, с крутым уклоном и узкий. Мы шутили, что именно из-за него каджуны[24 - Каджуны (англ. Cajuns) – франкоговорящая субэтническая группа, представленная преимущественно в южной части штата Луизиана, именуемой Акадиана, а также в прилегающих округах южного Техаса и Миссисипи. Ведет происхождение от франкоканадцев, депортированных британцами из французской североамериканской колонии Акадия.] остаются в Луизиане. Они видят мост Рэйнбоу, разворачиваются и едут назад. Мы подъехали к основанию моста, припарковались и поднялись наверх по пешеходной дорожке. Потом перелезли через ограждение и спустились по маленькой лестнице на балки под мостом. Там мы и стояли, на высоте в триста футов, на этих балках и выпивали. К сожалению, вниз начали лететь банки, и мы привлекли внимание».