Бывшие. Я вас (не) люблю!

Наверное, пять лет назад я бы отчиталась и вообще постаралась быть ласковой кошечкой, но сейчас во мне взыграла такая злость, что я уперла одну руку в бок (во второй все еще держала букет с игрушками), и с вызовом спросила:

– А тебе какое дело?

– Мне какое дело? – переспросил меня парень… точнее сейчас я прям четко ощутила, что он уже далеко не парень, а именно мужчина.

Мелькнуло в его взгляде что-то такое же матерое хищное, как и во взгляде их отца, когда я с ним последний раз разговаривала и когда он сказал, чтобы я забыла о его сыновьях.

Муторные и болезненные воспоминания о разговоре пятилетней давности, словно ил со дна озера поднялись наверх, и я поняла, что возможно сейчас у меня будет шанс отвадить этих братьев навсегда.

– Тебе? – усмехнулась я, стараясь не обращать внимание на второго брата, который сверлил во мне своим взглядом дырки, и портил мою вилку, сжав её в руке с такой силой, что она погнулась пополам.

А ведь они были сделаны из нормальной стали, еще советской бабушкиной. Сейчас такой и не найти.

Валера сделал шаг вперед, но я постаралась даже не шелохнуться, а он подойдя ко мне впритык, посмотрел сверху вниз, заставив задрать голову, и сказал:

– Малышка, ты не много ли на себя берешь, а?

– А может это вы оба на себя слишком много взяли, малыши? – процедила я сквозь зубы, чувствуя, как медленно, но верно, моя злость, с какого-то перепугу, трансформируется в желание.

И это не из-за этой груды мышц, которая сейчас стоит рядом, обдавая меня своим вкусным парфюмом, смешанным с собственным мужским ароматом, действующим на меня, как афродизиак.

Как Андрей оказался позади меня, я так и не поняла. Кажется слишком сильно увлеклась запахами.

Вроде сделал один шаг, и вот он уже за моей спиной, прижимается всем телом, и наклонившись тихо шепчет в ухо:

– Котёнок, мы же твоего этого «человека» в порошок сотрем, тебе его не жаль?

Я повернула голову и оказалась в долях миллиметрах от его губ, а затем спросила:

– С каких это щей вы его собрались в порошок стирать? Кто вам позволит?

– Мы сами себе позволим, – это был Валера, который сделал шаг вперед, прижав меня своим телом к груди своего брата, и я почувствовала, как почему-то в моем животе начали зарождаться довольно противоречивые эмоции из злости и страха смешиваясь с любопытством и легким возбуждением.

Очень сильно захотелось выматериться. Причем грязно. И на себя за такую реакцию.

– Мне кажется вы оба в конец охренели, – выдохнула я, чувствуя, что еще немного и всё расскажу, но здоровая злость на всю ситуацию в целом, а также застарелая обида на этих двух обормотов победила, поэтому следующие слова я буквально выплевывала, при этом сверля взглядом Валеру: – Вы мне никто. И я не обязана перед вами отчитываться о своих гостях. Поэтому пошли на хер оба отсюда!

Обе руки Андрея оказались на моей талии, от чего я дернулась, естественно врезавшись в грудь Валеры, а он лишь скривил губы в подобии улыбки.

– Котенок, – сказал мне мужчина, обдавая ухо своим горячим дыханием. – Ты зачем материшься? Не хорошо…

Я опустила голову, так как шея затекла, и сказала:

– Я попросила вас уйти. Немедленно. Вы не поняли, что ли?

– Малыш, – это был Валера. – Мы же уже извинились перед тобой. Может хватит?

Я почувствовала, как руки на моей талии становятся тяжелыми, Андрей начал вжимать меня в себя.

– Да хватит уже отпусти! – вызверилась я вконец, чувствуя, что еще немного и сама их обоих изнасилую.

Но блин! Я не могу! Мне нельзя! В одну реку не входят дважды! Это же безумие! Я закончила эти отношения пять лет назад. И я не могу к ним вернуться!

Глава 5.2

А еще я не хочу попасть под поезд под названием Александр Шельм, а точнее их отца.

Но вместо того, чтобы меня отпустить, Андрей еще сильнее вжался в меня, так что я четко ощутила спиной его каменный стояк, а Валера поднял руку и положив мне её на горло начал нежно его поглаживать.

– Детка, мы не хотим уходить. Неужели ты не понимаешь? И видим, что ты сама не хочешь этого. Но почему-то продолжаешь злиться? – он приподнял свою бровь, и слега сжал свою руку на моём горле, от чего, в низу живота что-то будто вспыхнуло, и опалило внутренности вожделением.