Только он

– Потому что так легче и удобнее, – пояснил Глеб деловито, посмотрел внимательно. – А ты точно не притворяешься? А то как-то претензий многовато для раненой.

– Притворяюсь, конечно! – в негодовании выпалила Алёна. Она стояла на одной ноге, а вторую поджимала, словно цапля, боясь прикоснуться ею к асфальту. Вдруг станет ещё больнее. – Неужели не заметно? – Она попыталась показательно оттолкнуть всё ещё поддерживающие её руки Глеба, даже рискуя упасть. – А ты иди. Обойдусь. Доковыляю и сама как-нибудь, не переживай. Или доползу. А то вдруг ещё надорвёшься.

– Ну ты и заноза стала, – критично улыбнувшись, вывел Глеб, но тут же распорядился: – Давай, забирайся. Не выделывайся.

И продекламировал через плечо, поворачиваясь к Алёне спиной и приседая:

Уронили Лёльку на пол,

Подвернула Лёлька лапу.

Всё равно её не брошу,

Даже вредную такую.

– И не складно совсем, – пробурчала Алёна, капризно выпячивая губы, разрываясь между желаниями смертельно обидеться и беспечно рассмеяться, наклонилась, привалилась к Глебу, а он подхватил её под коленки, чуть тряхнул, пристраивая повыше и поудобней, выпрямился и опять тряхнул.

Алёна немного испугалась, прижалась к нему ещё теснее, вцепилась в плечи.

– Только за шею сильно не обнимай, – предупредил Глеб. – А то далеко не уйдём, задохнусь.

На руках неудобно, за шею не обнимай. Алёна опять на некоторое время забыла про боль. Потому что – всё равно круто. Находиться так близко, ощущать его телом, осознавать его силу. А ещё можно уткнуться лицом в его густые мягкие волосы. Правда, это щекотно. Или дотянуться до уха, коснуться его губами – конечно, случайно! – и прошептать, что-нибудь. Например…

– Дверь сможешь открыть? – Они уже стояли возле самого подъезда, точнее Глеб стоял. – У тебя ключи далеко? У меня – в брюках, в кармане. И что бы их достать, придётся тебя ссадить.

– У меня в куртке, – откликнулась Алёна. – Сейчас.

Она понадёжней зафиксировалась одной рукой, хотя и уверена была, что Глеб её не уронит, второй залезла в карман, выудила оттуда связку, приложила «таблетку» к нужному гнезду и, услышав весёлое пиликанье электронного замка, подцепила пальцами край двери. Кнопку для вызова лифта нажимала тоже она, а Глеб так и тащил её до самой квартиры и только на площадке аккуратно ссадил прямиком на резиновый рифлёный половичок с полустёршейся надписью «Welcome». Но всё равно не отпустил, придерживал или, скорее, даже приобнимал, и смотрел сверху-вниз, странно так смотрел.

И Алёна не торопилась отодвигаться, пялилась в ответ, и почему-то всё расплывалось перед глазами. Может, потому что боль в ноге никак не проходила и на глаза опять наворачивались слёзы, может, потому что на площадке было слишком темно, а может, голова шла кругом от безумного желания – приподняться, потянуться, приблизиться и всё-таки коснуться его губ своими. И, кажется, Глеб думал о том же. А иначе почему он так смотрел? Чего ждал и хотел? Разве не этого?

Этажом выше или ниже громко хлопнула дверь, всполошив безмятежно дремавшее эхо. Оно заметалось по лестничным пролётам, отскакивая от стен, загудел вызванный лифт. Глеб вскинул руку и нажал на клавишу звонка, тот глухо заверещал в глубине квартиры.

Дверь распахнулась как-то чересчур быстро, будто мама как раз находилась в прихожей.

– Тёть Кать, Лёлька тут ногу подвернула, – выложил Глеб без всяких вступлений.

Он и дальше что-то говорил, и мама говорила, словно эстафетную палочку принимая дочь из заботливых рук соседского парня. Алёна не вслушивалась.

Да какая разница? Когда самое важное, самое желанное уже произошло минуту назад. То есть как раз-таки не произошло, но ведь почти. Ещё бы немного времени, и всё получилось бы окончательно. Пусть даже не прямо сегодня, не прямо сейчас, чуть позже, но обязательно бы, обязательно получилось.

Если бы не объявилась эта чёртова Лиля.

4

Конечно, занятия не самое лучшее время для воспоминаний. Хотя эти и в любой другой момент были бы не желанны. Алёна отогнала их, но они всё равно время от времени мелькали в сознании отдельными кадрами, выхватывая из прошлого то фразы, то ситуации, мешая полностью сосредоточиться на настоящем. Но группа и правда оказалась довольной сильной. Некоторые даже разговорной речью владели достаточно свободно – сразу ясно, что занимались языком дополнительно или учились в специализированных школах – что уж говорить про чтение и перевод.

Решетников был не из лучших, но и не из худших, обычный средний уровень. С зачётом, если станет добросовестно выполнять задания, проблем не возникнет. Он точно не из тех, кто мается дурью целый семестр, а потом таскается следом, пытаясь взять измором или выклянчить заветную отметку в зачётке.

Он и тут походил на Глеба. Тот тоже излишним усердием в учёбе не отличался, но и никаких особых трудностей не испытывал. После школы поступил в институт, но заканчивал его уже на заочном, потому что после второго курса вынужден был устроиться на работу. И, между прочим, как раз из-за этого парня, из-за Решетникова Дмитрия, который тогда только-только появился на свет.

Даже не верилось, что когда-то он был крошечным младенцем, а ведь Алёна видела это собственными глазами, и в те времена никто не называл его полным именем. Обычно – Димочкой или Димкой. И Алёна так называла. А сейчас это казалось странным. Опять настоящее и прошлое конфликтовали между собой, создавая в мыслях неприятный диссонанс.

Пара закончилась, на несколько минут стало шумно, когда студенты начали подниматься с мест, двигая стулья, убирать в сумки методички, ручки и тетради, переговариваться. Потянулись к выходу. Кто-то стремился выскочить из аудитории побыстрее, а вот Решетников не торопился. По-прежнему сидел, но уже развернувшись на стуле боком, и трепался со своим соседом.

Тот поднялся первым, даже можно сказать, вырос над столом. Длинный, и имя у него как раз в тему – Ростислав. Если произносить полностью. Но одногруппники обычно называли его уменьшительно – Ростик – в большинстве своём глядя на него снизу-вверх, и это смотрелось забавно.

Алёна тоже сидела на месте. Ей вообще можно не вставать, ведь никуда не надо идти. Сейчас у неё ещё одна пара в этом же корпусе, в этой же аудитории, только группа другая – 3123. А парни наконец-то двинулись к выходу, поравнявшись с преподавательским столом чуть притормозили.

– До свидания, Алёна Игоревна, – с показательно-вежливой улыбкой выдал Ростик. – До новых встреч.

– До свидания, – качнув головой, откликнулась Алёна.

– До свидания, – тихо произнёс Решетников, остановившись, опять посмотрел вопросительно, как в самом начале пары.

А глаза у него действительно серые, слишком-слишком знакомые. Ощущение такое, будто смотрит на тебя не человек, а твоё давнее прошлое и спрашивает: «А ты помнишь?»

– Ну, долго вы там? – раздался нетерпеливый окрик.

Предназначался он точно не Алёне. Парням. В дверном проёме их поджидала девушка, из той же группы. Алёна не запомнила пока ни имя её, ни фамилию. Не нашлось ничего яркого, что зацепило бы и прочно отпечаталось в сознании – просто симпатичная, милая, приятная.

Парни ускорились, девушка шагнула за порог, те двое за ней следом, и аудитория окончательно опустела. Если, конечно, не считать Алёну.

Чуть-чуть пройдя вдоль по коридору, Дима оглянулся. Как-то неосознанно получилось, само собой, и даже смысл этого действия не особо был понятен. Чего он там рассчитывал увидеть? А Ростик заметил. Его брови с многозначительным удивлением поползли вверх, губы вначале вытянулись, потом разошлись в широкую пошловатую улыбку.

– Димон, а ты, похоже, впечатлился. Да? – с пониманием протянул Ростик. – На новую англичанку запал? Я угадал? – Он мечтательно уставился в потолок, согласно кивнул. – Она, конечно, ничего такая. В самом соку. И как раз в моём вкусе.

Идущая чуть впереди Ксюша тоже оглянулась, снисходительно глянув на Ростика, фыркнула.

– Да в твоём вкусе вообще всё, что движется. А иногда и то, что не движется, тоже.

Но тот проигнорировал её замечание. Да с него любые насмешки, как с гуся вода, и вообще неизвестно, чьи слова кого сильнее задевали. Поэтому Ростик, показательно не обращая внимания на Ксюшину критичность, принялся развивать тему:

– Димон, – он прицельно прищурился, продолжая довольно лыбится, – а может… а? Попробуем, подкатим? И посмотрим, у кого из нас быстрее получится?

– Да успокойся уже! – поджав губы, выдала Ксюша. – Не все такие извращенцы как ты.

– А Ксюха-то напряглась, – многозначительно пропел Ростик, растягивая губы всё шире и шире.

Интересно, у него ещё щёки не заболели от нескончаемых улыбок?

– Ну и напряглась. И что? – с вызовом воскликнула Ксюша. – Потому что достал ты уже со своими глупостями.

– Да ладно? – не унялся Ростик. – А точно из-за этого? Или всё-таки из-за Димочки разволновалась? Вдруг он не станет больше дожидаться, пока ты созреешь, а перекинется на что-то более спелое и аппетитное.

Ксюша опять фыркнула, смерила Ростика пренебрежительным взглядом.

– Слюни подбери. И вообще, ты просто слишком озабоченный, чтобы других оценивать адекватно. Говорю же, не все, вроде тебя, только об одном и думают.