Коллекция ошибок. Танцы в горизонтальной плоскости

– Это и белке понятно, Высоцкая, – засмеялся он. – Выиграют вон те, синенькие.

– Да? Спорим, что выиграют вон те, беленькие? – передразнила я его.

– Спорим! – моментально согласился он и схватил меня за руку. – Если выиграют беленькие, я делаю тебе права как только мы вернемся в Москву и ни копейки с тебя за это не беру. Если выигрывают синенькие, то сегодня вечером я тебя трахну!

Это прозвучало так пошло, так омерзительно, но так восхитительно и так возбуждающе одновременно. Я не успела ничего сообразить, а Мирон уже разбил наши руки и смотрел на меня с таким довольным видом, что захотелось накормить его лимоном без сахара.

Игра началась. Надо ли рассказывать за кого на самом деле я тогда болела? Я дрожала изнутри, но вида не показывала, каждый раз, как мяч приближался к воротам «синеньких». Головную боль как рукой сняло. Изо всех сил я изображала злость и досаду из-за моего вынужденного участия споре, а про себя молила, чтобы беленькие проиграли. Мне не нужны были права. Мне хотелось Мирона и я уже давно перестала сопротивляться этому желанию, ибо оно было самым естественным и инстинктивным желанием живого человека, как говорила моя Алька.

Игра закончилась со счетом 2:0. «Синенькие» выиграли. Я проиграла.

***

Мирон повзрослел рано, лет в 14. Тогда он впервые осознал, оценил и принял все свои желания. Его решительный и дикий характер порождал в нем желания с частотой смены слайдов в калейдоскопе. Бешеный восторг от тепла женского тела в его руках рождал только новые желания и не гасил пожар ни разу. Кто она была – это никогда не было важным. Инстинкт, который им управлял, всегда делал выбор за него. Все, что было нужно сделать ему самому – это пройти короткий путь от первого вскользь брошенного на нее взгляда до момента, когда она издает стон и извивается в его руках, требуя продолжения. Все, что делал Мирон в своей сознательной жизни до последнего дня, было направлено к одной единственной цели: секс. Он любил каждую свою женщину, просто это длилось совсем недолго. Если оценивать в масштабах жизни всего человечества, то время этой любви было ничтожно. Даже ту самочку у бассейна в желтой шляпе он искренне любил все двадцать минут с момента, когда она взяла из его рук коктейль в холодном бокале и до момента, когда он кончил. Только в этот раз все было немного иначе. Как только он закрывал глаза, он вспоминал Высоцкую, которая стояла на балконе их номера и он точно знал, что она за ним наблюдала. К ней его тянуло как магнитом и это желание контролю не поддавалось.

Мирон всегда был честен со всеми. Он знал правду о себе: жестокий, властный, вспыльчивый, эгоистичный, равнодушный, ни разу не сентиментальный, холодный (вне постели), расчетливый, не способный к эмоциональной привязанности. Он знал, что эти качества нельзя демонстрировать, если идти к тем целям, которые он себе ставил. Поэтому окружающим он являл другую картинку: веселый, легкий в общении, обаятельный, обоснованно наглый, самоуверенный, в меру пошлый – чертовский привлекательный и сексуальный представитель мужской половины населения.

Образование и финансовая независимость с раннего возраста превратили его в достаточно опасного хищника, способного вызывать в женщинах все разнообразие проявления чувств в его адрес. И он любил женщин. Он изучал их. Он наблюдал за ними. Он экспериментировал. Он ставил себе задачу и решал ее быстро. Он не просто шел по улице: он шел за чьими-то красивыми ножками. Он не просто нарушал правила, пересекая двойную сплошную: он просто видел чей-то силуэт на автобусной остановке в зеркале заднего вида. Он не просто разговаривал и улыбался: он соблазнял. Всех, кто ему понравится. Практически всегда ему это удавалось, потому что он всегда видел именно ту, которая ему нужна прямо сейчас и все козыри в игре с ней были в его руках. После победы всегда происходил один из двух возможных вариантов развития событий. Первый – это когда психо-эмоциональное состояние его партнерши позволяло ему продолжать с ней общение без угрозы на изменение течения хода его обычной жизни, в которой не было места отношениям и привязанностям. Второй – это когда при малейшем намеке на подобный исход Мирон показывал фокус с исчезновением. Просто исчезал. Умел, надо признать. Шансов у бедняжки, рассчитывающей на что-то светлое и долгое, не было. И Мирон практически никогда не ошибался в оценке предсказуемости этих вариантов.