Князь советский

– Ну хорошо! Я покормлю мою лошадку в номере.

Они говорили на смеси трех языков: русского, английского и, вероятно, какого-то диалекта китайского.

Дожидаясь заказа, незнакомец показывал Китти фокусы с куском сахара: то прятал его в кулаке, то вынимал из-за манжета или из-за уха.

Девочка заливисто хохотала:

– Ещё! Ещё!

Зайберт не выдержал:

– Извините… Мне просто любопытно: вы артист?

Незнакомец обернулся:

– Нет, журналист.

Он протянул Зайберту визитную карточку, на которой значилось: «Klim Rogov».

– О, так вы русский? – ещё больше удивился Зайберт.

– Только по происхождению. У меня американское гражданство, но мы с Китти живем в Шанхае. Я работаю на радиостанции, вещающей на английском языке.

– А я – в новостном агентстве «Вольффс Телеграфише Бюро», – сказал Зайберт. – Как вам Москва?

Клим неопределенно пожал плечами.

– Я пытаюсь разыскать людей, которые принимали участие в гражданской войне в Китае, но мне везде говорят, что Советский Союз никого в Китай не посылал и все, что там происходило, – это дело рук местного пролетариата.

Зайберт понимающе улыбнулся.

– А чего вы хотели? Тут вся политика – это сплошные мифы и легенды, в которые все обязаны верить. Вот и вы верьте!

– У меня не очень-то получается, – нахмурился Клим. – Моя знакомая выехала в СССР вместе с военными и политическими советниками, работавшими в Китае, и после этого они как испарились. Я уже месяц пытаюсь их найти, и всё без толку.

– Приходите ко мне, – благодушно предложил Зайберт. – Завтра в пять часов у меня будет небольшая вечеринка, и туда явится одна леди из Великобритании, Магда Томпсон. Она знакома с людьми, работавшими в Китае.

– Спасибо! Вы просто спасли нас с Китти! – Клим повернулся к дочери. – Я же говорил тебе, что всё будет хорошо!

Зайберт ощущал себя добрым волшебником, который одним щелчком пальцев может осчастливить простых смертных.

3

Маленькая записная книжка Клима Рогова

Вести тайный дневник – это всё равно что повесить на дверь табличку «Не входить!» и слегка приоткрыть створку. Я много раз бросал эту вредную привычку, но, увы, я принадлежу к племени графоманов, письменных людей, которые живут охотой на слова и собирательством смыслов. Отними у нас нашу добычу – и мы вымрем.

Впрочем, я обещал Фернандо детально описывать свои приключения в Советской России, так что будем считать это моим оправданием.

Этот ежедневник попался мне на глаза в киоске во Владивостоке. Я купил его и только потом разглядел, что на каждой странице в нём указаны «памятные даты» – казни революционеров, разгон демонстраций и покушения на царей. Мой дневник можно смело называть «Книгой мертвых», хотя я всё ещё надеюсь, что это будет история выживания, а не гибели.

Моя жена пропала без вести, и единственная зацепка, которая у меня есть, – это статья, опубликованная в газете «Правда»: в ней говорилось, что её «китайская группа» прибыла в Москву.

Мои шанхайские знакомые решили, что я сошел с ума, отправляясь в Россию: в глазах большевиков иностранец с русской фамилией может быть только белоэмигрантом, а белоэмигрант – это по определению враг.

Но на границе никто не обратил на это внимания: американский паспорт и приличное пальто сразу делают из тебя важную персону. Мелкие советские служащие боятся с тобой связываться: а то кто тебя знает – может, ты знаменитый инженер или учёный, которого пригласили на празднование десятилетия Октября?

Мы с Китти добирались до Москвы шестнадцать суток и чего только не насмотрелись по дороге! До Хабаровска поезд шел под конвоем красноармейцев, которые дежурили на площадках вагонов и на паровозе с тендером. Дальний Восток страдает от набегов разбойничьих шаек, и те нередко нападают на пассажирские составы – точь-в-точь как индейцы в фильмах про Дикий Запад.

Мы видели несколько ржавых поездов, лежащих под откосом ещё со времен Гражданской войны. Многие мосты были взорваны, и вместо них большевики навели временные деревянные переправы. Поезд шел по ним еле-еле, балки трещали от тяжести, а пассажиры, затаив дыхание, молились: «Только бы всё обошлось!»

Один раз мост таки обрушился сразу за нами – паровоз едва успел втянуть последний вагон на берег. Странное это было чувство: мы как будто пересекли Рубикон.

Возвращаться мне некуда: я бросил работу на радио, отдал на хранение мебель и вещи и вернул хозяевам ключи от дома. Я не знаю, сколько продлятся мои поиски и на сколько мне хватит денег: у меня никогда не было доступа к Нининым счетам, так что мы с Китти проедаем мои скромные сбережения.

Это действительно безумие – поставить на карту всё и добровольно отправиться в страну, которой наши эмигрантские мамочки пугают детей. Даже если мне удастся отыскать Нину, скорее всего, мы вновь разойдемся. Ещё до её отъезда мы оба осознали, что наша семейная жизнь не сложилась, и только подгоняли неминуемую катастрофу.

Что заставляет меня гоняться за призраком давно угасшей любви?

Я всегда восхищался Нининой энергией, чувством собственного достоинства и способностью возрождаться из пепла, но, наверное, дело не в этом. В ней присутствует особая женская прелесть, перед которой нельзя устоять. И это не только мое предвзятое мнение – я видел, как на неё смотрят другие.

Где я найду вторую такую женщину? Если бы я не поехал в Москву, я бы обрек себя либо на одиночество, либо на бесплодные поиски Нининого двойника – а мне даже думать об этом не хочется.

Наверное, я похож на пассажира «Титаника», который замерзает в ледяной воде, но продолжает считать, что его корабль не погиб – это были такие учения. Сейчас он вынырнет из глубин, все дыры на корпусе затянутся, и капитан поведёт судно по прежнему курсу.

4

Клим не мог дождаться встречи с Магдой Томпсон: только бы она помогла ему!

Выйдя на улицу, он нанял извозчика и вместе с Китти сел в старенькие санки с полостью, сделанной из байкового одеяла.

– Помолись, чтобы у нас всё получилось! – шепнул он на ухо дочке. – Господь должен тебя услышать.

– Молюсь! – на всю улицу крикнула она. – Так слышно, или ещё громче надо?

Извозчик усмехнулся в заиндевелую бороду и тронул вожжи:

– Ну, пошла лошадушка с таксомотором рядышком!

Под вечер над Москвой расцвел багряный закат. Скрипя полозьями, санки неслись вперед, в лицо бил ветер, а из-под копыт гнедой лошадки вылетали комья грязного снега.

Въехав на Лубянскую площадь, извозчик повернулся к седокам и показал на многоэтажное жёлтое здание с часами на фасаде.

– Вот, гляньте, товарищ иностранец! Здесь раньше была гостиница страхового общества «Россия», а теперь помещается ОГПУ.

Алое солнце отразилось в круглом циферблате, и Клим невольно поежился: огненное око внимательно следило за ним, всеведущее и бесстрастное.

* * *