Похититель разбитых сердец

Я осторожно протиснулась мимо стюардессы, ожидая каждую секунду, что сейчас раздастся окрик: «Пассажирам эконома сюда нельзя!» – и иллюзия развеется. Но все, что мне досталось, это искусственная пластиковая улыбка. Как будто все было в порядке.

Тем временем фиолетовоглазый уселся на кресло в свободном ряду и похлопал по сиденью рядом с собой:

– Устраивайся поудобнее. Что будешь пить? Можно попросить белое вино, или красное, или снэки…

Выглядел он при этом как граф или герцог, приветствующий гостей на балу в собственном имении и перечисляющий закуски вроде зефира из птичьего молока и язычков соловьев.

– Рисуешься? – ядовито поинтересовалась я, все же усаживаясь рядом.

Вместо того чтобы обидеться, эльф рассмеялся:

– Рисуюсь изо всех сил.

– А зачем?

– Мне это нравится, – пожал он плечами. – Что может быть приятнее, чем щегольнуть самомнением? Мое, кстати, так велико, что не поместилось в самолет. Так что это так, робкие отголоски.

Он помахал рукой, призывая стюардессу:

– Нам красное вино и вишневый сок, пожалуйста.

– А почему они не удивляются? – Я проводила взглядом стюардессу и потерла переносицу. Голова все еще не болела, и внутри ее была чистая, звенящая, яркая пустота. Предметы вокруг виделись необычайно четко, как будто кто-то выкрутил мне зрение на сто сорок шесть процентов. Спрашивать, откуда галлюцинация знает, что вишневый – это мой любимый сок, я не стала. В конце концов, это же мое собственное видение. Значит, должно быть знакомо с моими предпочтениями.

– Потому что думают, будто мы сидели тут с самого начала полета, – эльф зевнул. – Ничего сложного, если знать, как правильно манипулировать вниманием.

– Ладно. – Я взяла принесенный стюардессой стакан, прищурила один глаз и посмотрела на эльфа сквозь сок. В алом свете он выглядел, на удивление, более реальным. Наверно, потому что эпично-зловещий цвет соответствовал его нездешнему облику. – О каком деле ты хотел поговорить?

– О том, не хочешь ли ты отдать свое разбитое сердце, – спокойным, очень будничным тоном сказал он. – В тебе сейчас так много печали, и злости, и сожалений о потерянном времени, и… – он прищурился, вглядываясь в мое лицо. – И желания отомстить. И тебе от этого коктейля больно и плохо.

– Еще залетных психологов мне тут не хватало, – зло сказала я, отставила стакан и попыталась подняться и уйти. Но он схватил меня за запястье и удержал.

– Это не психология. Я их тоже, кстати, не люблю.

– Тоже? Откуда тебе знать, кого я люблю, а кого нет?

– Я мог бы воспользоваться твоей логикой и сказать, что все это тебе кажется. А раз я твой глюк, то должен все о тебе знать. Убаюкать твою подозрительность. Чтобы ты потом думала, будто это тебе во время полета сон приснился. Но…

– Что «но»?

– Есть в тебе что-то эдакое… – он щелкнул длинными пальцами, будто подбирая слово. – Ладно. Рисоваться так рисоваться. Сначала долетим спокойно, а потом приглашу тебя в филармонию. Тебе понравится, вот увидишь.

Вместо того чтобы закидывать эльфа вопросами «что за филармония?» и «почему она мне должна понравиться?», а также «может, хотя бы намекнешь про это самое эдакое?», я молча цедила сок и смотрела в спинку впереди стоящего кресла. Самомнение, говорите? У меня тоже есть самомнение. Которое подсказывало, что нечего изображать из себя восторженную избранную, если не до конца уверена, что предложенная тебе таблетка освобождает из матрицы, а не просто отправляет в наркотический трип.

«Кстати, а где было твое самомнение последние пару лет?» – ехидно поинтересовался внутренний голос, и стало так противно и больно, что, казалось, еще немного, и меня просто вывернет наизнанку.

Да еще и галлюцинация с соседнего кресла смотрела таким взглядом, как будто я была лабораторной мышью под скальпелем вивисектора. Казалось, фиолетовоглазому было просто и искренне интересно, что я буду сейчас делать. Выть? Плакать кровавыми слезами? Бить стаканы? Кусать костяшки пальцев? Бессильно всхлипывать? Горящая боль в глубине души становилась все сильнее, как будто я начала оттаивать. И если проснувшееся наконец самомнение и здравый смысл радовали, то осознание потерянного, уничтоженного, бесцельно проведенного времени просто ужасало.

Ради чего все это было?

Как я могла вообще терпеть подобное отношение к себе?

В тот момент, когда я уходила из Сашиной квартиры и решала, куда двигаться дальше, мне было просто больно. Когда любимый человек обманул тебя, это как удар по голове. Дезориентирует, оглушает и притупляет все остальные чувства.

Теперь же, когда головная боль прошла и в физическом, и в метафизическом смысле, я наконец осознала масштаб проблемы и ужаснулась. Потому что сейчас в моем теле была не я, а жалкий эрзац. Перекроенное, удобное, привыкшее сублимировать эмоции в творчество создание. Привыкшее не повышать голос, когда хочется кричать, не интересоваться планами, когда это нужно сделать, не возмущаться, когда об него вытирают ноги.

Черт, что Валера сделал со мной?

Или нет.

Что я сама с собой сделала?!

– Шаг назад, – сказал вдруг эльф. – Не ты это начала. Еще самобичевания тебе не хватало.

– Ты читаешь мои мысли? – прошептала я.

– Нет. Я просто хорошо представляю, о чем ты примерно сейчас думаешь.

– Ты уж определись, хорошо или примерно?

– Ты далеко не первая.

– Что?

Он вздохнул.

– У человека с разбитым сердцем примерно один и тот же набор переживаний. Они даже разворачиваются в определенном порядке.

– А говорил, что не психолог.

– Если я хочу забрать у тебя эти чувства, значит, мне надо знать о них все. Уметь с ними работать, понимаешь? – Эльф положил пустой стакан боком на столик и покатал его туда-сюда. – Если их взять просто голыми руками… можно обжечься. Так понятнее?

– Не совсем, – призналась я. – Далеко нам еще лететь?

– Минут сорок.

– Тогда пойду на свое место. Посмотрю, как там мой рюкзак и все такое. Насчет филармонии я помню, но…

– Боишься? – фиолетовоглазый прищурился. – Или до сих пор думаешь, что это бред?

Я пожала плечами и молча ушла.

Села на свое место, пристегнулась и зажмурилась изо всех сил.

Но за время, оставшееся до приземления, так и не сумела определиться, чего мне больше хочется. Чтобы это все оказалось сном… или правдой. Самолет снова дико мотало и швыряло при посадке, одна из багажных полок раскрылась, и рюкзаки с сумками посыпались на пол, кто-то завизжал, я еле увернулась от какого-то пакета канареечно-желтого цвета, который прицельно бросился вниз и сказал уже на полу сочное «дзонн!», стюардессы надрывались, призывая всех сохранять спокойствие.

И все-таки. Сон или правда?

На выходе из самолета никто меня не ждал.