Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива в национальной политике России

Сразу после войны И. В. Сталин предпринял попытку искусственно взбодрить этническое самосознание русских. Это нужно было ему и для укрепления системы личной власти, и для отвлечения внимания людей от тягот жизни в разрушенной стране. Вождь действовал лестью (вспомним его знаменитый тост «Спасибо русскому народу!» и провозглашение русских «руководящим народом»[14 - См.: Речь И.В. Сталина на встрече с командующими фронтами 25 мая 1945 года // Правда. 1945. 25 мая.]). Он также разжигал страхи, начав кампанию «борьбы с космополитизмом». Однако все это хоть и всколыхнуло отчасти бытовую ксенофобию и несколько усилило «номенклатурный национализм», но в целом не изменило пассивного отношения русского большинства к своей этничности. Высокая этническая толерантность русских в немалой мере обеспечивала сохранение политической стабильности в условиях, когда в исторической памяти меньшинств накапливались обиды на власть и формировались представления о «национальном унижении».

Роль «старшего брата» была нелегкой и неблагодарной. Во-первых, за нее приходилось расплачиваться ослаблением демографического потенциала Российской Федерации и русского населения в ней, являвшегося основным кадровым резервом для пополнения армейских частей, милиции, органов управления, да и всех великих строек в национальных республиках Союза. Во-вторых, она вызывала недовольство «младших братьев и сестер» в республиках СССР, которое росло по мере увеличения численности местной национальной интеллигенции.

Уже к началу 1980-х годов положение русских стало меняться к худшему в ряде республик, где еще недавно в составе коренных народов почти не было своей инженерно-технической интеллигенции и квалифицированных работников физического труда. К этому времени республики Средней Азии, Азербайджан, Грузия, Молдавия опередили Россию по доле интеллигенции и квалифицированных рабочих в составе титульных национальностей. Во многих союзных республиках усилилась этническая конкуренция в наиболее престижных сферах деятельности и на «верхних этажах» социальной иерархии. Межнациональные отношения в целом стали ухудшаться[15 - См.: Русские… С. 418.]. Тем не менее еще в 1991 году русские на всей территории СССР осознавали себя хозяевами страны. По своей национально-государственной идентификации они отличались от подавляющего большинства титульных народов бывшего СССР. Если узбеки, грузины, эстонцы и другие считали своей родиной одноименную республику, то подавляющее большинство русских (почти 80 %), проживавших как в России, так и в союзных республиках, называли своей родиной весь Советский Союз[16 - См.: Там же. С. 415.]. В модной тогда песне рефреном звучали строки: «Наш адрес – не дом и не улица, наш адрес – Советский Союз».

Этнополитическая ситуация стала круто меняться в годы перестройки, однако заметный рост этнического самосознания русских проявился не сразу, а лишь к концу 1990-х годов. Обращает на себя внимание различная по периодам реакция большинства на одни и те же явления.

Начнем с миграции этнических русских из стран СНГ в Россию. За период 1990–1999 годов 3 млн этнических русских прибыло в Россию из стран СНГ, в том числе 1 085 000 человек только из одного Казахстана[17 - Human Development Report’ 2000: Russian Federation. Moscow: UNDP, 2001. P. 84.]. Большая часть русской иммиграции (почти 2 млн человек) пришлась на первые четыре года жизни новой России, но в то время такой беспрецедентный по мировым масштабам и меркам мирного времени миграционный приток остался почти не замеченным массовым сознанием, тогда как в «эпоху стабилизации» проблема «вытеснения» русских из бывших союзных республик стала одной из самых расхожих в политическом обиходе[18 - См., например, выступления депутатов Государственной думы на парламентских слушаниях о проекте федерального закона «О русском народе» 25 мая 2001 года: Информационно-аналитический бюллетень Государственной думы. 2001. № 30.].

Да и сам распад СССР в первую из рассматриваемых эпох не только не вызывал каких-то заметных политических брожений в российском обществе, но даже не фиксировался социологическими замерами в качестве психологически значимого фактора. Напротив, исследования ВЦИОМ 1993 года показывали, что россиянами сделан выбор в пользу независимого развития России. Косвенным подтверждением справедливости такого вывода могут служить ответы на вопрос: «Если в ближайшее время состоятся выборы в новый парламент России, за какого кандидата Вы бы предпочли голосовать?» Лишь 25,5 % ответили: «За сторонника воссоздания Союза», а большинство (51,5 %) предпочли бы «сторонника независимого развития России». Исследования указывали на то, что, казалось бы, наблюдается процесс адаптации россиян к новым геополитическим реалиям, за пределами России зона их актуального интереса ограничивалась лишь двумя славянскими республиками, Украиной и Белоруссией, и Казахстаном, который продолжал восприниматься как наполовину русская страна[19 - См. подробнее: Паин Э. Становление государственной независимости и национальная консолидация России: проблемы, тенденции, альтернативы // Мир России. 1995. № 5. С. 66. См.: Общественное мнение-2002… С. 19.]. Зато в «эпоху стабилизации» именно распад Советского Союза расценивается этническим большинством в качестве наиболее болезненного события недавней истории[20 - Бондаренко В. Указ. соч.].

Если в первый из рассматриваемых периодов русский язык без сопротивления воспринимал новые слова и обороты, навязанные ему соседними государствами, то во второй стало заметным решительное, я бы даже сказал, демонстративное их отторжение.

Примером может служить использование русскоязычными СМИ оборотов «в Украине» и «на Украине» (см. рис. 1).

Рисунок 1. ДИНАМИКА СООТНОШЕНИЯ УПОТРЕБЛЕНИЯ ВЫРАЖЕНИЙ «В УКРАИНЕ»/«НА УКРАИНЕ» с 1995 по 2002 год, %

Примечание: индекс употребления равен отношению количества употреблений выражения «В Украине» к количеству употреблений выражения «На Украине», умноженному на 100. Источник: расчеты А. Смолянского (Integrum World Wide) на основе данных Integrum World Wide

Судя по графику, до определенного времени новая языковая норма последовательно приживалась в русскоязычных СМИ всех стран СНГ. При этом в России этот процесс был даже более последовательным и плавным, чем в других странах Содружества, исключая Украину. Так было до 1999 года, когда в России обозначился крутой перелом тенденций и столь же последовательное, как и в первый период движение, но уже в другом направлении – к возврату к традиционной норме. Время перелома я связываю с национально-патриотическим подъемом периода побед (точнее, представления о победах) российской армии в Дагестане и началом второй Чеченской войны. О том, что отмеченные языковые процессы имеют прямую связь с политическим (точнее, этнополитическим) позиционированием СМИ, свидетельствует пример русских газет Крыма. Эти газеты постоянно позиционировали себя как защитников русского языка в условиях навязываемой Киевом украинизации, поэтому все эти годы твердо придерживались традиционной формы, а использование новой ни разу не превысило 14 % случаев, да и те были связаны в основном с перепечаткой или цитированием высказываний, опубликованных в московских или киевских изданиях.

Важно учесть и то, что большую часть источников, на основе которых был построен график, составили не столько газеты, сколько справочная литература и рекламные издания, которые ориентируются исключительно на спрос покупателей. Следовательно, отмеченная тенденция отражает массовые ориентации, а не навязанные какими-либо политическими лидерами.

Сам по себе рост этнического самосознания этнического большинства мог бы быть оценен как позитивное явление (в том смысле, что самобичевание конца 80-х и начала 90-х годов сменилось восстановлением самоуважения людей), если бы этот процесс не сопровождался эскалацией страхов, фобий и не послужил поводом для реставрации традиционалистских концепций.

Второй цикл – активизация этнического большинства. «Синдром тревожности»

Исследования этносоциологов под руководством Л. М. Дробижевой показывают, что уровень этнического самосознания русских в 1990-х годах быстро повышался. Об этом свидетельствовали социологические исследования, в которых по уровню самосознания русские сравнивались с другими народами. Для этого использовалась методика, в которой утвердительные ответы на подсказку в социологической анкете: «Я никогда не забываю, что я…» (далее указывается соответствующая национальность: «русский», «осетин», «якут», «татарин», «башкир» и т. д.) – рассматривались социологами как признак ярко выраженного этнического самосознания. За период 1994–1999 годов у всех перечисленных представителей этнических меньшинств прирост доли лиц с таким признаком составил 10–15 %, тогда как у русских он удвоился. При этом быстрее всего выросли наиболее эмоционально выраженные формы этнического самосознания. Если в 1994 году не более 8 % русских в республиках отвечали, что «любые средства хороши для отстаивания благополучия моего народа», то в 1999 году и в республиках, и впервые в русских областях такую установку продемонстрировали в опросах более четверти русских респондентов[21 - По материалам исследовательских проектов, выполненных под руководством Л.М. Дробижевой, «Посткоммунистический национализм, этническая идентичность и регулирование конфликтов» (1993–1996) и «Социальное неравенство этнических групп и проблемы интеграции в Российской Федерации» (1999–2001).]. К сожалению, росло и число приверженцев националистической установки «Россия для русских». Это подтверждается и материалами других исследовательских групп.

По данным ВЦИОМ, доля людей, полностью или частично поддерживающих идею «Россия для русских», возросла за пять лет (1998–2002 годы) с 46 до 55 % опрошенных (в 2001 году она доходила до 60 %). Эти результаты получены на основе репрезентативной для России выборки, в которой русские составляли 85 % опрошенных. При этом симпатии к лозунгу в основном проявили именно русские, тогда как представители других национальностей в большинстве своем оценили его крайне отрицательно. Например, в 2002 году оценку данному лозунгу: «Это настоящий фашизм» – дали 22 % русских и 59 % представителей других национальностей[22 - См.: Общественное мнение-2002… С. 128.].

Исследования Центра этнополитических и региональных исследований (ЦЭПРИ) показали, что этнополитическая ситуация в «период стабилизации» радикально изменилась по сравнению с предыдущим «революционным периодом». Основной зоной межэтнических конфликтов стали не республики, как в предшествующий период, а русские края и области, особенно на юге Федерации[23 - Исследования проводились в 55 регионах России в 2001–2003 годах в рамках финансируемого Фондом Дж. Д. и К.Т. Макартуров проекта, предусматривающего мониторинг правового регулирования и практики реализации прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам. Основные результаты первого этапа исследования опубликованы в книге: Национальные меньшинства.]. Изменился и тип этнополитических противоречий. В «революционную эпоху» они имели как бы «вертикальную» направленность – между республиками и федеральным центром, в «эпоху стабилизации» характер конфликтов приобрел иную, «горизонтальную», направленность. Речь идет о межгрупповых конфликтах между русским большинством и этническими меньшинствами.

Русский национализм становится более организованным. Так, в 1992 году в Москве и Петербурге были зафиксированы первые молодежные экстремистские организации, типа «Скинхедов». Тогда численность этих организаций оценивалась в 10–15 человек, а к 2001 году отмечается гигантский (на несколько порядков) рост числа скинхедов, которых, по данным МВД России, насчитывалось уже около 10 тыс. человек. Независимые же исследователи, такие как А. Тарасов, тогда оценивали численность подробных организаций примерно в 30 тыс. человек[24 - Тарасов А. Погромы уже начались: 30 тысяч бритоголовых проводят санацию наших городов // Общая газета. 2001. 29 марта – 4 апреля; Он же. Бритоголовые: Новая профашистская субкультура в России // Дружба народов. 2000. № 2.]. Еще через три года тот же автор указывает на увеличение числа скинхедов более чем в 1,5 раза, и к 2004 году оценивает их численность в 50 тыс. человек[25 - Он же. Наци-скины в современной России // Аналитический доклад Московского Бюро по правам человека. М., 2004.]. Важно еще и то, что эти тысячи молодых расистов и фашистов сосредоточены в крупнейших городах России. В Москве и ближнем Подмосковье сейчас, по разным подсчетам, от 5 до 5,5 тыс. скинхедов, в Петербурге и ближайших окрестностях – до 3 тыс., в Нижнем Новгороде – свыше 2,5 тыс. скинов, в Ростове-на-Дону – свыше 1,5 тыс., в Пскове, Калининграде, Екатеринбурге, Краснодаре – свыше 1000, в Воронеже, Самаре, Саратове, Красноярске, Иркутске, Омске, Томске, Владивостоке, Рязани, Петрозаводске – несколько сотен. В одной Москве больше десятка таких организаций[26 - По данным начальника отдела по борьбе с экстремизмом и терроризмом УБОП МВД полковника Виталия Митькина.]. В основном преобладают мелкие группы (от 3 до 10 человек). Средний срок их существования – несколько лет. Но есть и более крупные и упорядоченные структуры. Первыми возникли в Москве «Скинлегион» и «Blood&Honor – Русский филиал» (B&H). B&H – это международная организация наци-скинов, в некоторых странах она официально запрещена как экстремистская или фашистская (осенью 2000 года была запрещена в Германии). В «B&H – Русском филиале» и в «Скинлегионе» состояло по 200–250 человек и наличествовала определенная дисциплина, иерархия, разделение труда. В 1998-м к ним добавилась третья крупная организация – «Объединенные бригады 88» (ОБ 88), возникшие в результате слияния небольших скин-групп «Белые бульдоги» и «Лефортовский фронт». В Петербурге около 400 скинов входят в организацию «Русский кулак» и не меньше 100 – в организацию «Коловрат» (считающуюся довольно умеренной), в Нижнем Новгороде – свыше 300 человек входит в группировку «Север»[27 - Тарасов А. Указ. соч.]. Подавляющее большинство скинхедов – это подростки лет 13–19, однако за ними стоят вполне «взрослые» политические силы. В Москве молодежные банды скинов в той или иной мере попали под влияние различных праворадикальных организаций. Среди них «Национальный фронт» (лидер – Илья Лазаренко) и Народная национальная партия (лидер – Александр Иванов-Сухаревский). В Петербурге со скинами работает Партия Свободы (до 2000 года – Национально-республиканская партия России, лидер – Юрий Беляев), в городах Поволжья и Краснодаре – «Российское национальное единство» (РНЕ) и «Русская гвардия».

Практика управления в большинстве русских краев и областей в той или иной мере определяется ростом ксенофобии среди этнического большинства населения. В российских регионах, по наблюдениям В. Мукомеля, сформировались четыре модели этнической политики[28 - Центр этнополитических и региональных исследований (ЦЭПРИ), 2003. Наша классификация в основном основывается на материалах обследованных ЦЭПРИ областей юга России и в меньшей мере затрагивает центральные районы.].

1. Политика отчужденности. Власти стараются не замечать роста ксенофобии среди русского населения и полагают, что сама постановка вопроса о проблемах национальных меньшинств провоцирует межэтническую напряженность. (Такая модель сложилась в Тульской, Рязанской, Смоленской и в большинстве других областей Центральной России.)

Практика замалчивания проблем этнических меньшинств приводит к оживлению русского национализма. Его активисты воспринимают молчание региональных лидеров как знак согласия или благожелательного нейтралитета по отношению к их экстремистской деятельности. В условиях, когда региональное руководство склонно не замечать проблем меньшинств, представители региональных правоохранительных структур, прежде всего милиции, со своей стороны, склонны квалифицировать даже видимые невооруженным глазом проявления идеологически мотивированного насилия по отношению к меньшинствам как разрозненные акты хулиганства или молодежные «разборки».

2. Политика конфронтации с отдельными нацменьшинствами. Этот путь избрал ряд регионов юга России, где сильны позиции казачества, сильны антикавказские настроения (Краснодарский и Ставропольский края, в меньшей степени Ростовская область).

Русские регионы Северного Кавказа, по мнению многих аналитиков, «один из самых националистических и консервативных регионов России. Достаточно вспомнить антисемитские высказывания всенародно любимого на Кубани бывшего губернатора Кондратенко и казачьи погромы „инородцев“»[29 - Кубанская пресса лидирует по числу националистических высказываний (http://kavkaz.memo.ru/newstext/news/id/543257.html).]. Ситуация в этом регионе усугубляется территориальной близостью Чечни. Высказывания, публикуемые в бдительно контролируемой местными властями прессе, нередко сводятся к простой и от того еще более страшной формуле: «Чеченцы – это нелюди, враги России, и их нужно уничтожать»[30 - Там же.]. Свою лепту в развитие русского национального экстремизма вносят прокуратура и судебные инстанции, которые заводят уголовные дела на тех, кто высказывает свое критическое отношение к проповедям национальной розни, и не замечают деятельности самих проповедников. Так, в Ставропольском крае, выделяющемся среди российских регионов массовостью таких радикальных националистических организаций, как «Российское национальное единство» (РНЕ), в конце 2002 года возбуждено уголовное дело в отношении вовсе даже не активиста РНЕ, а ученого Виктора Авксентьева, известного специалиста в области этнической конфликтологии.

3. Политика балансирования между общественным мнением, настроенным против национальных меньшинств, и необходимостью обеспечения политической стабильности, а следовательно, и какой-то формы защиты интересов нацменьшинств (Воронежская, Волгоградская, Курская области).

Это районы Южного Нечерноземья, примыкающие к Северному Кавказу. Близость Чечни и большой приток мигрантов с Кавказа порождают сильные настроения ксенофобии в массовом сознании. Вместе с тем крупные промышленные центры, такие как Воронеж и Волгоград, требуют притока рабочей силы из числа этнических меньшинств. Да и в сельской местности здесь исторически сложились обширные районы, заселенные этническими меньшинствами, поэтому открытая поддержка русского национализма могла бы резко дестабилизировать политическую ситуацию в этом субрегионе – все это побуждает власти к политике балансирования.

4. Политика противодействия экстремизму и конструктивного сотрудничества с национальными меньшинствами (Астраханская и Оренбургская, в меньшей мере Самарская и Саратовская области).

Так, в Астраханской области «администрация области исходит из того, что власть не должна делать никакого различия между этносами, что представители всех национальностей должны пользоваться одинаковыми правами и нести одинаковые обязанности. Только при соблюдении этого условия возможно доверие населения к органам государственной власти. Без этого доверия не может быть нормального, сбалансированного управления в многонациональном регионе»[31 - Политические и социально-экономические итоги 2001 года / Администрация Астраханской области. Астрахань, 2002. С. 37.]. Однако даже в группе сравнительно благополучных по характеру межэтнических отношений областей заметен рост ксенофобии, сопровождающийся проявлениями дискриминации этнических меньшинств.

Группой исследователей ЦЭПРИ под руководством В. Мукомеля была предпринята попытка опытным путем проверить, существует ли дискриминация представителей национальных меньшинств в сфере найма на работу. Обследование проводилось волонтерами, преимущественно студентами. Волонтеры попарно (русский и представитель национальных меньшинств) устраивались на работу. Все они были одного пола, возраста, уровня образования и квалификации, семейного положения, все имели российское гражданство и законно проживали в регионе. Методика обследования включала элиминирование всех, по возможности, факторов, кроме этнической принадлежности претендентов, и сводилась к «провоцированию» работодателей на выбор между представителем национального меньшинства и русским (либо между представителями разных национальных меньшинств). Например, одному из волонтеров ЦЭПРИ, представителю этнических меньшинств, отказывали в приеме на работу под предлогом того, что он студент-заочник и его неизбежные отлучки на экзаменационные сессии не устраивают фирму. Тогда через некоторое время к тому же работодателю приходил русский волонтер и специально подчеркивал, что он студент и ему необходимо отлучаться на экзаменационные сессии. Если ему предлагали работу, считая указанное обстоятельство несущественным, то полученный ранее отказ представителю этнического меньшинства рассматривался исследователями как проявление дискриминации. В обследованных областях группы волонтеров предприняли по две-три попытки устроиться на работу почти на 50 предприятий, дававших объявления о найме работников, и в 40,5 % случаев отказ от приема может быть интерпретирован как проявление дискриминации национальных меньшинств (самый высокий уровень дискриминации отмечен в Самаре, здесь она зафиксирована в 50 % случаев, самый низкий в Астрахани – в 28 % случаев).

Наиболее надежный инструмент для анализа этнических дискриминаций – частные объявления. В объявлениях о найме на работу указаний на национальность нет, а вот частные объявления о сдаче или съеме жилья во всех областях пестрят указанием на этническую принадлежность потенциального арендатора. Нами проанализировано свыше 8, 2 тыс. объявлений в газетах бесплатных объявлений типа «Из рук в руки», «Все для всех» и др. в 2002 году.

Из 4484 объявлений о сдаче жилья от частных лиц в каждом десятом фигурируют пометки «только русским», «только русской семье», хотя доля таких объявлений очень варьирует по регионам. Даже в Астраханской области, одной из самых толерантных по всем показателям, в 2,1 % объявлений встречается жесткая формулировка: «лицам кавказской национальности не беспокоиться».

Учитывая сложившуюся ситуацию на рынке жилья, лица, ищущие жилье, зачастую сами указывают свою национальность. Из 3717 объявлений о съеме жилья, опубликованных в местных газетах в 2002 году, в 17,3 % всех объявлений указывалась национальность ищущего жилье. Наиболее распространены формулировки: «для русской семьи», «русского мужчины», «русской женщины», «русской девушки». В подобных объявлениях только русские указывают свою национальную принадлежность.

Повсеместно доля объявлений «с этническим уклоном» выше среди объявлений о найме жилья, чем среди объявлений о продаже жилья (см. рис. 2).

Рисунок 2. ОБЪЯВЛЕНИЯ «ТОЛЬКО ДЛЯ РУССКИХ»

Источник: расчеты В. И. Мукомеля

Более пристальный анализ показал, что доля «этнических» объявлений о сдаче жилья в печатных СМИ явно занижена и не отражает местных реалий – в силу контроля за такого рода объявлениями, идущими вразрез с федеральным законодательством. Об этом свидетельствует сопоставление объявлений в прессе и расклеенных объявлений о сдаче или найме жилья. Среди расклеенных объявлений владельцев жилья доля объявлений с пометой «только для русских» вчетверо выше, чем среди опубликованных, а среди расклеенных же объявлений о съеме жилья более половины потенциальных арендаторов сочли необходимым указать свою национальность, излишне напоминать, что все они – русские.

Впечатляющая картина массовых этнических фобий среди этнического большинства открывается при анализе ответов на вопрос: «Как Вы думаете, представляют ли сейчас угрозу безопасности России люди нерусских национальностей, проживающие в России?» Негативный ответ – «никакой угрозы» – дали лишь 19,6 % русских (это вдвое меньше, чем представители других национальностей – 41,8 %). Почти 2/3 опрошенных (57,7 %) ощущают ту или иную меру угрозы – «большую угрозу», «некоторую угрозу» – со стороны жителей других национальностей[32 - Данные опроса ВЦИОМ (Экспресс-7, 26–29 июля 2002 года).]. Однако анализ ответов на другой вопрос, в котором речь шла уже не об угрозах стране, а об угрозах конкретным людям, показывает, что уровень этнических фобий у русских не столь уж драматичен, как может показаться (см. табл. 1).

Таблица 1. «ЧУВСТВУЕТЕ ЛИ ВЫ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ВРАЖДЕБНОСТЬ К СЕБЕ СО СТОРОНЫ ЛЮДЕЙ ДРУГИХ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ?» (в % к числу опрошенных)

Источник: данные опроса ВЦИОМ (Экспресс-7, 26–29 июля 2002 года).

Данные таблицы 1 показывают, что большинство россиян различных национальностей не ощущают враждебности иных народов к себе лично. Любопытно, что в русской среде доля людей, которые никогда не испытывают такой враждебности по отношению к себе, примерно такая же, как и тех, кто видит в других российских народах врагов стране (59,7 и 57,7 %, те же 2/3 опрошенных). Это свидетельствует, во-первых, о том, что многие этнические фобии носят абстрактный характер; во-вторых, о сохранении пережитков традиционного сознания, характерного для империй, когда государство отождествляется с властителем и у него одни враги, а у подданных – другие.

Обращает на себя внимание, что русские по всем вариантам ответов проявляют большую озабоченность отношением к себе со стороны других народов, чем представители этнических меньшинств. При этом крайние формы этнической подозрительности среди русских проявили почти в два раза больше опрошенных, чем среди представителей других национальностей. Этот результат следует признать неожиданным, поскольку этническое большинство, как правило, проявляет меньшую этническую озабоченность, чем меньшинства. Это доказано многочисленными исследованиями, проведенными в разных странах мира, и, что особенно важно, исследованиями в 70-х и 80-х годах в Советском Союзе[33 - См.: Русские… С.418.]. Массовая тревожность большинства свидетельствует о том, что оно, по сути, перенимает поведенческие стереотипы меньшинств и утрачивает естественную для него ведущую роль в обществе.

Вероятным последствием роста тревожности у представителей этнического большинства может стать ответная реакция этнических меньшинств. В этом случае этнополитический маятник совершит третий, заключительный цикл колебаний, который может завершиться разрушительным кризисом государственности.

Гипотезы о механизмах действия этнополитического маятника в условиях модернизации

Большинство российских этносоциологов определяют рост этнической тревожности русских как ответ на предшествующую активизацию этнических меньшинств. Речь идет о прямом ответе русских на рост негативного отношения к ним со стороны национальных движений других народов СССР и России, зачастую переносивших на этническое большинство грехи советского режима[34 - Такой точки зрения придерживались специалисты Института социологии РАН и Института этнологии РАН на семинаре «Осознают ли себя русские единой этнической общностью? Существует ли „русская проблема“?», который состоялся в Фонде «Либеральная миссия» 30 января 2003 года (см.: http://www.liberal.ru/sitan. asp?Num=305).].

Активность одних этнических общностей, несомненно, оказывает заражающее и провоцирующее влияние на другие, активизирует их, и все же такое объяснение причин чередования этнической активности меньшинств и большинства мне представляется ограниченным и упрощенным.

Во-первых, оно не учитывает незначительную численность и малое влияние той категории русских в России, которая имела непосредственный негативный опыт межэтнического общения, а именно мигрантов из новых независимых государств и жителей некоторых республик Российской Федерации.

Во-вторых, указанная гипотеза не дает ответа на главный вопрос: почему ответ русских так запоздал, ведь пик миграций был пройден в 1994 году, к этому же времени угасли последние вспышки этнической активности (кроме Чечни), а рост этнической тревожности русских стал заметно проявляться лишь в конце 1990-х годов?

Думаю, что этот феномен может быть сравнительно адекватно объяснен в терминах концепции рецидивирующего традиционализма, а именно как следствие взаимодействия четырех основных его механизмов.

Кризис идентичности и разновременность процессов этнической мобилизации

Для этнических меньшинств русские во все времена выступали тем, что философы называют конституирующий «иной», по отношению к которому самоопределяются меньшинства. Само же этническое большинство в условиях Российской империи и Советского Союза могло даже не замечать присутствия меньшинств и уж во всяком случае по отношению к ним не самоопределялось. Для них конституирующим «иным» могли быть иностранные народы, особенно в условиях внешнего вызова (французы в Отечественную войну 1812 года, немцы в Великую Отечественную, американцы в период противостояния блоков и т. д.). В своей же бытовой повседневности большинство самоопределялось только по отношению к государству, социально-стратификационную систему которого можно определить как «этакратическую» (государственническую), поскольку ее основные параметры определялись рангом человека во властной иерархии[35 - См.: Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект-пресс, 1996.].

Но вот государство распалось, и вся система отношений радикально изменилась: русские впервые вступили в систему горизонтальных межэтнических отношений. Сам процесс разгосударствления этнических отношений можно считать важным этапом на пути к формированию гражданской нации, однако новые условия функционирования этнического большинства оказались для него психологически весьма болезненными.