Второй пророк

Снова вспомнила, что наш проект растет с каждым днем… Никогда не чувствовала такой радости. Поскорее бы съемки!

24 апреля 2141 год.

Мама приходила ко мне домой, плакала. Для нее я, «хоть и отбившаяся от рук, но все же дочь». Безумно приятно, мам!

У нас с ней состоялся разговор: она спросила про «Пророка», я рассказала ей о том, как я взволнована этой идеей, как мы с Жаком не можем дождаться ее скорейшего воплощения, буквально живем мыслями об этом. Она сказала, что она и «семья» очень расстроены новостью о том, что я буду играть главную роль в этом фильме.

«Сандра… Санни, мы все… Как тебе в голову пришла идея отдать свою жизнь ради… фильма? Ты ведь не просто сыграешь смерть, ты умрешь на самом деле. ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Мы не хотим потерять тебя. Не снова».

Меня даже на слезу пробило, действительно поплакала. Пришлось ей сказать, что я подумаю. Подумаю?

25 апреля 2141 год.

Сегодня снова виделась с Жаком, он сказал, что у него была встреча с представителем Государства. В каком же я тогда была шоке! Государство настолько заинтересовалось нашим проектом, что решило обговорить некоторые его детали с Жаком (видимо он теперь у нас за главного) и сделать некоторые предложения. Какие предложения Жак так и не сказал, это все очень, очень конфиденциально. Какое же все-таки противное слово.

Каждый раз, слыша это «все слишком секретно» слово, вспоминаю свое детство. Не трудно догадаться, что оно не было слишком… хорошим. Мама, вечно увлеченная своей работой, пряталась от нас в подвале, где обустроила себе «лабораторию». Ну это я ее так называла. На деле же это был просто ее офис, но моей детский разум представлял, что там она творит подобных себе роботов… Так грустно, что даже в своем собственном дневнике мне страшно сказать, чем все же мама занималась, ведь она ежедневно повторяла мне и брату одно и то же слово: «КОНФИДЕНЦИАЛЬНО». Рано или поздно начинаешь считать запреты устоявшимися правилами. Чувствую себя жертвой Стэндфордского эксперимента.

Дастин Верум. 2171

Здесь я бы хотел прервать нить повествования Сандры и вмешаться. Я пересмотрел свои записи и пришел к выводу, что мое исследование до сих пор не дало достаточной информации о том, кто же все-таки такая Сандра Хейз. Я понимаю и надеюсь, что моя работа дойдет не только до нашего поколения, но и переживая года, а может и столетия, дойдет до наших потомков, которые с большой вероятностью не будут знать, кем является эта девушка.

В университете я специализировался не только на истории, но и на искусстве (в которое до 2155 года входил и кинематограф), так что я в достаточной степени был знаком с главными вехами в искусстве кино. Не могу сказать, что материал изучения университета часто касался этой темы, но что я могу сказать с уверенностью так это то, что данную тему профессора хоть и обсуждали, но делали это крайне осторожно. Касались лишь общих понятий и толком не давали никакой важной информации, так что таким любопытным ребятам как я приходилось искать все интересные сведения самим. Именно так я и, хоть и косвенно, но познакомился с Сандрой Хейз.

При первом прочтении сводок того времени, Сандра показалась мне самой обычной знаменитостью, из когда-либо существовавших. Ну, знаете, думалось, она относится к тому типу актеров, которые проживали свой век, стабильно играя в фильмах, раз или два выстреливая, обеспечивая себе старость, а потом спокойно умирая в достатке. Но все же здесь мой мозг сделал осечку: старости у нее не было и выстрелила она хоть один раз, но очень громко и далеко. Так что эта девушка просто по определению не могла быть обычной. Но может кто-то из вас уже задался вопросом: почему именно она стала главной актрисой? Была ли это какая-то особая идеология? Что она хотела этим показать миру? Из начала дневника мы видим, что она будто бы действительно увлечена идеей реальной смерти в фильме, но любой разумный человек сейчас не поймет в чем была все-таки прелесть этой смерти.

На лекциях по истории того времени наш профессор говорил нам, что то десятилетие было в какой-то степени переломным для человечества. Главные наши технологии развлечений были изобретены буквально через десять лет, после событий дневника, так что все поколение тогда, можно сказать, скучало. Тогда лишь недавно кончилась борьба с главными неизлечимыми заболеваниями и все люди помчались лечиться. К 2138 население планеты взлетело до чисел, которых все так боялись, а наши экспедиция лишь были на пути от экзопланет, неся новости. Люди теснились и скучали, их было много, а работы мало, экономика Единого Государства рухнула, началась инфляция. Все катилось в бездну.

Проблему перенаселения власти решать боялись, ведь единственным решением было ввести запреты и закрыть доступ на лекарства от неизлечимых болезней. Для любой власти это буквально было самоубийством, поэтому они не хотели ничего предпринимать.

Через год Государство все же ввело ограничение на вакцины, излечивая ежемесячно лишь 10 человек в многотысячной очереди. Нечего и говорить о том, какие начались бои за место на лекарство.

Но это, как ни странно, было еще и не главной проблемой того времени. Главной проблемой того времени была хандра человечества. Люди отказывались работать, отказывались делать что-либо. Зачастую они просто сидели на улицах, смотря в никуда. В архивах до сих пор остались знаменитые фотографии Централ парка, в котором люди просто лежали на земле, глядя в небо. Жуткая картина.

Так вот правительство всеми силами пыталось поднять дух народа, развлечь его, но люди никак не реагировали. Казалось, человечеству резко все наскучило.

Тогда-то и появились группы идеалистов-фантазеров. Они придумывали разные развлечения, которые люди до сих пор не видели, вербовали народ, а затем воплощали в жизнь задуманное.

Их силам открылись заведения, в которых можно было за своеобразную плату организовать настоящую бойню. Что-то вроде древней индульгенции, вот только грехи в этих заведениях людям не отпускались – там они лишь поощрялись. Фанатики находили людей, по какой-то причине желающих умереть: неизлечимо больных, у которых нет шанса на вакцину, заключенных и просто несчастных людей, – и делали их частью своего шоу. Любой желающий мог прийти и убить человека любым удобным ему способом. Только вот не каждый из этих законных убийц понимал, чем им придется платить.

Каждый из них подписывал контракт с предоставителем услуг, в котором «каратель» (так эти желающие поразвлечься начали именовать себя), обещал свою службу государство, учитывая, что его могут вызвать в любой момент. Нигде толком не было прописано, что именно входило в эту службу, поэтому недалекие «каратели», не задумываясь, соглашались. Не буду говорить наперед, чем им это обернулось, мы вернемся к этой теме чуть позже. Вернемся к новым развлечениям того времени.

Несложно догадаться, что вскоре, смотря на эти игрища с законами не только мира, но и морали, люди начали возбуждаться и пытаться повторить это, перепрыгнув через свою голову. Какие только жестокости тогда не приходили в головы молодого поколения (именно в их руках сосредотачивалось управлением индустрией развлечений). Все это объединяло одно: люди как никогда хотели крови. Поэтому нетрудно представить, что вскоре человечество словно привыкло видеть все это в повседневной жизни, а заявление о создании «живого кинематографа» не сильно взбудоражило умы людей. Но все же заинтриговало.

Сандра, исходя из моего исследования, оказалась человеком, не столько предложившим эту идею, сколько согласившимся стать ее лицом. Она действительно была рада «привнести в соскучившийся мир что-то новое, революционное», как она сама говорила в одном из своих интервью, но все же за ее спиной стоял более важные для этого дела человек, который умело дергал за ниточки. Этим человеком был Жак Таратто – мужчина, появившийся в индустрии, как пролетающий метеорит: неожиданно и ярко. Упал на нашу серую землю, чтобы окрасить ее в цвет своего особенного пламени.

В общем и целом, думаю вы понимаете, что любой склонный желать славы человек, быстро склонился бы к любой идее, способной взбудоражить людей, особенно если идея ему придет от такого убедительного человека как Жак (в дальнейших записях дневника вы увидите, что этот мужчина как никто другой умел убеждать), так что Сандра быстро одобрила идею нового вида искусства и решила поделить груз ее реализации с Жаком, повесив часть со смертью на свои плечи.

***

Совсем недавно, проводя очередную ночь в одном из архивов библиотеки я оказался в весьма интересной ситуации: неподалеку от меня сидел молодой, но потрепанный работой парень. Он стал посещать Государственную библиотеку совсем недавно (по крайней мере раньше я его там не видел) и сразу же вызвал во мне интерес. Не могу точно сказать почему именно мое внимание обратилось на него, но было очевидно, что этот парень все же чем-то да отличался от всех, кого я прежде видел в архивах.

Дело в том, что люд, обычно заполнявший просторные читальные залы, был довольно одинаков: все они были ухожены, одеты строго, казались в целом невероятно закрытыми и отталкивающими. У этого, конечно, было обоснование, все-таки это люди, изучающие и творящие все, за что мы благодарны, но все же их однотипность не могла не бросаться в глаза.

Этот же парень был заметно отличим от всех других. Его одежда была слегка потрепана и не ухожена, хоть и было видно, что к низшему слою людей он явно не относился. Парень казался нервным, у него дрожали руки, все его движения были резким и словно, угрожающими. Он был похож на бомбу замедленного действия.

Я замечал, что, когда я прихожу, он уже сидит там, один, перелистывая страницу за страницей в какой-то тоненькой книжке, обложка которой говорила, что это была не научная книга и даже не художественная литература – это скорее было похоже на тетрадь. Довольно старую тетрадь. И он все читал ее, то и дело вздрагивая, возвращаясь на прежнюю страницу каждые несколько минут, словно впитывал каждую букву, как губка. Когда же я уходил, он все еще сидел там, не обращая внимания ни на что. Казалось, здание может начать рушиться, а он все будет сидеть там и читать эту тетрадь.

В конце концов, он вызвал во мне такой интерес, что я решил остаться допоздна и уйти лишь после него, чтобы посмотреть на то, что же будет. Как ни крути, я не думал, что мне когда-либо придется провести в архиве сутки – спасибо пареньку, остался в библиотеке до утра. Но все же это того стоило.

Признаюсь, оказалось не так уж и просто пытаться изучать всю эту тему в плохо освещенном архиве, когда время уже перевалило за полночь. Все затихало, и только каждые полчаса мимо проезжали мои новоиспеченные друзья роботы-библиотекари, доставляя свой груз из точки А в точку Б. За эти полчаса я успевал задремать и снова проснуться, оглядеться вокруг и удостовериться, что мой «объект наблюдения» все еще корпит над своим чтивом. В такие моменты я задавался вопросом: «Когда же, черт подери, он спит?», но потом вспоминал, что в обед он обычно уходил куда-то на пару часов и возвращался немного более ухоженный и, кажется, отдохнувший. Да и к тому же, при нем всегда был кофе, который ему каждый час привозили роботы. О существовании такого обслуживания в библиотеке я до этого даже не догадывался. Оказалось, лишь плати за день личного обслуживания великие деньги, и тебе будут привозить хоть одеяло с подушкой прямо в читальный зал, сфера услуг и тут пустила корни. А паренек, в кучу к остальным моим наблюдениям о нем, оказался еще и богатым малым.

Так вот, в тот вечер, когда я сквозь боль и нежелание остался в библиотеке, мне наконец представился случай познакомиться с этим загадочным молодым, подобным призраку, парнем.

Сидя за тем, что он читал, он неоднократно издавал какие-то звуки удивления, страха, смятения, а порой он даже резко подскакивал на стуле. В общем палитра эмоций у него в такие моменты окрашивалась как никогда ярко. Когда он в очередной раз подскочил со стула, что-то, очевидно, пошло не так и он, запнувшись о ножку стола, свалился на пол. Я не мог упустить представившуюся мне возможность и подошел к нему, чтобы помочь.

– Извините, у вас все в порядке? Я уже несколько раз видел, как вы подпрыгиваете на месте. Может вам чем-то помочь?

Парень, казалось, с первого раза будто не заметил меня. Поднялся, проигнорировал, сел на стул и уже было хотел начать читать снова, но вдруг посмотрел на меня.

– Извините, если потревожил. Я просто немного устал и уже не контролирую себя. Вы можете возвращаться к работе, впредь я буду тише.

– О, нет, нет. Все хорошо, вы мне не помешали. Честно говоря, я уже и сам устал сидеть тут, но что уж тут поделать – работа, – я учтиво улыбнулся ему, пытаясь хоть как-то расположить к себе, на что он тоже, хоть и с натяжкой, но улыбнулся. – Можно поинтересоваться, что же вы такое читаете? Вы меня очень заинтриговали, я прямо сгорал от любопытства. Какая же книга вызывает такие бурные эмоции в человеке?

Я сразу заметил, что этот незнакомец словно засомневался. Он на пару секунд отвернулся, потер лоб рукой – все признаки неуверенности в происходящем. Я вот-вот мог упустить шанс разгадать еще одну загадку, встретившуюся мне на пути. Но, как ни странно, парень неожиданно встал, можно даже сказать немного радостный, словно мои слова оказались для него тем, что было нужно для пробуждения в нем нового сгустка энергии.

– Вы не против пройтись со мной?

А затем этот растрепанный парень, не дожидаясь ответа, двинулся вперед в неизвестном мне направлении (как потом оказалось на выход из нашего архива), не оглядываясь кинув мне:

– Меня, кстати, зовут Александр.

– Дастин Верум.

***

Пройдясь немного в полной тишине, он вывел меня в главный холл Государственной Библиотеки, вдоль всей длинны которого были выставлены столы работников. Они внимательно смотрели в лицо всех, кто проходил мимо, а так как в столь поздний час мы были одними из немногих, кто остался тут, этим гениальным библиотечным работникам не оставалось ничего, кроме как смотреть прямо на нас.

К моему удивлению, мой новый друг Александр будто бы знал всех этих работников. Каждый раз, проходя мимо их столов, он кивал им, а они ему. К нескольким из них он даже обратился по имени, будто бы выказывая особое уважение. В тот момент я как никогда почувствовал свою ничтожность в данной ситуации, вспомнил о том, как будучи еще школьником я не прошел тест на роботе, чтобы работать тут. Стал одним из тех обычных заурядных детишек, мечтающих оказаться здесь не на условиях посетителя, а одного из главных работников. К слову, тогда я вспомнил про Пэтрис и о том, что я использовал ее, чтобы достать нужную мне информацию. Не перестану удивляться тому, как же она все-таки так легко доверила такую секретную информацию мне. Окажись я, скажем, человеком, проверяющим правильное функционирование всего «организма» библиотеки, я был бы вынужден доложить начальству о том, что один из не слишком жизненно важных органов стал непригоден. И ее бы тут же убрали. Наше счастье, я не один из этих людей.

Все время до этого я шел немного позади: мне показалось, что это была лучшая позиция для наблюдения за Александром, учитывая то, что я не хотел вызвать у него подозрений. Стоит отметить, что я сразу заметил странную перемену в этом парне: наружу будто вышел совершено иной человек. Все его тело, прежде находившееся в одном и том же скрюченном состоянии на протяжении нескольких часов, теперь выпрямилось, а он сам словно увеличился в росте; он шел прям, не шатаясь, как это было раньше; в его руках все еще был кофе, и он время от времени пил его, и, казалось, даже это выходило у него с каким-то иным, особым, лоском. Словом, за минуту с ним произошла такая метаморфоза, которую некоторые люди безуспешно пытаются осуществить годами.

Спустя некоторое время мое терпение начало кончаться, а любопытство все усиливалось, так что я предпринял некоторые действия, чтобы наконец заставить этого парня перестать молчать. Мне пришлось ускориться, чтобы наконец догнать этого, теперь уже высокорослого статного мужчину, и я оказался с ним наравне. Он тут же посмотрел на меня с таким равнодушием, какого я в жизни не видел. До чего странный человек!

– Мы идем перекусить в зону отдыха. Не против?

Я лишь кивнул головой.

– Вы, я так понимаю, тоже частый посетитель здесь? – Этот парень говорил так, будто уже знал ответ на любой интересующий вопрос. Будто для него это все было лишь условностью.