– По-твоему, настоящие воры говорят что-то другое? – он откровенно насмехается надо мной. Кажется, ему доставляет удовольствие унижать меня. – Вперед, девочка. Белье само себя не постирает.
Стискиваю зубы так, что эмаль скрипит. Ничего. Мне полезно. Каждая долбанная секунда этого вечера станет для меня хорошим уроком. Вывод первый: никогда больше не слушать идеи Ксюши. Вывод второй: никогда больше не приближаться к этому человеку и к его дому. Вывод третий: учеба, учеба – и еще раз учеба. Мальчики – это не мое. Видит Бог, я пыталась. Кому-то секс в радость, а кому-то приносит только неприятности. Грудь до сих пор болит от Сашкиных пальцев. Удовольствия было ноль, только дикое желание стереть с себя его слюни. Еще и синяки наверняка останутся. Про то, что он пытался сотворить у меня между ног, лучше и не вспоминать. Я чувствовала себя неуклюжей, грязной, какой-то… Не такой. Один только его палец причинил боль, мне хотелось вытолкнуть его из себя, сдвинуть коленки и уползти под кровать. Что бы было от члена? Думать боюсь. И как все эти женщины в порнухе впихивают в себя огромные резиновые пенисы? По-моему, такая боль сопоставима только с родами. Может, я вообще лесби? А что? Девушка бы никогда так не драконила бы мне клитор, словно это болячка, которую надо сковырнуть.
Встряхнув головой, чтобы избавиться от воспоминаний, я хватаюсь за покрывало. Двухметровая кровать только со стороны кажется крутой штуковиной. Нет, может, как траходром она, конечно, ничего, но вот застилать ее… Гигантское скользкое покрывало весит, как полноценный детеныш кита. И точно так же норовит вырваться из рук. Чтобы его сложить, нужны как минимум трое. Изо всех сил задираю руки, пытаюсь соединить противоположные концы, низ падает на пол. Наклоняюсь, чтобы поднять – расползаются верхние… Чтоб тебя! Еще и этот гортанный смешок бьет в спину, как брошенный камень.
Жмурюсь, считаю до десяти и приступаю снова. Я сложу тебя, сволочь!.. Корячусь, как дура, до пота, но аккуратно свернуть удается только на третий раз. Убираю прилипшие пряди со лба. Всего-то одеяло, простынь и наволочки… Отлично! У него еще и простынь на резинке!
Медленно выдыхаю, ползу по матрасу на четвереньках, чтобы отцепить дальние углы.
– Если ты собираешься меня соблазнить, то зря стараешься, – доносится с кресла. – Ты не в моем вкусе.
О, в этом я не сомневалась! Я ни в чьем вкусе! Ксюша рассказывала, каких пассий то и дело заводит ее отец. Если ты не нимфоманка с грудью, которая мешает держать равновесие, то можешь даже не мечтать о волшебном пенисе и щедром кошельке Руслана Сергеевича Абрамцева. Что ж, вот тебе новость, мистер Мечта-любой-телочки, меня секс не интересует! Ни с тобой, ни с кем-либо еще!
Разумеется, вслух я этого произнести не осмелилась бы, но бессильная злость подкатывает к горлу. Я знаю, что в моих проблемах не виноват никто, кроме меня, но можно же, мать твою, хотя бы не издеваться!
Дергаю на себя, чтобы содрать треклятое белье, глаза щиплет от слез, я уже почти ничего не вижу, зато прекрасно слышу треск расползающейся ткани.
– Может, тебе принести керосин и спички? – голос Руслана Сергеевича так и сочится сарказмом. – Если ты решила порушить мне всю квартиру, то голыми руками это будет трудновато сделать.
Это была последняя капля самообладания – и первая капля слез. Сдерживаться больше нет сил. Рыдания сдавливают грудь, сжимают горло, пока, наконец, не вырываются наружу. Реву, как маленькая девчонка. Все, что копилось внутри до этого момента, все неприятности, страхи, проблемы и обиды словно ждали своего часа, чтобы вылиться из меня соленым водопадом. И куда? На матрас этого человека.
Но мне уже все равно. Плевать, что он там подумает. Утыкаюсь носом в жестковатую белую ткань, вдыхаю едва ощутимый запах то ли парфюма, то ли кондиционера, и рыдаю так, будто завтра для меня уже не наступит.
– Ну ты чего? – обеспокоенно спрашивает Руслан Сергеевич, и я спиной чувствую его горячую ладонь. – Из-за простыни, что ли? Да плевать, ей все равно уже года два, пора выбрасывать… Хей! Ну перегнул, бывает. По тебе не скажешь, что ты такая чувствительная… Ладно, ладно. Ну, хочешь, иди домой? Вызову я уборщицу, делов-то. Ли-ля? Ты меня слышишь?..
Глава 4
Женские слезы. Вот, что я ненавижу в этой жизни больше всего. Кто-то боится пауков, кто-то – высоты или глубины. Была у меня одна дамочка, так вот, она не переносила вид сырого мяса. В постели она, конечно, была ничего, но кормила только овощами. Так вот, я не страдаю подобными фобиями. Но женские слезы буквально вышибают у меня почву из-под ног. Может, поэтому я развелся с Ксюшиной матерью, – та еще была любительница взрыднуть по поводу и без повода. И именно поэтому подарил дочери к окончанию школы отдельное жилье. После полового созревания, когда начались все эти гормональные фокусы с ПМС, она нет-нет, да закатывала истерику. Мальчик бросил, училка не так посмотрела… В общем, из-за всякого несущественного дерьма. С этой точки зрения Надя – почти мой идеал. Ни разу в жизни я не видел ее слез. Злость да. Пожалуйста. С криками и пощечинами. Но после этого оргазмы только ярче. А слезы?..
Застукав у себя в квартире эту парочку пионеров, я уж было решил, что хуже эта ночь уже не станет. Ошибся. Как же я ошибся! Лиля показалась мне довольно стойким оловянным солдатиком. Эдакая бунтарка. А эта вызывающая короткая стрижка, эта черная футболка с волком, сердито сверкающие глаза… Просто хотел поддеть, чтобы как следует усвоила урок. Откуда мне было знать, что она расплачется, как ребенок?
Отлично, теперь я чувствую себя так, словно я зарезал всю ее семью. С какого хрена, спрашивается? Это она вломилась ко мне, я ее сюда не звал! А теперь еще выставляет себя жертвой…
Неуклюже хлопаю ее по спине. Чем дальше, тем сильнее все это смахивает на истерику. Ее бы привести в чувство, но если я сейчас дам ей пощечину, она еще решит, что я какой-то монстр. Не то, чтобы меня это беспокоило, но… Не в моих правилах поднимать руку на женщину. Даже в такой ситуации. И что прикажете делать? Все, что я говорю, отлетает от нее, как от стенки. Нашатырь? Кроме обезболивающих и пластырей у меня вряд ли что-то завалялось в аптечке…
Вода! Точно! Идеальный способ! Когда маленькая Ксюша орала, как резанная, и ни на что не реагировала, опытная няня просто относила ее под душ. Секунда – и тишина.
– Пойдем, умоемся, – под локоть тащу незваную белобрысую гостью в ванную.
Дело плохо, она едва переставляет ноги, худенькое тельце содрогается целиком, как будто она мне тут собралась выплакать все внутренности.
Вот черт! Я не хочу – и не буду ее жалеть! Проклятые женские слезы… Наклоняю ее над раковиной, плещу в лицо водой. Она издает какие-то лающие звуки.
– Да твою ж налево! – беру и вталкиваю ее в душевую кабину. Включаю верхний поток, закрываю дверцы и сажусь на бортик ванны ждать чуда.
Раз, два, три, четыре…
– Холодно! – раздается изнутри жалобный писк.
Вот, другое дело! Уже не рыдания! Просовываю руку, – и правда, бодрит. Нащупываю регулятор, поворачиваю – и снова закрываю маленькую плаксу.
На сей раз внутри воцаряется тишина, нарушаемся только шелестом воды. Я блаженно прикрываю глаза. Если бы можно было кончать барабанными перепонками, я бы сейчас это сделал.
Минуту-другую я наслаждаюсь паузой, потом вдруг до меня доходит, что в кабинке уж слишком тихо. Подозрительно. Она ведь там жива? Да нет, если бы упала, я бы слышал. Ничего не успела глотнуть? Я же убирал бритву? Ну, не удалось переспать с парнем, ну, слегка отругал хозяин квартиры… Из-за этого же не вскрывают вены? Черт, еще и стенки так запотели, что ни фига не видно. Вот поди разберись с этой молодежью! В новостях одни суицидники!
Рывком раздвигаю дверцы и чуть не роняю челюсть. Девчонка стоит, вытянув руки по швам, совершенно голая, в углу темной мокрой кучей лежит ее одежда, только сверху белеют скомканные трусики. Когда успела-то?!
В идеале бы закрыть ее снова и приготовить полотенце, но я отчего-то залип. Я уже видел ее голой там, через камеру. Но черно-белое изображение – одно, а живое, распаренное и поблескивающее от воды, сладко пахнущее ванилью молодое тело – другое.
Я вижу ее во всех подробностях, хотя не собирался разглядывать. Вижу родинки под левой ключицей, острые грудки идеальной конической формы. Они торчат так, словно на них не действуют законы гравитации. С нежными, как будто молочными сосками. И бордовыми следами пальцев…
Меня будто бьет током, и я мгновенно все понимаю. Этот пацан своими клешнями еще полчаса назад мацал ее, а она терпела. И если бы я не успел… Господи, да девочка просто в шоке! И плакала потому, что у нее был запоздалый отходняк… И почему люди должны сдавать экзамен на права, чтобы садиться за руль, но не считают нужным разобраться, прежде чем прикасаться к девушке?
– На, – протягиваю ей полотенце, и она машинально заворачивается в него.
Поднимает на меня большие голубые глаза и снова всхлипывает.
– Руслан Сергеевич, простите меня…
Вот только не начинай опять!
– Все-все, забыли, – я пытаюсь не обращать внимания на тонкий запах свежевымытого тела, прогоняю картинку острых розовых грудок. – Пойдем. Поищу тебе что-то из Ксюшиных старых вещей…
Она послушно плетется за мной. Кажется, адекватность к ней вернулась.
– Слушай, – я вытаскиваю из гардеробной пластиковый контейнер с наклейками-сердечками и возвращаюсь в спальню. – Это не мое дело… Но я бы на твоем месте получше выбирал бойфренда. И запомни раз и навсегда: если ты не хочешь, ты не обязана заниматься сексом. Это должно быть обоюдное удовольствие.
– Какая разница… – она обреченно отворачивается к окну.
– Нет, это важно. Я тебе – никто, но ты обязана это услышать. Вот так, как делал твой мальчишка… Ну, так не должно быть, ясно? Он просто криворукий и зеленый. Ему еще учиться и учиться.
– Откуда вам знать, как он делал?
Я прикусываю язык, но тут же правдивый ответ сам приходит в голову.
– У тебя же синяки, – я пожимаю плечами. – И если бы он все делал правильно, ты бы сейчас не плакала.
– Руслан Сергеевич, спасибо вам, конечно, за советы. Но это лишнее.
– Вот как? Ну-ну, опытная ты наша.
– Дело не в этом. Просто я с этим завязала.
– С чем? – непонимающе моргаю я.
– С сексом.
Несколько секунд я смотрю на нее, гадая, не ослышался ли. Потом вдруг меня пробирает хохот.