– До меня только что дошло, как сильно я буду по тебе скучать, – ответила я.
– Я тоже буду скучать, Отем. – Руби крепко меня обняла, потом открыла багажник своей черной «Акуры». – Но я буду время от времени возвращаться сюда, чтобы навестить родителей. Может быть, на выходные. Вообще-то… – Она запихнула мою сумку в багажник и захлопнула его. – У меня для тебя сюрприз.
– Выкладывай. От тебя я приму всё, что угодно, – заверила я ее, устраиваясь на пассажирском сиденье.
Руби пристегнулась и вырулила с парковки.
– Тебе, подружка, не придется привыкать к новой соседке по квартире.
Я захлопала глазами и повернулась к Руби.
– Серьезно? Погоди, что ты имеешь в виду?
– Я рассказала маме с папой о твоей ситуации с застопорившимся проектом, о том, что твой парень сейчас на войне, и о том, что всё это угрожает твоим большим планам. Родители согласились, что необходимость уживаться с новой соседкой окончательно тебя добьет, поэтому выкупили у Амхерста комнату на целый год.
У меня отвалилась челюсть.
– О, боже.
– Здорово, правда?
– Здорово? Я уже представляю, как буду заниматься по вечерам в тишине и покое в своей квартире. В нашей квартире.
Руби ослепительно улыбнулась.
– Подумала, тебе это понравится.
– Я в восторге. Но, Руби…
– Даже не начинай, – перебила меня подруга. – Ни слова о деньгах. К тому же папа рассчитывает, что я в любой момент смогу вернуться в свою комнату, а значит, буду часто их навещать. Так я и поступлю.
– Твои родители так щедры, – проговорила я, ощущая уже знакомую смесь облегчения и стыда.
«Уэстону это чувство хорошо знакомо».
Руби покосилась на меня.
– У тебя опять грустный вид.
Я постаралась придать лицу нейтральное выражение и выкинуть Уэстона из головы.
– Наверное, скучаю по семье.
– Как поживает твой папа?
– Лучше, но еще слаб. Выглядит так, будто постарел лет на десять.
– Мама сильно тебя пилила из-за денег, которые дал Коннор?
– Она не ругалась, но долго молча дулась в своем фирменном стиле. Будь папа здоров, она, скорее всего, отказалась бы принять эти деньги.
– Упрямство – фамильная черта Колдуэллов.
Вернувшись в дом на Роудс Драйв, рядом с кампусом Амхерста, я вкатила в квартиру чемодан и обвела взглядом наше жилище.
– И всё это мое, да? – пробормотала я, не в силах скрыть улыбку. Надо же, я буду работать над своим сельскохозяйственным проектом в тишине и покое!
Руби посмотрела на меня и возвела глаза к потолку, потом плюхнулась на диванчик.
– О, боже. Так и вижу череду разухабистых вечеринок, которые ты не планируешь закатывать.
Я села рядом с ней.
– Аминь. Знаешь, не далее как сегодня утром я придумала, о чем будет мой гарвардский проект.
Руби выпрямилась.
– Да ты что? Молодец, подруга. И что же ты выбрала?
– Ну, я еще не продумала всех деталей, но, думаю, проект будет посвящен действиям правительства по облегчению налогового бремени фермеров, чтобы они получили возможность инвестировать в возобновляемое биотопливо.
У Руби глаза полезли на лоб.
– Звучит очень… интересно.
Я рассмеялась и пихнула ее локтем в бок.
– Это важно. Для моей семьи и для всех американских фермеров, которые прямо сейчас переживают трудные времена.
– Ну, тогда это и впрямь прекрасно. Удачи тебе.
– А ты тем временем проведешь целый год на Итальянской Ривьере, – сказала я. – Контраст между нашими жизнями довольно сильно бросается в глаза.
– Тебе следует гордиться собой, дорогая. Ты собираешься спасти мир. Я просто не создана для такой высокой цели. – Она похлопала меня по руке. – Я так рада, что ты нашла свое призвание.
– Мое призвание, – пробормотала я, всё еще надеясь, что в голове прозвенит веселый звоночек – знак того, что я на верном пути.
Руби склонила голову набок.
– Ну вот, опять на твоем лице грусть. Ты в последнее время получала весточки от Коннора?
– Прошло уже несколько недель. – Я посмотрела ей в глаза. – Мне кажется, всё кончено, Руби… Думаю…
«Думаю, Уэстон рассказал Коннору о том, что случилось в ночь накануне их отправки на фронт».
Боже, да я же не рассказала Руби о том, что целовалась с Уэстоном – и не просто целовалась. Он разорвал на мне платье, а я успела расстегнуть молнию на его брюках.
Я кашлянула. Слова застревали в горле. Всё случившееся было неправильным, и в то же время казалось правильным. Как же мне это объяснить?