Последний шанс на счастье

Достав из сумочки телефон, она первым делом набрала сообщение своей подруге и соседке по комнате Алекс, написала, что собирается задержаться в Монтеррато «еще на несколько недель». Алекс определенно еще не успела проснуться, так что, по крайней мере, она имеет полное право избежать разговора с ней и шквала вопросов, который, несомненно, вызовет ее сообщение.

Нажав кнопку «Отправить», Лотти не смогла сдержать улыбки при мысли об эмоциональной реакции подруги на сообщение.

Следующий пункт ее плана требовал больших усилий. Надо сообщить Ибрагиму, ее боссу в галерее, что «три-четыре дня отгула», которые она взяла, превратились в три-четыре недели, и вряд ли он спокойно это воспримет. Он и в лучшие-то времена подвержен приступам истерии, а ее заявление и вовсе вызовет у него ярость. И все-таки надо это сделать. Так что Лотти набрала номер, заправила за ухо прядь волос, откашлялась и стала ждать соединения.

В палаццо все еще было тихо и спокойно, когда она наконец вышла на лестницу и вдохнула изысканный аромат свежесрезанных цветов. Спускаясь по ступенькам и чувствуя под рукой гладь перил из красного дерева, Лотти осмотрелась вокруг – нет ли кого-нибудь внизу. Она пересекла холл, открыла тяжелую дверь и сделала глубокий вдох.

Владение Монтеррато расстилалось перед ее взором во всех направлениях сколько хватало глаз. Прямо перед ней тянулись два ряда тополей, отбрасывающих диагональные тени на длинный подъездной путь, вьющийся среди подстриженных газонов. Лотти спустилась по лестнице и направилась по хрустящему гравию к боковой дорожке. Бодрящий холодный воздух освежал щеки. Она вдыхала его, чувствуя, как он очищает ее изнутри.

Засунув руки в карманы пальто, Лотти решительно зашагала в хорошо известном ей направлении – мимо огородов и хозяйственных построек, заброшенных конюшен и бассейна к извилистой тропке, теряющейся в густой роще.

Тропинка постепенно пошла вверх, пока не закончились деревья, и привела Лотти на вершину холма, где возвышалась часовня. Ее темно-коричневые стены контрастировали с жемчужно-голубым небом.

Несколько каменных ступеней, покрытых мхом, вели к храму и могилам, надгробья которых в свете холодного солнца кренились, как пьяные. Здесь, в этом живописном месте, обрели последнее упокоение многие поколения семьи Ривальди.

Лотти торжественно шествовала между ними, направляясь к маленькой могилке, при виде которой у нее сжалось сердце. У надгробия, подперев рукой щеку и раскрыв крылья за спиной, сидел резной ангел, преданно охранявший плиту белоснежного мрамора. Присев на корточки, Лотти попыталась успокоиться, но воспоминания нахлынули на нее с новой силой: она увидела, как в землю опускают крошечный белый гробик, услышала, как первая горсть земли стучит о его крышку. Наклонившись, она коснулась могильного камня, холодными пальцами обведя надпись на надгробии – слова, вырезанные в ее сердце. Кто-то поставил букет свежих цветов в маленькую урну, и она рассеянно поправила их под пристальным взглядом малиновки, усевшейся на голову ангела. Тишина и покой. Драгоценный момент. Лотти прочла про себя краткую молитву, и в этот момент малиновка взлетела, унося ее благословение в небо.

– Лотти?

Вздрогнув, она обернулась. В нескольких ярдах от нее стоял Рафаэль, высокая темная фигура в длинном черном пальто. Поднятый ворот прикрывал его поцарапанный подбородок. Ну просто-таки лихой викторианский злодей.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

Лотти встала и поплотнее запахнула пальто:

– Мне просто надо было… подумать. Побыть с Серафиной.

– Конечно. Нет нужды объяснять. Я пойду… оставлю тебя в покое.

– Нет. – Внезапно Лотти поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Ей нужно, чтобы он постоял вместе с ней у могилы их дочери. Не отдалялся, как обычно. – Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Если ее слова и прозвучали легко, они оба знали, что на самом деле за ними стоит. Рафаэль замялся, насторожился, неуверенность и гордость отразились на его лице, прежде чем он направился к ней меж заросших могил и встал рядом с ангелом, как часовой.

На мгновение воцарилась до боли пронзительная тишина, пока Рафаэль не нарушил ее мягким покашливанием:

– Ты, кажется, замерзла, Лотти. Пойдем обратно в палаццо. Нам надо кое-что обсудить.

– Я в порядке. – В противовес словам плечи ее ходили ходуном от холода.

Уловив вызов в ее голосе, Рафаэль, в свою очередь, продолжил более властно:

– Тогда пойдем в часовню. Внутри будет теплее.

Спорить не было смысла. Лотти последовала за ним к арочному проему входа, и Рафаэль с силой потянул на себя металлическое кольцо двери. Внутри их приветствовал купол небесно-голубого потолка, усыпанный мириадами золотых звезд, и золоченый алтарь, находившийся под присмотром Мадонны с младенцем. Пройдя между рядами древних скамей, Рафаэль зажег свечу у алтаря и присел рядом с Лотти на первом ряду. Минуту они молчали, не желая разрушать чары.

– Итак, – наконец заговорил Рафаэль, понизив голос из уважения к месту, в котором они находились. – Твое решение, принятое прошлой ночью… – он пристально посмотрел ей в глаза, и Лотти заметила, что от холода его шрамы побелели, – все еще в силе?

– Конечно. – Она смело ответила на его взгляд.

– Хорошо. Тогда еще раз спасибо. Уверен, мне не надо тебе говорить, как много это значит для меня.

– Да, Рафаэль. И ты тоже не думай, что тебе теперь нужно бесконечно благодарить меня.

– Как скажешь. – Он с любопытством посмотрел на нее, пытаясь угадать ее настрой. – Наверное, будет лучше, если я перейду к практической стороне дела.

Не то чтобы это было лучше, но выбора у нее все равно нет.

– Доктор Овейзи приедет завтра в 14.30.

– Что? – У нее перехватило дыхание.

– Да, нам повезло. У него есть свободное время.

Ну конечно. Всемирно известные специалисты по ЭКО просто не могут не располагать свободным временем – их пустые ежедневники только и ждут звонка. По крайней мере, в мире Рафаэля это, кажется, происходит именно так.

– Завтра, – медленно повторила она, пытаясь свыкнуться с этой мыслью.

И почему ее это удивляет? Рафаэль из тех мужчин, которые, приняв решение, сразу же начинают действовать. Странно было ожидать, что он станет раскачиваться и предоставит ей месяцок-другой, во время которого она триста раз передумает и нарушит их договоренность.

Вчера, когда она приняла решение, у нее возникло ощущение, что в ее тело кто-то вселился. Какая-то безрассудная и безответственная дамочка, которая вышвырнула здравый смысл на помойку, заткнула ей рот и сказала: «Да, Рафаэль, конечно, я согласна на эту нелепую затею».

Лотти подозревала, что утром будет глубоко сожалеть о своей поспешности. Но бессонная ночь вознаградила ее не только темными кругами под глазами. В эти холодные сумеречные часы она сконцентрировалась на проблеме, увидела все яснее и четче, чем раньше. Она поняла, что Рафаэль прав. Она действительно хочет быть матерью, и, хоть в этом страшно признаться даже себе самой, больше всего на свете она мечтает стать матерью ребенка Рафаэля.

И это ее шанс добиться желаемого – единственный шанс дать жизнь последнему эмбриону. Отказаться сейчас – значит навсегда закрыть дверь в будущее мечты, согласиться на то, что их эмбрион надо уничтожить. А на это она не пойдет никогда. Даже странно, что сейчас она чувствует это с такой силой. Ведь они идут на неимоверный риск. Но что обычно говорят в таких случаях? Что больше всего мы сожалеем о том, что не сделали, чем о том, что сделали. Что ж, в этом ее никто не обвинит – не в этот раз. Никоим образом.