Королевский порок

Во дворе залаяла одна собака, за ней вторая, а потом обе затихли.

– Вы кого-то ждете? – шепотом спросила Кэт, опуская руку в карман, где лежал нож.

– Верно, разносчик приехал, – не поднимая головы, произнес хозяин. Голос у него был скрипучий – наверное, оттого, что Мангот им почти не пользовался. – На чужих собаки по-другому лают. Он сначала зайдет к Израилу, а потом ко мне. Наш разносчик всегда собирает заказы в понедельник вечером. Он еще и торгует – каждый раз предлагает что-нибудь купить.

– А продукты он продает? – спросила Кэт.

Не переставая водить пальцем по странице, Мангот покачал головой.

– Ваш разносчик может доставить письмо в Лондон?

Мангот оторвался от книги. Его глаза были затянуты пленкой, и Кэт только подивилась, как он разбирает буквы.

– Письмо? Вот сама у него и спроси. Кому писать собралась?

– Вашему племяннику.

Мангот фыркнул:

– Он что, ухаживает за тобой?

– Нет.

– Оно и к лучшему.

Кэт взглянула на котелок с супом, под которым тлел огонь. Разогреваться суп будет еще четверть часа, не меньше.

– Я быстро.

Взяв лучину, Кэт поднялась к себе в комнату и написала записку Бреннану.

Пожалуйста, скажите Х., чтобы предупредил л. К., что г. Б. платит черни, чтобы они осаждали К.-х. Их главарь – человек г. Б. по прозвищу Епископ. Этот Епископ злоумышляет еще что-то против К., желая нанести ему болезненный удар. Пусть Х. напишет л. К. письмо и скажет, будто подслушал разговор в таверне.

Подписываться Кэт не стала. Вырвав листок с посланием из записной книжки, девушка сложила его и написала сверху имя Бреннана. Запечатать письмо было нечем. Кэт сомневалась, будет ли от ее предупреждения хоть какой-то толк, даже если оно дойдет до Бреннана: ему придется доказывать Хэксби, что к письму надо отнестись со всей серьезностью, а это уже само по себе непросто, и после этого Хэксби еще должен убедить лорда Кларендона. Наверное, лучше поговорить с господином Милкотом. Кэт замерла в нерешительности: может, развернуть письмо и добавить постскриптум? Но потом девушка нахмурилась. Ситуация с Милкотом так и не разрешилась, а значит, его в это дело впутывать не следует.

Внизу забарабанили в дверь. Кэт сунула письмо в карман и спустилась на кухню. Разносчик показывал Манготу пачку сборников баллад, текстов проповедей и памфлетов – все только что из печати. Когда вошла Кэт, он вскинул голову, продемонстрировав бельмо на глазу, и окинул девушку быстрым оценивающим взглядом, прежде чем вернуться к разговору с фермером.

Пока мужчины беседовали, Кэт вытерла стол и поставила на него деревянные тарелки и кружки. Помешивая суп, она не могла дождаться, когда же он наконец разогреется. Мангот купил памфлет о заговоре папистов, задумавших убить короля отравленным кинжалом прямо во время богослужения в Уайтхолле.

Пока разносчик собирал свой товар, Кэт попросила его отвезти письмо в Лондон. Он согласился, заявив, что доставит письмо на Генриетта-стрит утром. За услугу разносчик потребовал с Кэт два шиллинга, хотя они оба знали, что цена просто грабительская.

– Я хочу, чтобы вы отдали письмо не слуге или первому, кто откроет дверь, а лично адресату, – объясняла Кэт. – Он работает у господина Хэксби, под вывеской с розой, его фамилия Бреннан, у него худое лицо и рыжие волосы. Он племянник господина Мангота.

Разносчик улыбнулся ей беззубым ртом и плюнул в очаг, едва не попав в котелок с супом.

– Тогда с вас еще шиллинг.

Кэт нехотя уплатила полную сумму. Разносчик повернулся, собираясь уходить, и тут дверь черного хода открылась и в кухню ворвался поток холодного воздуха, а вслед за ним порог перешагнула высокая фигура. Израил Хэлмор.

В его правой руке болталась заячья тушка, уже освежеванная и выпотрошенная. Хэлмор бросил ее на стол, на котором она развалилась в жутковатой пародии на негу.

– Для вашего котелка, хозяин.

Глава 15

Покинув Уайтхолл, я отправился домой. Маргарет подала мне ужин. Вооружившись вилкой и ножом, я накинулся на вареную баранину, словно на врага. В одном я был согласен с Чиффинчем: Олдерли убили. Как бы он проник в подвал сам, без чьей-либо помощи? Кто убрал крышку с колодца? Более того – на полу лежала вынутая из ножен шпага погибшего. На клинке не было ни капли воды. Не намокли даже ленты, обвязанные вокруг рукоятки. Зато ножны вымокли так же сильно, как и их владелец, а значит, когда он упал в колодец, они были у него на поясе.

Это наводило на мысль, что Олдерли обнажил свою шпагу раньше, чем он упал или был сброшен в колодец. А зачем еще доставать шпагу, если не для защиты или нападения?

Поев, я зажег побольше свечей и достал из кармана холщовую сумку, которую дал мне Милкот. Я разложил на столе содержимое карманов Олдерли: два ключа, деньги в плоском кошельке с шелковой подкладкой – с такими ходят игроки – и отсыревшую связку бумаг. Однако последние намокли не так сильно, как мне сначала показалось: похоже, от воды их частично защитила плотная шерстяная ткань камзола Олдерли. Я насчитал пять-шесть небольших листов, единожды сложенных и перевязанных лентой. Верхний лист оказался пустым.

Разрезав ленту, я попытался разделить бумаги. Одна из них тут же порвалась. Взяв всю стопку, я спустился на кухню. Маргарет прибиралась после ужина. При моем появлении она бросила на меня настороженный взгляд, ведь до этого я был с ней резок.

– Насколько горяча печь? – спросил я.

– Это не… я не пользовалась ею с сегодняшнего утра. – Она вытерла пот со лба тыльной стороной ладони. – Я сгребла уголья в кучу, чтобы к утру они еще тлели. Хотите, я их опять разбросаю, господин?

Печь была встроена в левую стену очага. Наклонившись, я сунул руку внутрь. Кирпичи, которыми была выложена печь, на ощупь были сухими и чуть теплыми.

– Нет, – ответил я. – Угли не трогай. Эти бумаги намокли. На ночь оставлю их здесь сушиться.

– А что мне делать с ними утром?

– Прежде чем разводить огонь, аккуратно достань их и положи туда, где с ними ничего не случится. – Я обвел взглядом полутемную кухню. – Скажем, в миску на шкафу.

Пожелав Маргарет доброй ночи, я вернулся в гостиную, где провел следующие несколько минут, в сиянии свечей разглядывая серебряный ключ.

Судя по размеру и тонкой работе, его изготовили, чтобы открывать шкатулку или дверцу шкафа. Ничего похожего я в квартире Олдерли не видел, а впрочем, имущества у него много, а я осматривал комнаты не настолько тщательно, чтобы заметить все до мелочей. Я еще раз вгляделся в монограмму, но безуспешно: украшенные завитками буквы переплетались так витиевато, что прочесть их было невозможно. Что это – «С»? Или «П»?

Я лег в постель, но события этого дня не давали мне уснуть. Вдобавок меня тревожили мысли об Оливии, леди Квинси. Лежа на спине в кровати с задернутым пологом, со всех сторон окруженный темнотой, я пытался воскресить в памяти черты этой женщины, но тщетно. Вместо этого передо мной ясно возникло лицо ее африканского пажа, глядевшего на меня так пристально, будто мальчик старался меня запомнить.

На рассвете меня разбудил вопль, донесшийся снизу.

Затем Маргарет принялась кричать, а когда она замолчала, чтобы перевести дух, я услышал низкий голос Сэма. Выругавшись, я встал с постели и вышел на лестницу в одной рубашке.

– Придержите языки, черт бы вас побрал! – гаркнул я.

Тут же стало тихо. Потом с лестницы донесся топот Маргарет – она поднималась по ступенькам. Сэм что-то говорил ей вслед жалобным, виноватым тоном. Когда Маргарет добралась до лестничной площадки, щеки ее пылали еще ярче обычного. С мужем она ссорилась частенько и обычно одерживала верх. В руках Маргарет держала глиняную миску.

– Вот ведь остолоп! – переводя дух, выговорила она. – Дубина!

– В чем же он провинился? – спросил я.

– Простите, господин. Ваши бумаги…

– Что случилось?

Маргарет застыла на последней ступеньке, не решаясь ступить на площадку.