Последний защитник

Пятница, 13 ноября 1665 года

В тусклом солнечном свете осеннего дня преподобный Иеремия Уайт скакал верхом по Линкольнской дороге, направляясь от Питерборо на север. Это был высокий худой мужчина, прямой как жердь, одетый в черное. Поскольку Уайт сумел раздобыть в харчевне лишь маленькую бурую лошаденку, его ноги чуть ли не волочились по земле, что казалось ему довольно унизительным.

Он выехал утром, в начале девятого. Ехать предстояло миль шесть, от силы семь, однако путь занял больше времени, чем он ожидал. После недавних дождей дороги размыло, да и кобыла оказалась ленивой и своевольной. Поэтому Уайт прибыл в Нортборо только в середине дня, когда время обеда давно миновало, о чем ему все с большей настойчивостью напоминал собственный желудок.

Ворота в поместье были открыты. Его преподобие въехал во двор. Из каретного сарая вышел конюший. Одной рукой он приподнял головной убор, а другой взял лошадь под уздцы.

– Она еще жива? – спросил Уайт.

– Да, сэр. – Конюший взглянул на него снизу вверх. – Но пусть Господь проявит милосердие и поскорее заберет ее душу.

Священник спешился. У главного входа в дом поднялась суета. Вышел Клейпол, а за ним двое слуг.

– Слава богу, вы приехали! – воскликнул он. – Госпожа Кромвель весь день только о вас и спрашивает. Этак она доведет себя до очередного приступа. Отчего вы задержались?

– Дороги размыло. Я, видите ли…

– Ладно, теперь это не важно. Входите же поскорее!

Клейпол так торопился, что чуть ли не втащил Уайта в дом. Он провел священника в большой зал слева от коридора с ширмами и усадил его в кресло возле камина, где догорали поленья. Один из слуг взял у гостя плащ. Другой нагнулся и стянул с него дорожные сапоги.

– Вы навестите ее тотчас? – спросил Клейпол.

– Я бы сперва перекусил, – сказал Уайт.

Хозяин дома глянул на ближайшего слугу:

– Тащи хлеб, сыр – все, что есть под рукой, чтобы быстро утолить голод. – Он снова обернулся к Уайту, потирая глаза. – Госпожа Кромвель… она снова мучилась от боли всю ночь, и… боюсь, бедняжка не в своем уме. – У него задрожали губы. – Она говорит… без конца повторяет…

Уайт взял собеседника за руку:

– Что говорит миледи?

– Она постоянно твердит, что стены сочатся кровью. – Клейпол округлил глаза.

– Возможно, у нее лихорадка. Или Господь явил госпоже Кромвель картину будущего мира, хотя, надеюсь, сие не предназначено для нее. Равно как и для вас, и для меня. Но сейчас, друг мой, мы вряд ли можем что-то сделать для несчастной. Разве что успокоить. И конечно, мы должны за нее молиться. Вы знаете, почему миледи хочет меня видеть? Опять завещание?

– Не знаю, сэр. Я спрашивал, но она молчит. Госпожа Кромвель может быть скрытной и подозрительной даже с нами, членами семьи.

Слуга принес холодную баранину и кувшин эля. Уайт начал было есть и выпил немного, но явное нетерпение хозяина умерило его аппетит.

– Еда подождет, – решил он. – Лучше я встречусь с миледи прямо сейчас.

Мужчины пошли наверх. На площадке Клейпол постучался в одну из дверей, и на пороге появилась служанка с серым от усталости лицом.

– Миледи знает, что вы приехали, – шепнула она Уайту. – Она слышала, как вы разговаривали внизу.

– Госпожа Кромвель в состоянии принять посетителя? – понизив голос, осведомился Клейпол.

Служанка кивнула:

– Да, если он не останется у нее надолго. С Божьей помощью это облегчит ей душу.

К удивлению Уайта, постель оказалась пуста, но в камине горел огонь. В комнате пахло травами и болезнью.

– Госпожа в кабинете, – кивнув на дверь в углу комнаты, шепотом пояснила служанка. – Она велела мне перенести ее туда, когда услышала, как вы въехали во двор. Проходите, сэр.

Клейпол собрался было тоже последовать за ними, но женщина остановила его:

– Простите, хозяин. Миледи хочет видеть господина Уайта наедине.

Она широко распахнула перед гостем дверь. Как только он вошел, сзади послышался лязг щеколды.

Кабинет был крошечный – не больше двух-трех квадратных ярдов – и весь заставлен какими-то едва различимыми предметами. Стены комнаты, располагавшейся над крыльцом и выходившей на север, были обшиты деревянными панелями. Сквозь узкие окна из толстого зеленого стекла проникало мало света. Здесь пахло старостью и болезнью. И было очень холодно.

На миг его преподобию показалось, что служанка сыграла с ним шутку и комната пуста. Однако потом, когда глаза его привыкли к полутьме, он заметил шевеление в углу. Старая леди лежала, обложенная подушками и закутанная в одеяла.

– Господин Уайт, да благословит вас Господь за то, что вы снова проделали весь этот путь. Благодарю от всего сердца.

Священник поклонился:

– Моя жена шлет вам привет. Она молится за вас.

– Кэтрин – хорошая девочка.

– Как вы чувствуете себя, миледи?

Госпожа Кромвель вздохнула и заскулила, как собака. Уайт терпеливо ждал: а что еще ему оставалось?

Через минуту, когда боль отступила, она вымолвила:

– До конца месяца я буду в могиле.

– На все воля Божья.

– Последние пять или шесть лет воля Божья проявляет себя довольно странным образом.

– Не нам подвергать Его сомнению. – Священник выдержал паузу, но старуха ничего не сказала. – Полагаю, миледи, речь идет о завещании? Послать за стряпчим снова?

– Нет. Я хотела поговорить совсем о другом. Пожалуйста, велите принести свечу. Становится все темнее и темнее.

Уайт приоткрыл дверь. Клейпола в комнате не было, но служанка уже зажгла свечи и принесла одну.

– Госпожа будет сейчас принимать свое снадобье? – спросила она, протягивая гостю свечу.

Слух у старухи был острый.

– Вот же глупая женщина, – пробурчала она. – Нет, сейчас не буду. Позже. Поди прочь!