– Нет, свет серебристый. Должно быть, луна.
Несколько минут она молчит. Я смотрю наверх, но вижу только темноту.
– Вот теперь его действительно много, – произносит она.
– Снега или света?
– И того, и другого. Погоди. – Веревка слегка колеблется, когда Сисси меняет положение. – Отлично, теперь посмотри вверх и скажи, что ты видишь.
Я вижу очертания ее ног, упирающихся в стену на фоне слабого серебристого свечения, которое просачивается вниз. Через этот маленький проход падают и снежинки. Одна из них приземляется мне на щеку. Я поднимаю руку и чувствую капельку воды. Идут минуты, ко мне падают еще снежинки, медленно кружась, серебристые, как частички луны. С моих плеч словно гора падает. Мир становится больше, медленнее, чище, яснее.
– Слушай, можно кое-что спросить? – спрашивает Сисси. Голос у нее ласковый, как лунный свет.
– Давай.
– Когда на нас напали у реки, один из охотников сказал что-то о девушке…
Я молчу.
– Извини, – говорит она. – Я не хотела лезть не в свое дело.
– Нет, все в порядке. Я просто пытаюсь подобрать слова.
– Мне не надо было, это твое…
– Ее звали Пепельный Июнь. Как и я, она жила в столице, притворившись одной из них, – слова слетают с языка быстро, я слишком долго их сдерживал. – Мы были знакомы много лет, не зная, что так похожи. Узнали только несколько дней назад, когда оказались в Институте. Когда нас раскрыли, она пожертвовала собой, чтобы меня спасти.
– Мне так жаль, Джин. Я не знаю, что сказать.
– Я не хотел ее оставлять. Я пытался за ней вернуться. Но у меня не было выбора. Я ничего не мог сделать. Их было слишком много. Возвращаться было бы самоубийством…
– Это правда, – тихо говорит Сисси. – Ты ничего не мог сделать. Я же тоже была там, Джин, я видела эти толпы, гнавшиеся за нами. Ты сделал единственное, что мог, – убежал.
Джейкоб громко стонет мне в ухо. Я понимаю, что слишком сильно его стиснул, и ослабляю захват.
Спустя несколько очень долгих секунд Сисси мягко произносит:
– Ты ничего не мог сделать, Джин.
– Я знаю.
– Мне правда очень жаль.
После этого мы долго молчим. Веревка поскрипывает и затихает.
– Сисси.
– Да?
– Я хочу тебе кое-что сказать, хорошо?
Пауза.
– О чем? – спрашивает она.
– Об Ученом.
– Продолжай.
– Я кое-что от вас скрыл.
– Кажется, я знаю, что это, – говорит она после небольшой паузы.
– Нет, не думаю. Только не это.
– Он твой отец, правда?
У меня отпадает челюсть и летит до самого дна колодца.
– Откуда ты… что?
– Тссс, остальных разбудишь.
– Он тебе обо мне рассказывал?
– Нет, никогда.
– Тогда откуда ты…
– Я видела, как ты двигаешься. Почти так же, как он. Как ты сидишь на земле, вытянув одну ногу, согнув другую и поставив подбородок на колено. Потом у тебя глаза той же формы и того же цвета. Ты думаешь с таким же выражением лица. Ты даже говоришь так же.
– Остальные что-то заподозрили?
– Ха. Они поняли сразу, как мы тебя увидели.
– Не может быть.
Она усмехается.
– Мы, конечно, жили в изоляции, но это не значит, что мы не видим очевидного. – Она опять двигается, и веревка колышется. – Думаешь… он там, наверху?
– На небе?
– Нет там, в конце тоннеля, куда бы он ни вел.
– Хорошо бы. Для меня нет ничего важнее, чем найти его… – я умолкаю, пораженный собственными словами. Но это правда. С того самого момента, как я увидел свое имя на том камне, я почти ни о чем другом не могу думать. – Я дойду до самого края земли, чтобы найти его, Сисси.
Она молчит, будто ждет, что я продолжу.