Люцивар поднял девочку на ноги и развернул спиной к себе.
– Прежде чем ты уйдешь, я хочу кое-чему тебя научить. Это поможет, если кто-то попытается схватить тебя сзади.
Когда они повторили прием достаточное количество раз и Люцивар убедился, что девочка запомнила его, он поцеловал ее в лоб и сделал шаг назад.
– Уходи отсюда. Охранники в любую минуту могут начать обход. И помни – Королева никогда не нарушает обещания, данного Верховному Князю.
– Я не забуду этого. – Она помолчала. – Люцивар, но ведь когда я вырасту, то буду выглядеть совсем по-другому. Как ты узнаешь меня?
Эйрианец только улыбнулся. Десять или сто лет пройдет – какая разница? Он всегда сможет узнать эти удивительные сапфировые глаза.
– Я узна?ю тебя. Прощай, Кошка. Да хранит тебя Тьма.
Джанелль улыбнулась ему и исчезла.
Люцивар уставился на пустое место, где только что стояла девочка. Было глупо добавлять последнее пожелание. Наверное.
Скрежет ворот привлек его внимание. Эйрианец быстро стер следы волнения Ветров и, скользя в тенях, добрался до хлева. Едва он успел пройти сквозь внешнюю стену и добраться до своей каморки, как стражник распахнул зарешеченное окошко в двери.
Зуультах была достаточно высокомерна, чтобы считать, будто ее сдерживающие заклятия способны помешать рабам использовать Ремесло и проходить сквозь стены камер. Преодолевать заговоренную стену было неприятно, но не невозможно. По крайней мере, для него.
Что ж, пусть эта стерва гадает, кто постарался. Когда стражники обнаружат мертвого раба в лодке, она заподозрит, что именно Люцивар свернул ему шею. Она подозревала его абсолютно во всем, что шло не так при ее дворе, – и не без причины.
Может, он даже окажет сопротивление, когда стражники попытаются распять его между столбами для порки. Яростная драка отвлечет Зуультах, и запахи ярости и гнева скроют едва уловимое присутствие девчонки.
О да, он сможет отвлечь внимание леди Зуультах, да так успешно, что та никогда не поймет, что теперь по Королевству ходит Ведьма.
2. Террилль
Леди Марис повернула голову к большому вертикальному зеркалу:
– Теперь ты можешь идти.
Деймон Сади выскользнул из постели и начал одеваться – медленно, соблазнительно, прекрасно понимая, что она наблюдает за ним в зеркале. Эта женщина всегда смотрела в зеркало, когда он ее обслуживал. Возможно, своеобразный самовуайеризм? Или она таким образом пыталась убедить себя в том, что мужчина, отраженный в зеркале, действительно влюблен и ее оргазм возбуждает его еще сильнее?
Глупая сука.
Марис потянулась и удовлетворенно вздохнула.
– Ты напоминаешь мне дикого кота, с шелковистой шкуркой и перекатывающимися мышцами.
Деймон натянул белую шелковую рубашку. Дикий хищник? Описание довольно-таки верное, надо признать. Если эта идиотка когда-нибудь истощит своим поведением довольно ограниченные лимиты его терпения по отношению к женскому полу, он с радостью покажет свои коготки. В особенности один маленький.
Марис снова вздохнула:
– Ты так красив…
Да, это верно. Его лицо было подарком со стороны таинственного отца, с аристократическими, мужественными чертами. Слово «симпатичный» было слишком мягким. Деймон был высоким и широкоплечим, следил за собой и поддерживал прекрасную форму. Глубокий и вкрадчивый голос с чувственной хрипотцой заставлял женщин смотреть на его обладателя голодными глазами. Яркие светло-янтар-ные глаза и густые черные волосы были типичными для всех трех долгоживущих рас Террилля, но кожа теплого, золотисто-коричневого оттенка была на тон светлее, чем у хейллианских аристократов, и, вероятно, говорила о примеси демланской крови.
Его тело было оружием, а свое оружие Деймон предпочитал держать в прекрасном состоянии.
Он едва уловимым движением плеч надел черную куртку. Даже одежда была оружием – от довольно откровенного белья до прекрасно скроенных точно по фигуре костюмов. Как нектар, приманивавший мотыльков к опасному пламени.
Обмахиваясь рукой, Марис смотрела прямо на него.
– Даже в такую погоду с твоего тела не упало ни капли пота.
Это весьма походило на жалобу.
Деймон насмешливо улыбнулся:
– С чего бы?
Марис села, прикрывшись простыней.
– Ты жестокий, бесчувственный ублюдок.
Деймон поднял прекрасно очерченную бровь:
– Считаешь меня жестоким? Конечно, ты совершенно права. Я настоящий эксперт в этой сфере.
– И гордишься этим, не так ли? – Марис сморгнула слезы. Ее лицо напряглось, и все морщины, свидетельствовавшие о свойственной характеру женщины раздражительности, стали гораздо заметнее. – Все, что мне рассказывали о тебе, – правда. Даже это. – С этими словами она жестом указала на его пах.
– «Это»? – издевательски поинтересовался он, прекрасно понимая, что именно его нынешняя любовница имеет в виду. Она, как и любая другая женщина, могла бы простить мужчине любую жестокость, если бы ей удалось возбудить его и вызвать эрекцию.
– Ты не настоящий мужчина. И никогда им не был.
– Ах вот что. Здесь ты тоже совершенно права. – Деймон плавным движением засунул руки в карманы брюк. – Лично я всегда считал, что эту проблему вызывает Кольцо Повиновения. – Вновь вернулась холодная, издевательская улыбка. – Если, конечно, ты бы рискнула его снять…
Марис так побледнела, что Деймон невольно задумался, не потеряет ли она сознание. Он сомневался в том, что Марис решит проверить эту теорию и действительно снимет кольцо, сжимавшее его мужской орган. Это и к лучшему. Она не проживет и минуты, если он окажется на свободе.
Правда, большинство ведьм, которым ему довелось служить, в любом случае плохо кончили…
Деймон изогнул губы в своей холодной, грубой, жестокой ухмылке и устроился на постели рядом с женщиной.
– Значит, ты считаешь, что я жесток.
Глаза Марис уже разгорелись – мужчина уверенно опутывал ее невидимыми нитями сладострастия.
– Да, – прошептала она, пристально глядя на его губы.
Деймон наклонился вперед. Его изрядно позабавила та готовность, с которой женщина подставила ему губы для поцелуя. Их языки слились в голодном танце, дразня и играя, и, когда Деймон наконец поднял голову, Марис попыталась притянуть его к себе.
– Ты действительно хочешь узнать, почему на моем теле нет ни капли пота? – вкрадчиво спросил он.
Женщина ответила не сразу. Похоть боролась в ней с любопытством.
– Допустим. Так почему?