Жажда страсти

Миссис Драмонд-Барел продолжала кипеть от злости.

– Он сказал, что он непозволительно грубо отозвался о моем платье? – требовательно спросила она. – Он сказал, что свалился бесформенной кучей? Никогда в жизни меня так не оскорбляли!

– А что он сказал? – настаивала Бетс.

– У него хватило наглости… наглости заявить, что мое платье мне не… не идет! – сказала миссис Драмонд-Барел. – Мое голубое платье с бранденбургскими кружевами! О!

– Вы сами слышали, как он это сказал?

Миссис Драмонд-Барел вдруг замолчала, словно о чем-то вспомнила. Она за несколько минут не произнесла ни слова.

– Сейчас, когда вы об этом спросили, я не уверена, что слышала, – проговорила она более спокойно. – Было очень шумно, здесь всегда ужасно шумно, я уже много раз об этом говорила другим нашим патронессам, и его замечание было похоже на шепот. Но он так сказал! Он сказал! Не кто иной, как… кто же это был? Молодой Пертуи? Мне кажется, это был он, и какой джентльмен! Он помог мне сесть. Естественно, мне стало дурно, и он повторил то, что сказал Берлингем. У меня нет основания ему не верить. Зачем ему все придумывать? Он – разумный молодой человек. Но могу вас уверить, что этот пьяный Берлингем действительно свалился, как мешок, и его пришлось унести. Так себя вести! В «Олмеке»! – Она снова разгневалась.

– О мадам, как это должно быть чудовищно! – с сочувствием произнесла Бетс. – Я вам так благодарна за то, что вы рассказали. Как любезно с вашей стороны. А я уверена, вам так неприятно об этом вспоминать.

Миссис Драмонд-Барел немного успокоилась и внимательно посмотрела на Бетс.

– Я вас знаю, не так ли? – спросила она. – Вы…

– Леди Элизабет Фортескью, – напомнила Бетс. – Моя мать, вдова графа Стенбурна, графиня Стенбурн. – Леди Стенбурн улыбнулась.

– Конечно, – миссис Драмонд-Барел повеселела. – Я помню графа, вашего мужа. Какой прекрасный человек. Правда, я была совсем девочкой, когда он умер.

– Да, он был прекрасный человек, – согласилась леди Стенбурн. – Благодарю вас.

Они обменялись еще несколькими любезностями, и Бетс настойчиво увела мать от миссис Драмонд-Барел, хотя леди Стенбурн была готова рассказывать о своем муже столько, сколько миссис Драмонд-Барел была готова слушать.

Бетс торжествовала.

– Ты слышала? – спросила она, ликуя. Ей приходилось сдерживать себя и следить за тем, чтобы ее голос не звучал слишком громко. – Она сама не слышала, как Берлингем произнес эти ужасные слова. Она поверила тому, что ей сказал этот мерзкий Джордж Пертуи! Клянусь, я все время это знала. Берлингем никогда бы не стал ее оскорблять. Это на него не похоже. И ты это знаешь, мама. Он когда-нибудь говорил что-нибудь подобное в твоем присутствии? Нет, конечно!

– Но он был пьян, – возразила леди Стенбурн. – Ты знаешь, что даже джентльмен перестает себя вести по-джентльменски, когда он пьян, – она со значением посмотрела на дочь.

Они обе слишком хорошо знали, как вел себя, когда напивался, младший сын покойного графа Стенбурна. Брат Годфри – Уильям.

Возмущенная Бетс забылась.

– Берлингем не имеет ничего общего с Уильямом! – заявила она и покраснела, когда несколько человек повернули головы в их сторону.

В этом месте не стоило афишировать свое знакомство с Берлингемом. Здесь слишком многие знали о его падении и не испытывали к нему никакого сочувствия.

– Мне нужно поправить прическу, – пробормотала Бетс и подтолкнула мать к дамской уборной. – Как Уильям, в самом деле. Ха!

Успокоившись, Бетс вернулась в зал. Ее живое лицо, светившееся радостью, оттого что она выполнила свою миссию, платье, которое ей необыкновенно шло, привлекли к ней внимание не одного молодого человека. А ей больше всего хотелось отправиться домой и придумать, как бы побыстрей сообщить графу Берлингему хорошие новости. Когда она предложила леди Стенбурн поехать домой, та пришла в ужас.

– Когда на тебя стали обращать внимание?! – воскликнула леди Стенбурн. – Мы ведь здесь именно для этого, вспомни. Посмотри внимательно! Разве не сын маркиза Меркуорта идет к нам? И я вижу, как виконт Прейд смотрит на тебя! Мы остаёмся. – Она, нахмурившись, посмотрела на дочь и отвернулась, чтобы улыбнуться сыну маркиза Меркуорта.

Бетс незаметно вздохнула и постаралась быть любезной с джентльменами, которые приближались к ним, позаимствовав походку у гусей, Бетс была в этом уверена.

Они пробыли в «Олмеке» почти до одиннадцати вечера. Бетс танцевала, ее угощали пирожным и оршадом, и она снова танцевала. Леди Стенбурн радостно наблюдала за ней. Молодой лорд Фидминстер настоял на том, чтобы отвезти их домой в своем экипаже, когда узнал, что у них нет сопровождающего, и задержал руку Бетс в своей, когда помогал ей сесть в экипаж.

– Необыкновенно удачный вечер! – воскликнула леди Стенбурн, когда они оказались дома. Она сняла свой тюрбан и поправила перед зеркалом волосы. – Разве нет? Ты выглядишь усталой, дорогая. Боюсь, ты не привыкла так много танцевать.

– Возможно, – рассеянно ответила Бетс.

Завтра! Завтра она его увидит и скажет ему, что оскорбление, которое он якобы нанес миссис Драмонд-Барел, было выдумано Джорджем Пертуи от начала до конца. Он будет в восторге. Он возьмет ее руки в свои и посмотрит ей в глаза…. ближе… и ближе… и…

Но есть ли у них будущее? Что, если слова мистера Пертуи о том, что граф Берлингем беден, правда?

Она убеждала себя в том, что уже поймала мистера Пертуи на лжи. Можно не сомневаться, что он лгал, когда говорил, что у Берлингема нет ни фартинга за душой.

Убедив себя, Бетс подробно рассказала матери о всех своих кавалерах и отправилась спать. Она заснула почти мгновенно.

Следующий день, четверг, был неприятным, мрачным и сырым. Над городом повис туман, временами моросил дождь. В доме было так темно, что леди Стенбурн приказала зажечь свечи за завтраком. Казалось, что такая атмосфера, действовавшая на всех угнетающе, не смогла испортить приподнятого настроения лишь Бетс. Леди Стенбурн с несчастным выражением лица смотрела на яйца вкрутую, было видно, что она думает о чем-то своем. Молли рядом грохотала тарелками, словно это были ее злейшие враги. Хорошее настроение Бетс казалось неуместным.

– Чему это ты так радуешься? – спросила ее мать, когда очнулась от своих мыслей и заметила веселое лицо Бетс. – Признаюсь, что я ожидала букеты цветов, письма, приглашения после такого успеха в «Олмеке». Я думала, что хотя бы молодой лорд Фидминстер… Ведь он был так любезен, подвез нас домой и… Но никого нет и ничего нет. Ах, может быть, позже… – Она театрально вздохнула.

– Но, мама! Берлингем должен сегодня прийти! Как ты могла забыть? Для меня большое облегчение, что больше никто не появился, иначе мне пришлось бы их оставить, и тебе пришлось бы их развлекать, пока я бы ездила кататься с графом, – Бетс улыбнулась в предвкушении.

– Кататься? Сегодня? В такую погоду? О чем ты думаешь? Ты никуда не поедешь. Сомневаюсь, что граф тебе предложит сегодня кататься, если он появится, в чем я тоже сомневаюсь. В любом случае я не разрешаю тебе выходить, ты простудишься. Посмотри на себя! Да этот тонкий муслин никого не согреет. Что у тебя в голове? – леди Стенбурн продолжала причитать и принялась за яйцо, которое уже остыло.

– Я обязательно надену накидку и шляпу и возьму зонтик, – ответила Бетс. Она отхлебнула чаю. Он был слегка теплый. – Принеси мне, пожалуйста, свежего чаю, Молли, – попросила она мрачную горничную. – Этот уже остыл.

– Он был горячим, когда я его принесла, – пробурчала Молли. – Всегда опаздывают к завтраку… – Она отправилась на кухню с чайником. Бетс слышала, как они с кухаркой громко обменивались мнениями, и вскоре Молли, настроенная воинственно, принесла чайник.

– Вот, – сказала Молли, – стряпуха хочет знать, сколько еще ее горячей воды вам понадобится.

– Ее горячей воды? – Леди Стенбурн была возмущена. – Молли, не могла бы ты узнать у стряпухи, что она имеет в виду. – Она встала и в негодовании отодвинула подставку с холодным яйцом. – Я сама с ней поговорю, я думаю… или, может быть, ты, Бетс? Ты жаловалась, что чай холодный. – Она снова села и принялась за яйцо.

Молли зловеще улыбалась, когда Бетс неохотно отправилась на кухню. Настроение Бетс быстро портилось. Их слуги снова поссорились.

Леди Стенбурн сокрушалась, что нет никаких известий от джентльменов, с которыми танцевала Бетс накануне в «Олмеке». На нее ни один из них не произвел впечатления. А Берлингем? Неужели он надеется, что она поедет с ним на прогулку в такой мерзкий день? В открытой коляске? Но как еще они могут остаться наедине, чтобы она смогла ему рассказать о своей встрече с миссис Драмонд-Барел? Разве они не собирались в «Эстлиз»?

Она была готова уже отражать атаки стряпухи, когда в дверь постучали. Молли, руки которой были заняты тарелками, шла на кухню, когда Бетс появилась в коридоре, собираясь сама открыть дверь. Столкновение оказалось неизбежным. Они с Молли отошли в сторону, одну и ту же сторону, затем одновременно – в другую, но ничего не помогло. Они столкнулись, и Молли уронила тарелку леди Стенбурн, наполовину съеденное яйцо вылетело из подставки и приземлилось на ковер в холле. Молли вскрикнула. Бетс замерла на мгновение, стиснув кулаки. Она смотрела на Молли.

– Убери, – приказала она, – я открою дверь.

– Да, мэм, – кивнула сконфуженная Молли. Она пыталась собрать с ковра остатки яйца, когда Бетс прошла мимо нее, задев ее своим платьем, и открыла дверь.

– Доброе утро! – весело произнес Роб.

Бетс посмотрела через его плечо на коляску. Билли держал вожжи и танцевал какой-то дикий танец. Его тога намокла и прилипла к тощему телу, и под ней, казалось, мало что было.

Роб заметил ее взгляд.

– Он пытается согреться, – объяснил Роб. – Противный день. Можно мне войти?

– Конечно, – сказала она, вспомнив о правилах хорошего тона. – А как же Билли?